***

“Если моя истинная умрет, то я тоже умру, – думал Ирвин утром, входя вместе с Арьяной в один из залов министерства недр. – Лотар и Сандарин это точно выяснили”.

Он не мог не думать о смерти. Какой бы сильной ни была магия Арьяны, она все равно чужестранка. Возможно, ледарин не охватит ее огнем, просто обожжет, но…

Ирвина окутывало знобящим ощущением прощания. Вот за ними закрывают двери, вот Мегирен выносит стеклянный ларец с необработанным ледарином, вот Шу расставляет артефакты, которые должны верно направить магические поля – голову окутывало морозным туманом, тело становилось вялым, и каждый шаг давался с трудом.

Он знал, что можно сделать. Взять Арьяну за руку, вывести отсюда и уехать домой. Спокойно жить вместе, заниматься общими делами, воспитывать детей – вот только Ирвин успел понять, что Арьяна никогда не будет жить взаперти, особенно зная, что рядом с ней недуг, который она однажды могла бы вылечить, но у нее отняли такую возможность.

Это противоречило ее природе. И постепенно в ней зародилась бы ненависть – сначала крошечная и слабая, постепенно она бы разрослась и окрепла.

И это не привело бы ни к чему хорошему.

“Если моя истинная умрет, я тоже умру”, – повторил Ирвин, и почему-то эта мысль помогла ему успокоиться.

– Ваше высочество, вы не передумали? – спросил Шу. Арьяна одарила его ослепительной улыбкой, и Ирвин подумал, что она готова на все, чтобы исцелить его от болезни. Просто потому, что любая болезнь оскверняет ее мир.

– Ни в коем случае, – ответила Арьяна. – Раз уж во мне столько магии, грешно ее не использовать ради хорошего дела.

Шу понимающе качнул головой. Обернувшись к Ирвину, Арьяна ободряюще улыбнулась ему, и он вновь подумал, что видит ее в последний раз. Эти яркие глаза с энергичным блеском, эту улыбку, эти светлые волосы, заплетенные в совершенно простонародную косу – весь ее облик казался бабочкой, которая опустилась на ладонь.

Еще мгновение – и она улетит туда, откуда еще никто не вернулся.

Этого не изменить и не остановить.

– Тогда вот что мы будем делать, – продолжал Шу. – Сейчас я запускаю все артефакты, которые выровняют и направят потоки вашей магии так, чтобы они соединились с общим полем ледарина. Потом заработает вот эта часть, – он кивнул на серебряные шары, украшенные угрожающего вида шипами, – и начнет трансформацию. По моей команде вам надо будет подойти к ларцу и взять ледарин в руки. Но только по моей команде, не раньше!

– Понятно, – сдержанно кивнула Арьяна и, посмотрев на Ирвина, непринужденно сказала: – Ну вот, видишь, все просто. Скоро поедем домой.

– Я готов всю жизнь быть волком, лишь бы с тобой ничего не случилось, – ответил Ирвин. Арьяна нахмурилась.

– Я не готова. Это неправильно.

Шу провел ладонью над серебром, активируя артефакты, и зал наполнил низкий гул. Мегирен поморщился, как от зубной боли, и Ирвин увидел, как кусок ледарина в ларце откликнулся – по нему пробежали мелкие синеватые искры.

Арьяна шагнула к ларцу и замерла, закрыв глаза. Ирвин чувствовал, что в этот миг все в ней пришло в движение: сила, которая наполняла ее, потекла огненными реками, двинулась к кончикам пальцев, приказывая протянуть руку и прикоснуться к металлу за стеклом.

У Ирвина заныли все зубы. За окном было солнечное утро, но он готов был поклясться, что в зале стала сгущаться тьма. Прямо над головой сверкнула молния и послышалось ленивое ворчание грома.

– Отлично! – довольно воскликнул Шу, и Ирвин мысленно назвал его гребаным экспериментатором: тот выглядел так, словно получил самый лучший подарок на именины. Конечно, людям науки лишь бы организовать очередной опыт, последствия их не волнуют. – Вы сейчас синхронизированы с ледарином. Запускаю установку: три. Два. Один.

Гул в зале сделался громче, словно все они попали в самую сердцевину громадного работающего механизма. Шу провел ладонью по лбу, стирая пот, и громко приказал:

– Берите ледарин, ваше высочество!

Ирвин готов был поклясться, что над головой Арьяны закружились сиреневые туманные вихри. Мегирен поднял крышку, и Арьяна, словно завороженная, протянула руку и дотронулась до ледарина – осторожно, самыми кончиками пальцев.

