– Конечно, нет, – она усмехнулась.

– Правда?

Она на мгновение уставилась на него. Он всегда умел читать её мысли, даже когда она изо всех сил пыталась их скрыть.

– Я же стала мягче, – напомнила ему Эйла. – Но почему-то именно мне пришла в голову идея включить сигнал тревоги Крайер. И я сделала выбор в пользу мести ради Революции.

– Но ты всё равно не смогла её убить.

Она отшатнулась. Они уставились друг на друга, тишина библиотеки была оглушительной, как затишье перед бурей.

– Я думаю о будущем, Эйла, – сказал Бенджи. – Мы на грани войны – хоть людей против автомов, хоть королевы против Кинока и Эзода, или всех их вместе, это всё равно будет война. Я хочу защитить наш Вид, наш народ. Хочу, чтобы мы восстали и победили. Если мне придётся ради этого какое-то время сотрудничать с королевой пиявок, так тому и быть. Я сделаю всё ради Революции. Похоже, ты рассуждаешь несколько иными категориями.

– Ты действительно считаешь, что её намерения чисты? – спросила Эйла. – Понятно, что сначала ей нужна голова Кинока на блюде, но что будет потом? Она возьмёт штурмом дворец Эзода? Объединит Варн и Рабу под своей рукой? Ты знаешь, что о ней шепчутся? Она безжалостна и убивает просто ради развлечения. Что, если она убьёт Кинока, займёт трон правителя и решит, что люди ей всё-таки не нравятся?

– Этого не случится, – сказал Бенджи, но в его голосе слышалась тень сомнения. – И... в любом случае, не тебе мне тут вещать о чистых намерениях.

– Но и не тебе тоже, после вчерашнего.

– Да отвали ты, Эйла, – он насмешливо посмотрел на неё. – Ты не понимаешь, о чём говоришь. Ты такая наивная и всегда такой была.

– Если я наивная, то ты сумасшедший, – выплюнула она. – Но ладно. Иди, поддерживай хорошие отношения с её величеством. Только не становись мягче, Бенджи.

– Не волнуйся, у меня есть внутренний стержень, – сказал он и ушёл из библиотеки.

Дверь за ним захлопнулась. Эйла несколько минут стояла на месте, пытаясь взять себя в руки. Она никогда раньше так не ссорилась с Бенджи. У них бывали разногласия, мелкие ссоры, детские размолвки, но не такая ссора, как сейчас.

Ты что, завидуешь?

Нет.

Но всякий раз, когда она закрывала глаза, то видела танцующих Бенджи и Джунн. Джунн поднимает голову, чтобы посмотреть в ночное небо, изгиб её шеи отливает бронзой в свете свечей. В тот момент Джунн не была похожа на Безумную Королеву или пиявку, а просто на девушку.

Нет, Эйле нельзя так думать. Потому что иначе её мысли переключатся на...

Ту ночь. Свернувшись калачиком, она лежит в постели Крайер, где обычно лежит сама принцесса. Или чаще читает, или просто лежит без сна, часами глядя в потолок. Большая кровать с балдахином. Балдахин из нежной белой фаты, похожей на паутину. Наверное, ощущения могли быть похожи на сон в паучьем гнезде. Но ощущения были совсем другие. С Крайер всё было не так. Лунный свет, льющийся через окна, синий-синий. Ночной воздух, и одеяла, и сердце Эйлы – всё в синем.

Вопрос, заданный шёпотом: "Чем я могу помочь?"

"Это не игра, Крайер, – прошептала Эйла в ответ. Нежные слова в синюю пустоту между ними. – Это не волшебная сказка из ваших книг. Это вопрос жизни и смерти".

"Я серьёзно. Позволь тебе это доказать".

И ещё одна ночь. То же место. Но на этот раз Эйла стоит над кроватью с поднятой рукой.

Если бы Эйла думала о Крайер как о простой девушке, это означало бы, что она совершенно зря принесла нож в ту нежно-синюю комнату. Поэтому она не могла так думать. Не могла.

Забыв про оружие с сизым дымом, Эйла вышла из библиотеки и направилась по коридорам обратно в свою комнату.

– Эйла!

Поворачивая за угол, она услышала, как Сторми окликнул её по имени. Он догнал её, идя в ногу рядом.

– Я искала тебя. Подумала, может быть, ты не хочешь меня видеть, – сказала она.

