***

Разобравшись с делами – дел был огромный ворох, но ей все же удалось разгрести некоторую его часть – Арьяна вышла из госпиталя и застыла на ступеньках: усталость словно взяла ее за руку и не позволила сделать шаг. Подошла Бейлин с бумажным стаканом, от которого шел такой крепкий аромат кофе, что волосы начинали шевелиться на затылке; Арьяна приняла стакан и улыбнулась. Вряд ли, конечно, стоило пить кофе прямо сейчас – в госпитале у нее разболелась голова, а в желудке крутился комок тошноты – но устоять она не могла.

– Вот это как раз то, что нужно. Спасибо.

Бейлин улыбнулась в ответ и Арьяна, сделав глоток, подумала: “Она все-таки очень милая девушка”.

– На здоровье, – ответила телохранительница. – Куда теперь?

Арьяна пожала плечами. Она пропустила обед, день склонился к вечеру, и за оградой госпиталя шли офисные клерки в клетчатых костюмчиках – у них закончился рабочий день.

– Куда уехал Ирвин? – спросила Арьяна. Бейлин только плечами пожала.

– Я его не видела. Все это время сидела там, у вашего кабинета, с бумагами.

Бейлин тоже оказалась при деле: Арьяна поручила ей переоформить стопку врачебных карт пациентов с полуострова – переписать шапку с названием госпиталя и вклеить листки с назначениями. Телохранительница выглядела невероятно довольной: ей не нравилось сидеть просто так, без занятия.

– Он, наверно, уехал по делам госпиталя, – предположила Бейлин. – Я видела, как он разговаривал с одной из заведующих. Что будем делать, поедем домой?

– Да, пожалуй, – ответила Арьяна, и в это время над ее правым ухом раздалось звонкое жужжание – прилетел золотой шмель мгновенника. Арьяна протянула ему ладонь, шмель опустился, энергично встрепенулся и с тихим шелестом развернулся листком бумаги.

Почерк был Арьяне незнаком, но она сразу поняла, кто отправил послание.

“Дорогая Арьяна!

Я искренне счастлив, что теперь мы можем общаться. Ты теперь подданная другого государства, король Якоб больше не может отдавать тебе приказы”.

Листок дрогнул в руках. Арьяна сотню, тысячу раз представляла, как напишет письмо своему настоящему отцу и получит от него ответ – и все равно не была к этому готова. Мрамор ступеней качнулся под ногами, словно она вдруг очутилась на палубе корабля и соленый морской ветер ударил ее в лицо предчувствием путешествий, приключений и новых открытий.

– Ваше высочество, – встревоженно окликнула Бейлин. – Все хорошо?

Кажется, прошла тысяча лет, прежде, чем Арьяна смогла ответить.

– Да. Да, все в порядке. Это письмо от моего отца, король запрещал нам переписываться, но теперь можно, – торопливо ответила она.

“Я всегда любил и буду любить твою мать. Ее выдали замуж так, как выдают всех принцесс – по родительской воле, словно куклу. От одного хозяина к другому. Но сердцу нельзя приказать, оно само делает выбор, и иногда этот выбор навсегда. Я всегда искал способ увидеть вас обеих хоть издалека. Надеюсь, однажды мы все встретимся.

Эскадра сейчас в море Чевелли у архипелага Навеани. Если тебе и твоему мужу потребуется хоть какая-то помощь, то отправь мгновенник, я смогу прибыть через сутки.

Отправил тебе обычной почтой небольшую посылку. Скоро приедет”.

Арьяна сложила мгновенник и, только убрав его в одно из отделений сумки, поняла, что плачет. Бейлин протянула ей носовой платок, поддержала под руку; Арьяна промокнула слезы, и телохранительница сказала:

– Если хотите поговорить про это, то я очень хорошо умею слушать.

Они неторопливо побрели в сторону стоянки мобилей. Арьяна улыбнулась.

– Хочу, но я не знаю, как обо всем этом говорить. Это пока… очень трудно. Я написала своему настоящему отцу, и он ответил. Он любит меня и мою мать. Пишет, что прибудет через сутки, если понадобится.

– Это же хорошо! – ободряюще произнесла Бейлин. – Помощь серьезного человека всегда пригодится. А вот король Якоб… как он к вам относился? Любил или шпынял?