Ничего не произошло. Она не закричала от нахлынувшей боли, ее рука не вспыхнула, за доли секунды обращаясь в пепел – а ведь и такое бывало. Туманные потоки над Арьяной дрогнули и потекли к металлу – тот вышвырнул синие искры навстречу, и Ирвин внезапно ощутил, что ледарин сейчас испытывает радость.

Наверно, что-то подобное было тогда, когда волки-оборотни подняли из шахт на поверхность первые серебристые глыбы незнакомого металла и поняли, что изменяются. Что мучительная волчья суть уходит навсегда. Ледарин был создан для того, чтобы творить. Менять мир к лучшему.

И он менял.

Арьяна вдруг рассмеялась и взяла ледарин в руки – с бережным трепетом, словно это был не кусок металла, а новорожденное дитя. Мегирен, кажется, даже дышать перестал. Постепенно сияние утихало – ледарин в ладонях Арьяны впитывал в себя и свет, и тьму.

Когда Ирвин понял, что в зале снова стало светло, Арьяна вдруг сдавленно вскрикнула и без чувств осела на пол.

***

– Это конец. Все получается именно так, как планировал Якоб. Принцесса умирает, он вводит войска, чтобы отомстить за смерть дочери, Хармиран теряет независимость.

“Да, это конец”, – согласился Ирвин. Он даже не понял, кто именно говорил сейчас где-то далеко-далеко, почти в другом мире. Возможно, его брат. Или канцлер Лотар, который хотел посадить на трон Хармирана их с Киганом сестру.

Это и правда был конец.

Арьяна выдержала прикосновение ледарина, но потом что-то пошло не так, и рассинхронизация магических полей остановила ее сердце. Шу сказал, что все подробно выяснит после вскрытия, но Песня зазвучала у Ирвина в ушах с сокрушающей яростью, на какой-то миг мир поплыл в сторону, обретая новые краски и звуки, как всегда бывало при обращении, и Шу счел за лучшее убраться побыстрее и подальше.

Все это уже не имело значения. Истинной не стало.

– Врачи часто испытывают лекарства на себе. Вот и она поступила так же.

Ирвин неожиданно обнаружил, что сидит в траурном зале княжеского дворца. Слуги бесшумно опускали темные шторы, в воздухе плыл ленивый запах благовоний, и на постаменте уже устанавливали гроб. Бейлин сидела рядом и держала Ирвина за руку так, словно он мог сделать что-то опасное для себя или других, и ей нужно было остановить его любой ценой.

– Хорошо, что ты здесь, – произнес он. – Я рад.

– Конечно, я здесь, – откликнулась сестра. – Мне очень, очень жаль. Она была… хорошая. Настоящая.

Она была. Как странно и дико это звучало. Нет, все это не могло быть правдой – но Песня Волчьей луны поднималась в ушах с прежней силой и властью, и у Ирвина больше не было истинной, чтобы удержать безумие.

Он утратил истинную пару.

Он лишился рассудка.

Скоро на Хармиран нахлынет волна захватчиков из Варанданского королевства.

Все было неправильно, все было напрасно.

– Я хочу обратиться, – негромко признался Ирвин, и Бейлин осторожно погладила его по голове: прикосновение вышло легким, почти материнским. – Хочу обратиться, напасть на кого-нибудь, и пусть меня тогда пристрелят.

Если один в истинной паре умирает, то умрет и второй – эксперимент Лотара и Сандарин это наглядно показал. Но Ирвин сейчас чувствовал, что это для него еще не конец – и от этого становилось досадно и горько.

– Не надо, – прошептала Бейлин: обняла его, поцеловала куда-то в висок, и Ирвин понял, что она плачет. – Не надо так, давай еще поживем немного. Вдруг все еще изменится?

Ирвин усмехнулся. Что тут может измениться? Но Бейлин просто хотела поддержать его, пусть и неуклюже – и от этой поддержки становилось легче. Рядом был кто-то, кто искренне разделял его боль.

Потом он, кажется, задремал – траурный зал вдруг соскользнул куда-то в сторону, и Ирвин увидел степь: свежую, наполненную всеми оттенками воздушной зелени. Далеко-далеко синел размытый горный хребет, и воздух был таким сладким, что его хотелось пить, словно дорогое вино. В степи был день, но Ирвин, шагая среди высоких трав, чувствовал над головой луну.