Последними подтянулись Некрасов с Козыревым. Джинсы и куртка у Паши были перепачканы до полной неузнаваемости исходной цветовой гаммы, а на лице и на руках кровоточили глубокие, здоровенные царапины – неосторожно порезался, выскакивая из окна.

– Как вы, Александр Сергеевич? – спросил Козырев, подсаживаясь.

– Нормально, – соврал бригадир, которому на самом деле было очень хреново. Причем с ходу было даже не определить, где болит больше – на сердце или на душе? – Я так понимаю, маханули?

– Ушел, сволочь. Темень – глаз выколи. А главное, трасса совсем рядом. Запросто мог попутку тормознуть. Деньги у него наверняка есть – может целую фуру вместе со всеми потрохами, включая водителя, купить.

– Коля, – обратился к одному из своих Некрасов. – Набери мне Есаулова, а то у меня руки грязные, угораздило где-то обеими клешнями в мазут вляпаться. А ты, Димка, будь другом, прикури мне сигаретку.

Некрасов с наслаждением затянулся, и в этот момент, оперативник поднес к его уху мобилу.

– … Да… Я… Такая вот хрень приключилась… Да кто ж знал, что он в окно!.. Нет, обложили грамотно… Местных вокзальных ментов подключили… Буквально в последнюю минуту… Искали, конечно, но в этой дыре, похоже, один фонарь на весь городишко… Да, скорее всего, на трассу… Понял, сейчас буду связываться… Нет, нашей вины нет… Уверен, абсолютно… Парни действовали грамотно, четко… Не знаю… Может, «наружка» как-то себя выдала?… Да… Их старший чуть ли не за одним столом с Ребусом сидел…

Услышав последнюю реплику Некрасова, Александр Сергеевич, который и так был белее полотна, побледнел до болезненно-мертвецкой неестественности. Он молча поднялся, подошел к оперативнику и, сжав правую руку в крепкий (насколько в его нынешнем состоянии это было возможно) кулак, почти без замаха нанес резкий удар в подбородок Некрасову, в буквальном смысле вогнав тлеющую у того в зубах сигарету прямо ему в рот. Олег коротко вскрикнул от боли и распластался по платформе.

– Ах ты, мразь! Иуда ты аскаридная!.. Воровское жалованье отрабатываешь, сволочь?!. Говоришь, «наружка» обосралась?!. А ты, значит, все грамотно сделал?!! Это ты верно сказал! Ты у нас очень грамотный, с-с-сукин кот!!!

Александр Сергеевич попытался пнуть перекатывающегося по земле Некрасова ногой, однако подскочившие опера навалились, заломили руки и оттащили бригадира в сторону.

Оперативник Коля поднял вылетевший из руки Некрасова мобильник, убедился, что связь не прервалась, а начальник все еще висит на проводе, тяжело вздохнул и ответил:

– Это Шулепов говорит… Да, у нас тут небольшое ЧП… Старший «наружки» ни с того ни с сего набросился на Олега Семеновича… Не знаю… Ударил по морде, вернее, по лицу… Да… Про «иуду» и «сукина кота» это он кричал… Что?… Понял… Есть «всем составом»… Есть «не заезжая домой»… Я понял: «Некрасова сразу к вам»… Есть.

Шулепов закончил разговор и подошел к тяжело дышавшему Нестерову, которого оперативники насильно усадили обратно на скамеечку.

– Александр Сергеевич, Есаулов приказал нам срочно возвращаться в Питер, поэтому мы сейчас уже поедем. Скажите, у вас есть возможность добраться до города самостоятельно? У нас, если честно, свободных мест в машине просто нет…

Опер немного смутился, а потом, намекая на Некрасова, виновато добавил:

– К тому же, как мне кажется, сейчас будет лучше, если мы разъедемся порознь…

– Поезжайте, мужики. Мы доберемся, – кивнул Нестеров и, заметив на лице Шулепова легкую тень заботливого недоверия, еще раз подтвердил: – Поезжайте, мы справимся. Вон, если что, ребята помогут, – бригадир махнул в сторону стоявших неподалеку вокзальных милиционеров.

А те, похоже, к тому времени охренели окончательно: сначала от истории с неудавшимся, но зато абсолютно киношным задержанием Ребуса, а затем еще и от разборок, учиненных между собой городскими ментами. Такого экстрима в их благочинном городке не происходило очень давно, и в эту минуту в головах под фуражками вертелась лишь одна мысля на двоих: «Блин, это ж надо так – именно в наше дежурство!»

