– Ты снова это сделал!

Глеб бросает на меня дикий взгляд, а затем просто разворачивается и быстрым шагом уходит. Через несколько секунд слышу, как на первом этаже хлопает дверь и в доме наступает полнейшая тишина… Сажусь в постели и растираю руками лицо, провожу ладонями вверх по волосам, зачёсываю их в хвост и сцепляю руки замком на затылке. Так и сижу какое-то время…

Завтра я обязательно об этом пожалею, но это будет завтра. Если и делать ошибки, то, очевидно – сегодня. Одной больше, одной меньше – уже не так неважно. Я не доверяю Глебу, но хочу его использовать. Два дня этот план не даёт мне покоя. Возможно, моя нервная система дала сбой, и я тихо схожу с ума. Потому что если не получу хоть капельку свободы, то окончательно сломаюсь. Этим и оправдываю всё то, что собираюсь сделать. Беру с прикроватной тумбы телефон, достаю из шкафа толстовку и надеваю. Иду вслед за Мироновым. Кажется, так он назвал свою фамилию… Смешно конечно, он столько работает у нас, но я совершенно ничего не знала о нём и даже не интересовалась.

Около дома охраны ненадолго останавливаюсь. Руки предательски дрожат, но я перевожу телефон в беззвучный режим, заранее включаю камеру и сую руку с ним в карман. Только бы камера случайно не отключилась. Только бы всё сработало, или Глеб может обернуть всё против меня в очередном отчёте Белову. Ну что, погнали! Тяну за ручку и открываю дверь. Глеб сидит в кресле с широко расставленными ногами, смотрит в пол, одна рука упёрта в колено, второй держит телефон и с кем-то разговаривает. Но как только я захожу, он бросает:

– Арт, сделай всё красиво, как ты умеешь, – устало улыбается, а я вдруг отмечаю, что ему идёт улыбка. – Всё, не могу говорить больше, – делает паузу и встаёт с кресла. – Да… Да, перезалей весь этот фрагмент. Ты смотри там, футаж*, как для телешоу не вставь! – смеётся. – Давай, братан, доверяю тебе. До связи, – кивает, будто собеседник его видит и отключает звонок.

– Привет… – говорю на выдохе, а внутри будто железный стержень стоит.

– Доброй но-очи… – тянет он в недоумении.

Делаю шаг. Ещё шаг, и ещё. Оказываюсь примерно в метре от Глеба. Смотрю в его глаза, но не могу удержать зрительный контакт, взгляд опускается на губы, я непроизвольно закусываю свою и чувствую, как лицо начинает гореть от смущения.

– Я хочу знать… Скажи мне? – выговариваю с дрожью в голосе, а затем перехожу на шелест. – Зачем ты это сделал?

Глеб делает шаг назад, закидывает руку вверх и треплет волосы. Оба молчим. Делаю очередной шаг к нему. Наблюдаю за тем, как он достаёт из кармана джинсов зажигалку, чиркает ею и смотрит на огонёк. Молчим. Снова чиркает зажигалкой. Делаю ещё шаг вперёд, теперь Глеб исподлобья впивается в меня острым взглядом и, ухмыляясь одним уголком губ, говорит:

– Я хотел извиниться, но что-то пошло не так, – разводит руки и делает паузу. – Прости-те, если напугал. Получилось не очень красиво, да? И тупо.

– Угу, не очень… – практически мычу в ответ. Каждое слово даётся с трудом.

А дальше всё происходит с такой скоростью и неожиданностью для Глеба, что он не успевает хоть как-то среагировать. Я стремительно делаю последний шаг и оказываюсь к нему максимально близко, быстро тянусь на носочках, одной рукой обхватываю за шею, зажмуриваюсь – и целую. Точнее сказать, просто прижимаюсь к его губам. Замираю в ожидании того, что он меня оттолкнёт, отшвырнёт, как болонку, но этого не происходит… Приоткрываю глаза, но не разрываю контакт, он смотрит на меня. А затем сводит брови к переносице, будто испытывает сильную боль, издаёт какой-то надсадный гортанный рык и неожиданно для меня, раскрывает свои губы. Я податливо отвечаю на это действие, после чего его язык проникает в мой рот. Вспышка! Разлетаюсь на бесчисленное количество атомов! Меня с ног до головы обдаёт волной ранее неизведанных чувств. Он меня опьянил! Заполнил своим уникальным, ни с чем не сравнимым в этом мире вкусом. Что это? Как поцелуй может вызывать настолько сильные эмоции? Кажется, что я сгораю и заново рождаюсь, и так бесконечное количество раз. Одна рука Глеба роняет зажигалку и обхватывает меня за голову, а вторая обвивает талию, и он с силой прижимает меня к своему телу. Мы целуемся! Жёстко. С первобытным голодом, словно два волка сражаются за кусок плоти. Божечки! Что я творю? Что он творит? Что мы творим? Внизу живота тяжелеет, болезненно и вместе с тем, приятно тянет. Грудь каменеет, по ней растекается саднящее тепло. Хочу тоже его обнять, хочу прижаться ещё ближе, ещё сильнее. Хочу буквально слиться в единое целое с этим мужчиной. Достаю руку из кармана в попытках обнять Глеба и только в это время вспоминаю про телефон. Чёрт, нужно решаться! Сейчас!

