В 1534 году Пасха выпала на 5 апреля, Иисус не пришел, конец света не состоялся. В тот день Маттис с дюжиной, быть может, последователей вышел из городских ворот и направился к ландскнехтам князя-епископа; те зарубили новоявленного пророка и его спутников. Гресбек пишет, что солдаты расчленили тело Маттиса на сотню кусков и весело стали перебрасываться друг с другом окровавленными фрагментами, а его голову насадили на пику и позвали горожан вернуть себе проповедника¹¹⁵. Возможно, Маттис пытался своим поступком уговорить Иисуса все-таки прийти – или же, во исполнение стиха из 11-й главы книги Откровение, так воплощал смерть Еноха (свою) и Илии (Хоффмана, все еще пребывавшего в страсбургской тюрьме), подавая Христу сигнал к возвращению.

Годы проповедования в сельской местности, включая посещение Мюнстера прошлым летом, изрядно отточили актерское мастерство Бокельсона. В соседнем Шеппингене он якобы исцелил больную девушку, крестив ее, а к возвращению в Мюнстер в начале 1534 года за его голову уже назначили немалую цену. Вероятно, он готовился именно к этому моменту. До того он вел себя в Мюнстере сравнительно скромно, но после гибели Маттиса явился народу из окна на колокольне храма, облаченный в белое и окруженный горящими свечами. Книппердоллинг стоял справа от него, а слева была Дивер, красивая и загадочная жена Маттиса, которую история запомнила только по первому имени.

Бокельсон шокировал толпу, заявив, что Маттис заслуживал смерти за свое тщеславие и за то, что увел за собой столько горожан. Он указал на Книппердоллинга и поведал людям внизу, что, живя под крышей богача, он видел во сне кровавую гибель Маттиса, а ландскнехт, совершивший сей поступок, сказал Бокельсону, что ему-то бояться нечего: мол, Маттиса будет судить Господь, а он, Бокельсон, должен жениться на овдовевшей Дивер. За доказательством Бокельсон снова обратился к Книппердоллингу, и тот выкрикнул, что ему тоже было видение и что история с ландскнехтом правдива до последнего слова. Толпа воодушевилась при этом известии, многие принялись срывать с себя одежду и пустились в пляс. Вряд ли стоит уточнять, что Бокельсон забрал себе мантию городского главы, ранее принадлежавшую Маттису¹¹⁶.

Еще ему в наследство от Маттиса досталась проблема по имени Ротманн, ибо пришлось объяснять верующим, почему Иисус не пришел снова. Бокельсон предрек, что Христос не вернется до тех пор, пока Новый Иерусалим не будет очищен от всех духовных нечистот.

Он проявил себя не только блестящим демагогом, но и грамотным военачальником. Он укрепил и без того надежную защиту города из двух стен, рвов и ворот с каменными надвратными башнями. Девяти тысячам горожан противостояло приблизительно столько же наемников-ландскнехтов, так что дело нашлось всем: женщины помогали мужчинам на пороховой мельнице, но и плели льняные венки, которые смачивали затем смолой и негашеной известью, готовясь сбрасывать со стен на врага. Ночью люди Бокельсона пробирались во вражеский лагерь, резали глотки спящим и оставляли записки, призывая наемников одуматься и присоединиться к анабаптистам.

Двадцать пятого мая силы Бокельсона легко отбили атаку ландскнехтов князя-епископа, причем многие наемники перешли на сторону горожан (правда, шестерых вскоре пришлось казнить за пьяные бесчинства)¹¹⁷. Победа сильно воодушевила анабаптистов; они решили, что Господь заведомо им помогает, а поражение войск князя-епископа – лишнее тому подтверждение.

В июле Бокельсон объявил все ранее заключенные браки недействительными и велел всем взрослым вступить в повторный брак. К тому времени женщин в городе насчитывалось почти втрое больше, чем мужчин, ситуацию усугубляли оставшиеся в Мюнстере стеречь добро лютеранки и католички, поэтому анабаптисты гласно одобрили многоженство. Сначала более агрессивные мужчины-анабаптисты затеяли свирепую гонку по городу в поисках молодых женщин и девственниц, исходя из того, что, по словам Гресбека, «чем больше у них жен, тем лучше они как христиане». Но вскоре руководство осознало, что избыток тестостерона дестабилизирует город, и наложило ряд ограничений, постановив необходимость добиваться согласия главных жен на пополнение «гаремов», а также разрешив свободный развод с любой стороны. Даже при таких условиях главные жены, по понятным причинам недовольные свежеразросшимся количеством домочадцев, зачастую дурно обращались с новенькими. Ради наведения порядка городское руководство заключило в тюрьму самых непокорных главных жен, а кое-кого и вовсе обезглавили¹¹⁸.