Оперативники сухо попрощались и ушли, уводя за собой не до конца пришедшего в себя Некрасова. Немного потоптавшись на месте, «железнодорожники» нерешительно приблизились к «грузчикам», и один из них, обращаясь к Паше, сказал:

– Слышь, у тебя вся рожа в крови. И руки тоже.

– Да и черт с ними, – отмахнулся Козырев.

– Куртку не отстираешь – выбрасывать придется. Да и царапины промыть надо, чтобы грязь не занести.

– А есть где умыться?

– В дежурке. У нас там даже горячая вода есть.

– Богато живете, – подал со скамейки голос Нестеров. – Паш, ребята дело говорят. Сходи с ними, умойся. Заодно в контору от них позвонишь. У вас связь с Питером есть?

– Через прямой с РОВД можно выйти.

– Вот и славно. Иди, Пашка, позвони нашим – не ночевать же здесь в самом деле?

– Так вместе и пошли, чего тут сидеть? Вон как похолодало, градусов пять, не больше.

– Не, я тебя здесь подожду. На воздухе, оно как-то и дышится легче. Бодрит.

– Ну, хорошо, я быстро. Показывайте, где тут ваш околоток…

Когда минут через пятнадцать, приведя себя в относительный порядок и со скрипом выбив на центре дежурную машину, Козырев вернулся на платформу, бригадир поджидал его на скамеечке в той же самой позе. Казалось, Александр Сергеевич уснул и, судя по застывшей на его лице улыбке, снился ему очень добрый, красивый, а может быть, и сказочный сон. В первую секунду Паша даже пожалел о том, что Нестерова сейчас придется разбудить, бесцеремонно вторгшись и разрушив то блаженно-беззаботное состояние, в которое все мы так любим погружаться и из которого мы всякий раз так неохотно возвращаемся, пробуждаясь.

И вдруг в Пашином мозгу яркими огненными буквами отчетливо всплыла фраза, которую когда-то произнесла Михалева, а он почему-то запомнил, убрав ее в тот особый уголок памяти, в котором мы храним все самое важное и самое нужное нам в жизни. А фраза была такая:

«ЛИЦА ТЕХ, КТО УМИРАЕТ, КАЖУТСЯ СЧАСТЛИВЫМИ!»…

Осознание произошедшего, рванув из глубины души, кинулось вверх, плотиной смело на своем пути хрупкую преграду в виде застрявшего в горле комочка и, вытолкнув его наружу, выскочило следом, сотрясая пустой холодный воздух долетевшим до самых звезд отчаянным криком:

– КТО-НИБУДЬ!!! ВРАЧА!!! СКОРУЮ!!! ЧЕЛОВЕКУ ПЛОХО!!!! КТО-НИБУДЬ!!! ВЫ СЛЫШИТЕ?!! ПОМОГИТЕ!!! ЧЕЛОВЕКУ ПОМОГИТЕ!!!

Отраженный от звезд крик вернулся к земле и отпустился на нее с тихим шепотом:

– Ну, пожалуйста… Кто-нибудь… Человеку плохо… Пожалуйста…

Говорят, что для ночной Малой Вишеры двадцать пять минут для приезда «Скорой помощи» – это рекорд, который еще долго не сможет быть повторен. Правда, тут расстарались, пособили «железнодорожные» менты – связались с местной больницей по прямому через РОВД, за что им отдельное большое человеческое спасибо.

Словом, все, что можно было сделать, – было сделано.

Это только потом выяснится, что подполковник милиции, старший оперуполномоченный по особо важным делам Александр Сергеевич Нестеров к моменту приезда бригады «Скорой» был уже тридцать минут как мертв.

На похороны бригадира пришло больше сотни человек, что явилось полной неожиданностью как для верховного руководства управления, так и для Ирины Нестеровой, которая, пожалуй, впервые осознала, каким человеком был ее муж и отец ее дочери. Это осознание еще острее подчеркивало горечь невосполнимой пустоты, а посему вся официальная часть скорбной церемонии прощания прошла для нее словно в полусне. Поначалу Ирина держалась необыкновенно спокойно – без бабьих причитаний, без истеричного заламывания рук и истерик… Да какое там – вообще без слез! Многие украдкой поглядывали на нее, удивляясь: какой же силой духа надо обладать, чтобы так держать себя в руках? А несколько подруг, будучи в общих чертах в курсе супружеских конфликтов последних месяцев, многозначительно переглядывались и укоризненно покачивали головами: мол, а я что тебе говорила? – Может, оно и к лучшему, что это он ушел от нее первым…