Мы оба были на вечеринке после окончания гоночного сезона, на котором он, между прочим, занял итоговое второе место. Горжусь гениальным засранцем. Чего, конечно же, не скажу открыто.

Младшенький отдернул голову, когда я вцепился в его подбородок, разглядывая смазливую мордаху:

– А губа еще больше распухла! – нет, серьезно, я просто в шоке. – Ничихуахуа себе! Твоя ночка, походу, была погорячее моей! Царапины от коготков есть?

– Егор, отвали! – брат отмахнулся от моей попытки задрать его рубашку и глянуть на его спину. – У тебя яйца подгорают.

Никитос сначала сказал, а потом умолк, покрываясь красными пятнами. Он взглядом указал на плиту и шипящую яичницу, как бы уточняя, о каких яйцах идет речь. Что ж, братан, сам напросился:

– Они в порядке, – улыбка расплылась по моему лицу, когда брат нервно поправил очки и отвел взгляд. – После сегодняшнего тройничка вообще пустые!

Сегодня утром мы всем семейством Ивановых столкнулись на пороге. Я выпроваживал соседку и ее подружку, Никитос стремительно топал домой весь взлохмаченный и помятый, как будто его кто-то пожевал и выплюнул, а дедуля на парковке переводил взгляд с меня на младшенького с высоко поднятыми бровями.

– Так, пацаны, – он пожурил нас обоих, поучительно размахивая указательным пальцем, – отвяжитесь от соседок!

Я бы с радостью отвалил, да вот Сорокина сама подкатила вчера. Льнула ко мне, как побитая собака, обиженная жизнью, или фиг знает, чем… или кем. Скорее всего, ее кто-то продинамил, а я утешил. Грязный прием. Я могу лучше.

Несколько месяцев назад мы уже покувыркались и было неплохо, но я не собирался повторять. Не в моих правилах. Я четко дал ей это понять, но она не унималась. А когда поняла, что я непреклонен, добила меня, познакомив со своей подругой, которая и предложила секс втроем. Я не смог устоять. Никто бы в здравом уме не смог.

Запах бекона вернул меня к реальности. Ловко орудуя лопаткой, я разложил ровные глазуньи по тарелкам, добавив хрустящий бекон, черри, шпинат и немного фасоли. Завтрак по-английски готов.

Подача блюд отвлекла меня от разговора с братом. Впрочем, наши разговоры давно свелись к дружеским подколам и взаимным стебам. И хоть он в этом не признается, ему это нравится не меньше, чем мне.

С торжественной улыбкой я повернулся к столу, застукав брата с улыбкой на лице. Наш роботизированный ботаник Никитушка с отрешенным видом пялился на кружку с кофе и буквально сиял. Бедняга не мог нормально улыбнуться из-за раны на губе (ага, упал он, как же!). Но его глаза это что-то: в них блаженство, которое обычно испытываешь, когда…

– Не хочешь ничего рассказать? Что-то, чего я не знаю, но о-о-очень хочу послушать! – не выдержав, спросил я и поставил перед его носом тарелку с завтраком.

Никита поднял на меня прищуренный взгляд и с кривой ухмылкой ответил:

– Я целый год учился в универе вместо тебя, так что… присаживайся. Это надолго.

Я расхохотался.

Брат натянуто улыбнулся и взял в руки приборы, с блеском в глазах разглядывая все, что на тарелке. Проголодался. Можно подумать, что весь вечер и ночь где-то шлялся и вымотался. Если бы я не знал его слишком хорошо, я бы даже развил тему с его перепихоном. Но несчастный влюбленный романтик-одиночка слишком повернут на соседке-художнице. Думает, мы с дедом не замечаем, как он превращается в дебила, когда девчонка выходит на балкон дома напротив. Я бы дал ему пару уроков пикапа, только он прикидывается, что не понимает, о чем речь.

– Как дела в «Меридиане»? – брат съехал с темы, переводя ее на меня. – Алиев перестал к тебе цепляться?

– Разве зло во плоти может подобреть?

Мой начальник и шеф-повар ресторана – лютый демон, ненавидящий людей. В его глазах мы все – тупицы, и каждый, кто касается продуктов, становится рукожопом. Когда он узнал, что я окончил ту же кулинарную школу, что и он, возомнил себя Люцифером и тычет мне этим фактом, как раскаленным трезубцем. Кухня его святое место, а мы – безбожники.

