— Я буду это делать, — откинулась я на подушки и незаметно потянула ноздрями воздух, напитанный свежестью дождя и пьянящим запахом чужого раздражения. — Захочу — заставлю тебя танцевать передо мной голым, а захочу — будешь меня ублажать.

Конечно, я не собиралась отдавать таких приказов — мне просто нравилось его дразнить и наблюдать за его злостью. Но в этот раз мои ожидания не оправдались. Вместо того, чтобы накормить меня своим гневом, засранец усмехнулся с видом победителя, уложившего соперника на лопатки.

— Не буду. Ублажать. Не получится заставить.

Я невольно посмотрела ему между ног, и Э’эрлинг чуть сдвинулся, закрывшись от моего взгляда.

— Возможно, и не получится, — согласилась я, думая о том, что увидела под его юбкой. Тут он, похоже, был прав. Чтобы сорвать эту строптивую эльфийскую ягодку, даже моих способностей ситхлифы недостаточно.

Мне вдруг стало очень смешно.

С улыбкой я кивнула на его пах и спросила:

— У кого ключик?

И вот тут раздражение эльфа прорвалось наружу.

Рот дернулся. Красивые брови с изящным изгибом снова сошлись на переносице.

— У кого надо, — сказал он словно камень в меня швырнул. — Не твоего ума дело.

— Просто любопытно, кто хранит эту драгоценность? Ты носишь ключ с собой? Может, стоит тебя обыскать? — и я притворилась, что собираюсь подняться на ноги.

Э’эрлинг напрягся, всем своим видом показывая, что лучше к нему не лезть.

— Ключ не у меня.

Его щеки порозовели. Возможно, он говорил правду, а возможно, лгал, чтобы я не исполнила свою угрозу.

— Тебе больно, когда ты возбуждаешься? — спросила я, пробуя на вкус его смущение. Это чувство появилось на моем столе впервые и было необычным, но интересным.

Память подбросила воспоминание: я ласкаю под юбкой набухшую мошонку пленника, и он часто дышит от удовольствия, но в какой-то момент громко шипит от боли.

— Ответь. Эта штука не дает твоему возбуждению набрать полную силу?

Эльф отвел взгляд, поправив на себе килт и неосознанным жестом прикрыв руками пах. Из розового его лицо постепенно становилось цвета спелой малины.

— Это тебя не касается.

В моей голове роилась сотня вопросов. С такой странной традицией я прежде не сталкивалась.

— Зачем вас заставляют это носить? Какой в этом смысл?

Пленник ерзал на тряпках, на которых сидел, и упорно отворачивал от меня лицо, завесившись волосами. Теперь я видела только его белую гриву и кончик острого уха, ярко-красный.

— Чтобы жена была уверена в твоей верности, даже когда ты в долгом походе? Чтобы блюсти целомудрие? Ключ у твоей супруги? У твоей матери? Спрятан в надежном месте?

Пленник молчал, но я видела, как его пальцы судорожно сжимают ткань килта.

— Все ваши мужчины это носят? Это часть вашей культуры? Чтобы никто вас не обесчестил? Или чтобы вы никого не смогли обесчестить?

— Да замолчи ты, ради Великой! — взревел Э’эрлинг, резко повернувшись ко мне. Он весь горел. Его лицо стало багровым, на лбу вздулись вены. — Хватит вопросов. Мы носим это, потому что так надо. В этом есть смысл. Мужскую природу надо усмирять. Мы слишком агрессивны. Слишком… — он задыхался. Его могучая грудь ходила ходуном. — Слушаем желания плоти, а не голос разума. Это нужно, чтобы нами не управляли низменные потребности, чтобы мы были спокойными и мыслили здраво. Без этой штуки мужчины превращаются в похотливых животных, не уважают женщин, постоянно на взводе, развязывают войны, живут инстинктами, как неразумные звери. Как люди!

Ого. Он действительно в это верил?

— И как давно ты в этом ходишь? — мысленно я все пыталась забраться ему под юбку.

— Хватит вопросов! — процедил эльф сквозь зубы. — Оставь меня в покое.

— Оставлю, — пообещала я. — С одним условием.

— С каким? — сверкнул он глазами.

— Подними килт. Хочу утолить свое любопытство.