Этот закон о браке вызвал восстание. Более ста двадцати человек захватили в плен Бокельсона и Книппердоллинга (последний исполнял обязанности палача и с удовольствием брался за работу), но вожаков города быстро освободили. Большинство бунтовщиков вымолило себе пощаду, но сорок семь человек Бокельсон приказал расстрелять или обезглавить, а нескольких попросту зарубили. Кроме того, он казнил немало женщин, сопротивлявшихся принудительному браку.

В августе очередное нападение князя-епископа почти завершилось успехом, неприятель дошел до внутренней стены, но в конечном счете штурм удалось отразить. Нападавшие понесли ужасные потери, сверху на них лилось содержимое кипящих котлов, а деревянные столбы и опоры при падении сбивали с лестниц сразу по несколько человек. Смертельные засады встречали тех, кому посчастливилось спастись и кто пытался вернуться в лагерь через пролом во внешней стене. В итоге войско князя-епископа фактически перестало существовать¹¹⁹.

Победа изрядно воодушевила Бокельсона, он вообразил себя новым воплощением царя Давида, то есть единственным на планете законным правителем. Еще он мудро рассудил, что подобное поразительное заявление лучше бы озвучить кому-то другому. Ранее тем летом в Мюнстер пришел из соседнего городка хромой ювелир по имени Ян Дусентшуэр. Этот человек хвастался пророческим даром, поэтому именно ему после провала второго штурма доверили объявить, что Господь лично помазал Бокельсона на королевский трон¹²⁰.

Став монархом, Бокельсон объявил старую конституцию Мюнстера недостойной нового божественного порядка, упразднил городской совет и две должности бургомистра и ввел «королевские обычаи» с придворными. Новый Иерусалим переименовали в «Народ Божий».

После отражения летнего штурма соседние князья усилили блокаду Мюнстера и назначили нового полководца. Как следствие, стало почти невозможно доставлять в город еду и припасы; подданные нового короля рядились в лохмотья и медленно умирали от голода. Это мало беспокоило Бокельсона. Совсем наоборот – происходящее словно взывало к его актерскому мастерству. По словам Гресбека, Бокельсон «пошил себе бархатный камзол, великолепные чулки и дублет из отменного шелка, а также замечательную золотую шапку и бархатную шляпу с короной; носил он меч в золотых ножнах и кинжал в таких же ножнах, а множество золотых цепей украшало его шею и грудь… На одной цепи висел весь мир как его герб, круглый золотой шар в синюю крапинку, точно на гербе»¹²¹.

Стремление к пышности заставило Бокельсона принарядить конников в яркие шелка, «прикрывавшие половину тела, так что одна рука оставалась без рукава, а грудь и подавно была открыта, и, когда они ехали верхом, зрелище представало поразительное; своих домашних слуг он облачил в красные куртки, отделанные серыми и золотыми кольцами, размер которых соответствовал рангу»¹²².

В октябре Дусентшуэр в очередном пророчестве признал власть Бокельсона над всей Землей и объявил, что Господь велит трижды вострубить в небесные трубы, когда начнется путешествие жителей Мюнстера в Землю Обетованную. Прямо перед восходом солнца 31 октября 1534 года хромой ювелир поднялся на колокольню церкви Святого Ламберта и протрубил в пастуший рог. Затем спустился и поковылял по городским улицам, продолжая трубить, а прочие горожане старательно дудели в другие духовые инструменты. Тысячи жителей Мюнстера устремились к соборной площади, мужчины с оружием, женщины с маленькими детьми и самым ценным имуществом. Еще раз пропел рог, и Бокельсон выехал к людям в парадном облачении, верхом на белом жеребце и в окружении двадцати телохранителей, за ним появилась королева Дивер в карете, ее фрейлины и пятнадцать младших жен пророка.