Заношу руку с телефоном вправо, касаюсь на экране заветной кнопки и нас ослепляет яркой вспышкой фотокамеры.

__________

*Футаж – короткий видеоматериал, созданный специально для видеомонтажа.

Глава 8

Яна

– Не понял блять, – резко бросает Глеб. – Ты зачем это сделала? – кивком указывает на мою руку.

Быстро блокирую телефон и собираюсь спрятать его обратно в карман, но Глеб перехватывает моё запястье и рычит:

– Ты. Чё. Мать твою. Сделала? Дура! – делает короткую паузу перед каждый словом.

И мне так некстати, приходят слова из популярной у молодёжи песни про дуру, которую тут же начинаю напевать.

– Точно дура! – фыркает он.

– Может, ты успокоишься и нормально поговорим? – выдавливаю из себя, когда кривляться уже надоело.

– Я тебе сейчас руку сломаю! Быстро включила свой телефон и удалила эту хероту, – напором берёт.

– Давай ломай! А может, сразу две? М? И заодно язык вырви, чтобы я не смогла Лёше ничего рассказать, – на одном дыхании выливаю эту тираду.

Глеб сильнее сжимает мне руку, и незажившие после Белова синяки удваивают от этого боль. Ну что за изверг? Он мне так новых добавит. Складываюсь пополам, издаю глухой стон и пытаюсь выкрутить руку из его крепкой хватки.

– Отпусти! Мне больно, придурок! – не в силах больше терпеть, рявкаю, и на последнем слове мой голос начинает дрожать.

Он ослабляет хватку и только тогда замечает синие гематомы. Физиономия становится ошалелой. Резко разжимает свою руку и задирает мне рукав.

– Это… – округлив глаза, произносит Глеб.

– Не беспокойся, это уже было. Ничего особенного, – растирая запястье, успокаиваю его. – Но было больно, знаешь ли.

Миронов снова хватает меня за руку и задирает рукав ещё выше, а затем делает то же самое со второй рукой. Пытаюсь вырваться, но он только сильнее раздражается, дёргает замок толстовки и стаскивает её с меня.

– Да прекрати ты уже! Я же сказала, всё в порядке! – перехожу на злобный крик.

– Это он? Белов? – каменным голосом толкает Глеб. Разворачивает меня спиной к себе и задирает край пижамы, чтобы осмотреть тело.

– А это не твоё дело! – отскакиваю от него, прожигаю взглядом и заливаюсь краской. Шарить у меня под одеждой – конкретный перебор.

Глеб стискивает зубы и дышит глубоко носом, отчего его ноздри на каждом выдохе расширяются. Отворачивается от меня и с безысходностью в голосе тянет:

– А-а-а, да что, сука, за день сегодня такой?

Абсолютно согласна с ним, между прочим. Это самый настоящий сюр. Замечаю, что за окном светает. Устало вздыхаю и плетусь в сторону кресла. Плюхаюсь в него и прикрываю глаза. Глеб, чертыхнувшись, выходит из домика. Слышу, как щёлкает зажигалкой: перекурить решил…

Скоро вернётся Алексей, а у нас тут турецкий сериал развернулся.

Пора заканчивать эту драму.

Через несколько минут возвращается Миронов. Вместе с ним в помещение проникает запах утренней свежести и росы, никотина и парфюма. Проходит и встаёт напротив меня, руки в карманах. Видно, что обдумывает дальнейшие слова.

– Яна Викторовна, удалите эту фотографию, – говорит привычным спокойным голосом. – Мне не нужны неприятности. Произошло недоразумение. Давайте вести себя, как взрослые люди, – заканчивает свою пламенную речь, которую, очевидно, придумал, пока “травился” никотином.