Глава 4. Ситхлифа

Глава 4. Ситхлифа

Я могла бы использовать свой дар ситхлифы — заставить пленника поднять килт и дать мне хорошенько себя рассмотреть, во всех, так сказать, деталях. Но этот остроухий гордец не любил, когда пытались подчинить его волю. Я решила быть великодушной.

— Как насчет сделки? Ты показываешь, что у тебя под юбкой…

— Под килтом!

— …а я за это исполняю любое твое желание. Любое.

А еще я любила игры.

Глаза Э’эрлинга вспыхнули. Он быстро оценил мое щедрое предложение. Я знала, что он потребует взамен, — его мысли лежали передо мной как на ладони.

— Гарантии? — хрипло шепнул эльф, облизав губы. — Думаешь, я поверю тебе на слово, чудовище?

— Ну что ты. Кто же верит чудовищам на слово? — улыбнулась я. — Скрепим наш уговор магией.

Пленник сомневался. Чувствуя подвох, он смотрел на меня долго, пристально, изучающе, словно пытался пролезть мне в голову и понять, что я замышляю.

— А если я пожелаю, чтобы ты меня отпустила? — осторожно спросил Э’эрлинг.

— Любое желание, — повторила я тоном демона-искусителя. — Любое.

На некоторое время воцарилась тишина — лишь дождь шумел да ветер выл, гуляя среди заросших холмов, где мы разбили лагерь. Мой пленник взвешивал все за и против, пытаясь решить, можно ли доверять ситхлифе. Я терпеливо ждала, пока он усмирит свою подозрительность.

— Ну что ты теряешь? — подтолкнула я. — Не девица же.

На скулах эльфа заиграли мышцы. Руки сжались в кулаки.

Призрачная надежда спастись из плена маячила перед его носом сладкой морковкой. Ради этого можно было разок и наступить себе на горло.

— Ты дашь клятву, — после долгого молчания потребовало мое плененное Эхо. — Эльфийскую, на крови. Я знаю слова и чем должен закончиться ритуал. Тебе не удастся меня надурить.

— Даже не думала тебя обманывать, — сделала я страшные глаза, старательно изображая оскорбленную невинность. Магические клятвы меня не пугали. Слово свое я собиралась сдержать. Но подвох в нашем договоре был. Как же без него?

Следуя указаниям Э’эрлинга, я взяла со стола нож и сделала небольшой надрез в центре ладони. Затем слово в слово повторила за эльфом текст клятвы на его родном языке. Кровь, собравшаяся на моей руке, на секунду окрасилась золотом, а после превратилась в дымок, растаявший в воздухе. Судя по тому, что пленник удовлетворенно кивнул, обряд был проведен правильно.

Когда мы закончили, я плотнее задернула полог, чтобы никто не смог заглянуть в палатку, и повернулась к своему гостю, красноречиво вздернув бровь. Сообразив, что пришла пора выполнить свою часть уговора, остроухий скромник покраснел и отвел взгляд.

— Ты освободишь меня, — твердо сказал он, теребя подол юбки, словно девственница перед брачным ложем.

— Я исполню твое желание.

Это несомненно важное уточнение Э’эрлинг пропустил мимо ушей. Стиснув зубы, он резко задрал на себе килт и держал его поднятым все то время, что я любовалась металлической диковинкой у него под юбкой.

— Ты всё? — он не смотрел на меня, упрямо отворачивал голову, весь алый и напряженный до предела.

— Нет, не всё, — я подошла ближе, наклонилась и даже подсветила себе лампой.

Из груди пленника вырвался тяжкий вздох.

Его мужская гордость была спрятана в футляр — в клетку-трубу, сделанную из тонких металлических прутьев, которые едва заметно мерцали от магии. На член, заведя за яички, надели стальное кольцо. Кольцо и клетку вверху соединили маленьким навесным замком с дырочкой для ключика. Мошонка свободно висела между кольцом и клеткой, а член был надежно заперт. Пояс верности.

В этой конструкции нельзя было ни заняться любовью, ни удовлетворить себя самостоятельно, ни даже возбудиться. Футляр надевали на расслабленную плоть. Впритык. Для вставшего члена в клетке не было места. Наливаясь желанием, мужское достоинство пыталось увеличиться в размерах и врезалось нежной головкой в запирающий узор из прутьев. Вспышка боли гасила возбуждение.

— Какие же вы извращенцы, — заключила я, жестом разрешая Э’эрлингу опустить килт.