– Но я же здесь, верно? – спросил он. – Пойдём. Я весь день просидел со стратегами, мне нужны свежий воздух и солнечный свет, может быть, немного вина или целую жареную курицу. Но я думаю, следует начать с солнечного света.

Он резко свернул направо.

– Куда мы идём?– спросила Эйла, едва поспевая за ним.

– Прокатиться.

* * *

"Не зря людям дали ноги, – думала Эйла, сидя верхом на королевском коне, – уж наверное не для чего-то подобного". У неё ныли бёдра. Каждый мускул в теле напрягся. Она так и не научилась двигаться в такт шагам лошади; копчик постоянно ударялся о седло.

– Как... это может... кому-то нравиться? – выдохнула она, крепко сжав поводья до боли в руках.

Лошадь, которую выбрал для неё Сторми, была едва ли крупнее пони, и всё равно Эйле казалось, что она плывёт по воздуху на высоте нескольких миль над землёй. Если упадёт, то сломает себе шею. Или её затопчут копытами. Или раздавит, если лошадь упадёт вместе с ней. Что, если она сбросит её со спины? Ей это кажется, что лошадь как-то злобно на неё поглядывает? Разве можно этой лошади доверять?

– Обожаю верховую езду, – довольно сказал Сторми. – Меня это расслабляет.

Эйла с удовольствием бы придушила его, если бы смогла отпустить поводья.

Они присоединились к потоку рыбаков и торговцев, покидавших Тален через ворота гораздо меньших размеров, чем те, которыми Эйла и Бенджи пользовались, чтобы войти в город в День Великого Мастера. Затем они оказались за высокими белыми стенами в самой северной точке города, перед ними простирались по-зимнему жёлтые холмы, пожухлая трава шелестела на ветру, дующем с моря. Было прохладно, но это не шло ни в какое сравнение с зимним холодом в Рабу, который забирался в желудок и грыз кости, как изголодавшаяся собака. Эйла чуть не запарилась в своём толстом шерстяном пальто. Небо было серовато-белым, как замёрзший пруд. Вверху постоянно кричали морские птицы.

Сторми поехал вперёд, хотя не похоже было, чтобы он куда-то конкретно собирался. Он просто продолжал уверенно вести лошадь в холмы, прочь от главной дороги, по которой все торговцы ездили в порт. Через несколько минут Эйла заметила, что не совсем расслабилась, но ослабила хватку на поводьях, позволив себе перестать изображать каменную статую. Она поймала себя на том, что оглядывается по сторонам просто потому, что открывался красивый вид: небо и золотистые холмы, похожие на огромную белую корону. В воздухе пахло зимой и морем. Это напомнило ей о доме.

– Ладно, – сказал Сторми, придерживая лошадь, пока они с Эйлой не оказались рядом. – Давай поговорим. Что ты хочешь знать?

– Брат, а сам как думаешь, что я хочу знать? – спросила она, не веря своим ушам. Солнце светило ему в лицо, подчёркивая веснушки, похожие на её собственные. Как у матери. – Может быть, хочу услышать что-нибудь о последних семи годах твоей жизни? О том, как ты из девятилетней сироты в северном Рабу стал советником королевы Варна?

– Даже не знаю, с чего начать, – признался он.

– Что ж... Если не хочешь начинать с самого худшего, начни с этого. Учитывая всё, что вам с королевой известно о скире Киноке, у вас есть мысли, почему он заинтересовался историей нашей семьи?

Сторми удивлённо посмотреть на неё.

– О чём ты? – спросил он, широко раскрыв глаза.

– Однажды он допросил меня, – сказала Эйла, не желая вдаваться в подробности. – Я думала, он подвергнет меня пыткам, а он просто расспрашивал, где я родилась. Он спросил о моих… наших родителях, бабушке и дедушке. Позже я нашла потайной сейф в его кабинете. Внутри был единственный листок бумаги со словами: "Лео, Сиена, Турмалин". У него во дворце Эзода повсюду были шпионы; наверное, это предназначалось одному из них. Однако этот листок теперь у нас.

– Лео и Сиена? – Сторми втянул в себя воздух. – Ему известны их имена?

– Скорее ему известно гораздо больше. Я просто не знаю, что именно. Или то, как наши бабушка и дедушка связаны с Турмалином.