– Ну, знаешь, я вроде как не удивлен, что твой шеф окажется именно таким, – что это мой братец решил меня подбодрить? Да он точно головешкой ударился! Может, и правда вчера упал…

– Каким? Чокнутым?

– Нет, – он помотал головой и промокнул салфеткой рану на губе, выглядела она и правда паршиво. – Похожим на твоего кумира. Ты «На ножах» уже по десятому кругу пересматриваешь. Мысли, знаешь ли, материализуются.

Я замер, перестав жевать, и отметил явное сходство Алиева с Ивлевым, усмехнувшись:

– Наш прагматик начал верить в силу подсознания?

– Нет, я верю в силу упорной работы, которая рано или поздно дает результат, – деловито изрек он. С возвращением «Сири». – Что, шеф даже не впечатлился твоим новым дипломом из Флоренции?

Никитос, уже уничтожив завтрак, отломил кусок хлеба и собрал им остатки соуса на тарелке – лучшая похвала повару, даже слов не нужно.

– Таких, как Давид Алиевич, не впечатлить ни одним дипломом. Его нужно брать нахрапом, а лучше – показать на практике, чего ты стоишь.

– Так покажи.

Я натянуто улыбнулся. А чем я, по его мнению, занимаюсь вот уже три недели? Властолюбивый черт намерен заставить меня самого уйти, раз уж лично ему запретили увольнять сотрудников. Но хрена лысого я так легко сдамся!

***

Братан укатил в универ, а я решил пробежаться. Проходя мимо его комнаты, услышал звук входящего видеовызова на его компе. Мне не нужно было видеть аватарку наших предков, чтобы понять, что это они. Ну, а кто же еще?

Чертовы газлайтеры, названивали младшенькому каждый день. Уверен, выспрашивали обо всем: что делал, что кушал, сколько раз передернул… Долбанные контрол-фрики превратили беднягу в робота. Когда поняли, что с меня каши не сваришь и я не поддаюсь дрессировке, забили на меня большой и толстый болт. А вот своего Никиточку уже задушили гиперопекой. Я бы рад был собственноручно перерезать пуповину, обмотанную вокруг шеи братца, и даже зашел в комнату, чтобы принять звонок и сказать пару ласковых. Но, во-первых, я не хотел видеть лица матери и отца. Полтора года не видел и дальше не желаю. А во-вторых, никакое мое слово на них не подействует. Все, что хотел сказать, я уже сказал. А в-третьих, никакой триангуляции. Пока брат сам не поймет, что с ним делают предки, толку не будет.

Взвинченный мыслями о родителях, я пошел переодеваться. Новенький костюм для пробежки слегка улучшил настроение. Я надел любимые кроссовки и вышел из дома.

Наша улица радовала глаза перфекциониста. Одинаковые таунхаусы с идеально выстриженными газонами и соснами, утыканными ровно через каждые три метра. Серьезно, я проверял. Тот, кто проектировал этот массив, явно страдает ОКР.

На балконе дома напротив сидела мелкая художница, обнимая своего кота-переростка. Она уткнулась в животное носом и, походу, плакала. Сердце екнуло от этого вида, я помотал головой, стряхивая с себя непрошенные чувства. Краш моего братишки – несчастная девчонка, ставшая недавно сиротой. Помочь такой сложно, но Никитос никогда не пасовал перед трудностями.

Когда моя смена начиналась после обеда, по утрам я занимался бегом. Излюбленный маршрут проходил мимо оврага и частного сектора, затем вдоль речной набережной. Я пересекал мост, забегал в парк на левом берегу и останавливался на пирсе возле «Меридиана». Возвращаясь обратно на правый берег на лодке, дома принимал душ и, заряженный пробежкой, шел на работу.

Мне нравилось бегать вдоль реки. С детства люблю воду. В Питере, когда мы там жили, я все свободное время проводил на набережных. Черт их дернул увезти нас с Никитосом в Эмираты. Дубай, конечно, прекрасен, но по улицам не побегаешь, особенно летом. Жара такая, что убиться хочется. Хорошо, что я оттуда свалил.

Я пробежал через сосновый сквер и свернул на мост. Широкий, на четыре полосы в одну сторону, с двумя дорожками: для пешеходов и велосипедистов. Мой любимый отрезок маршрута. Под ногами мост, под ним река. Если смотреть в стороны и дальше, поверх крыш домов, кажется, что паришь над водой. Только ты, река, пульс в аэробной зоне и музыка в ушах – чистый кайф!