Арьяна неопределенно пожала плечами. У короля были королевские заботы. Принцессы приходили к нему утром, чтобы пожелать хорошего дня, и вечером, чтобы пожелать доброй ночи. Обмен поклонами, ничего не значащие вопросы о самочувствии и настроении – вот, в общем-то, и все их общение. Король Якоб относился одинаково ровно и к Арьяне, и к Кейди, он не выделял одну из своих дочерей и не унижал другую, но тепла и участия от него не видели ни старшая сестра, ни младшая.

– Он не показывал своей любви, – ответила Арьяна. – Но и обиды я от него не видела. Так что…

Она не договорила. От ворот госпиталя к ним побежал долговязый парень в синем мундире, и Бейлин напряглась всем телом, как только увидела его, словно это был ее враг. Напряжение передалось Арьяне – она вдруг ощутила дуновение ледяного ветра в спину: пронизывающий, жестокий, такой непонятный в самый разгар лета, он выстудил ее внутренности и почти парализовал.

Что-то случилось. Что-то очень плохое.

– Ваше высочество… – выдохнул парень в форме, подбежав к ним. Остановился, выравнивая дыхание – его бледное осунувшееся лицо было по-детски изумленным, словно он никак не мог поверить в то, что произошло. – Меня послал канцлер. Вам надо срочно прибыть во дворец.

Наверно, он вот так бежал сюда от самого дворца – парень сделал еще несколько вдохов и выдохов, и по его щеке вдруг пробежала слеза.

– Князь, – проговорил он. – Князь Киган ранен. Пожалуйста, ваше высочество, скорее.

***

“Где я”.

Мысль была липкой и вялой – кажется, Ирвин чувствовал, как она движется в мозгу отвратительной сонной гусеницей. Он смог открыть глаза – увидел высокий потолок, на фреске совет богинь выбирал прекраснейшую.

Тело было чужим – таким, как после возвращения из волчьего облика в человеческий. Но ведь он не оборачивался – он нашел свою истинную, он больше никогда не будет волком.

Он дернул головой, пытаясь стряхнуть мерзкое оцепенение. Затылок утонул в мягкой подушке, от этого ощущения ожило тело: Ирвин понял, что лежит в постели, что кто-то снял с него одежду, и морок сделался отчетливым и ярким. Не было никакой истинной, не было избавления от монстра – он снова обратился, где-то провел ночь, и вот его принесли и уложили в кровать, и сейчас придет слуга с лекарствами…

Нет. После обращения Ирвина никогда не привязывали за руки к столбикам кровати.

На какой-то миг ему сделалось страшно – Ирвин пытался вспомнить, что произошло, и не мог. Память подсовывала ему лицо Арьяны возле озера, заведующую в госпитале, которая протягивала список врачей с полуострова, а потом в ней расплывалась черная дыра с лохматыми краями.

– Ирв? Ты очнулся?

Он повернул голову на голос. Мейв вошла в высокие белые двери, и сейчас на ней не было ничего, кроме полупрозрачного халата, который скорее показывал ее тело, чем скрывал – такие носили девушки в Зеленой слободе, и Ирвин подумал, что все это сон или бред. Светская барышня никогда не наденет такую тряпку – это просто немыслимо.

– Мейв? – хрипло выдохнул он. – Что случилось?

Девушка улыбнулась – одновременно невинно и очень порочно. Прошла к кровати, поднялась на нее, провела ладонью по обнаженной груди Ирвина – таким жестом, словно имела на это полное право, словно никогда не шарахалась от него в ужасе, словно…

Безумие. В голове застучали десятки молоточков, их звон складывался в слова: нет, нет, нет, у меня есть моя истинная. Я предпочту умереть, чем предать ее.

– Случилось то, что мы наконец-то сможем сделать то, что всегда хотели, – голос Мейв звучал в его голове призрачным шелестом дождя над заброшенным домом. – Ты же всегда хотел меня, Ирв, правда?

– Нет, – прошептал Ирвин. В горле сгустился ком, не давая говорить, но он все же смог выплюнуть самые важные слова: – У меня есть истинная.

Мейв рассмеялась – звонким невесомым смехом молодой девушки, у которой все и всегда так, как она хочет. На какой-то миг тяжелая подавляющая волна накрыла Ирвина, приказывая подчиниться чужой воле. Нет у него никакой истинной, нет и никогда не было. Он чудовище, он урод, недостойный такого чуда.