Первое время, непривыкшая к заботе, я сопротивлялась изо всех сил, особенно когда видела усмешки на лицах моих людей, наблюдающих за этим эльфийским квохтаньем. Но потом поняла, что эти усмешки добрые и что никто не спешит обвинять меня в слабости и мягкотелости. И ведь я действительно не до конца оправилась от разрушительной силы темных чар, что защищали артефакт, украденный из сокровищницы королевского хранителя реликвий.
Сдаться на волю Э’эрлинга было таким удовольствием.
— Запомни, для всех в Цитадели ты мой пленник, моя еда. Я взяла тебя с собой, чтобы мучить и истязать.
— Поспи. Вижу, ты хочешь.
Губы эльфа нежно прижались к моему затылку.
— Ты меня вообще слышишь?
— Не волнуйся, госпожа. Тугоухостью не страдаю.
Дороги размыло. Вести лошадей по этому болоту приходилось очень осторожно, оттого шаг животных был нетороплив. Поводья держал Э’эрлинг, а я сидела в его объятиях и клевала носом. В конце концов, сдавшись усталости, я опустила голову любовнику на плечо и закрыла глаза.
— Глупый, — шепнула я сквозь дрему, — мог бы завести жену и детей. А что тебя ждет в нашем змеином логове?
— Заведу.
Мы сидели вплотную, и я чувствовала, как грудь моего спутника вздымается от дыхания. Его голос отдавался внутри меня волной вибрации.
— Заведу и жену, и детей.
Заведет…
Видимо, когда ему надоест возиться с чудовищем, которому никогда не стать ни женой, ни матерью.
Сердце сжалось.
Он говорил так уверенно, так твердо, словно все для себя решил.
На привал мы остановились, когда пересекли границу Халланхора. Теперь на краю леса, в относительной безопасности, можно было позволить себе несколько часов полноценного сна в палатке, а не урывками в седле. Пока мои люди разбивали лагерь и разводили костры, Э’эрлинг охотился в темной чаще, где время от времени слышались волчий вой и уханье филинов. В лес он ушел с луком и полупустым колчаном стрел, которые одолжил у кого-то из отряда, а вернулся спустя час с двумя зайцами и куропаткой. Немного свежего мяса к сухому походному пайку — мои воины были ему благодарны.
— Триса…
После ужина в полумраке шатра он стянул с меня штаны, задрал килт и устроился меж моих раздвинутых ног. На лице осело его горячее дыхание. Язык и член моего любовника проникли в меня одновременно.
Э’эрлинг стонал мне в рот, двигая бедрами.
— Ты просто похотливый жеребец, — рассмеялась я, придавленная его телом.
— Сама виновата. Не надо было снимать с меня пояс. Получила то, что хотела.
— О да, я взрастила монстра.
Нацеловавшись всласть, любовник перевернул меня на живот и снова вошел в мое тело — резким, мощным толчком, выбившим искры из глаз.
— Ты сегодня мягкая и податливая, — шепнул он, облизав мое ухо. — Такая расслабленная. Вся моя.
Выгибаясь навстречу его толчкам, я жадно хватала губами воздух.
— Моя. Моя Триса. Только моя.
Плоть звонко шлепала о плоть. В ушах стоял звук хриплого дыхания. Э’эрлинг держал меня за бедра и брал, как зверь желанную самку, иногда даже с рычанием прихватывал зубами за шею. Сегодня я не командовала, а подчинялась чужой страсти, и это тоже было сладко. Отдаваться. Ни о чем не думать и не заботиться. Позволять вертеть себя, как куклу, ставя в разные позы.
Кончив, Э’эрлинг еще минуту лежал на моей спине, выравнивая дыхание, и не спешил разъединять нас. И потом перевернул меня с особой осторожностью, так, чтобы остаться внутри. Его член выскользнул из меня сам, когда обмяк. К этому времени я уже заснула.
Утро выдалось пасмурным, а к обеду мы достигли цели. Если Шотлен был страной дождей, то Халланхор — королевством туманов. Дома и деревья тонули в густой молочной дымке. Они выплывали из нее резко и неожиданно, вдруг оказываясь перед тобой на расстоянии вытянутой руки. Воздух пах сыростью и оставлял на коже капельки влаги — тонюсенькую, едва заметную водяную пленку. Перед поворотом к Цитадели, Канаэ и А’алмар пересели на лошадь и отделились от нашего отряда. Они направились по широкой центральной дороге, ведущей в город, а мы — по узкой боковой, поднимающейся на холм.
Час спустя ветер разорвал туман, явив нашим глазам очертания мрачной башни из серого камня.
Глава 34. Э’эрлинг
Глава 34. Э’эрлинг
Когда из тумана выступила высокая каменная махина с окнами-бойницами, Триса напряглась, а ее обычно подвижное лицо превратилось в маску, лишенную жизни. Его любимая стала такой же мрачной и суровой, как и эта серая башня на холме.
Что творят с ситхлифами в Цитадели, если они так боятся возвращения домой?
Желая поддержать свою женщину, Э’эрлинг привычно потянулся губами к ее виску, но в этот раз Триса отстранилась. Со вздохом она вынудила его спешиться и пересесть с лошади в телегу, везущую разобранные палатки. Причем ему досталось место не рядом с возницей, а в кузове, среди поклажи.
— Ты пленник, — тихо бросила ситхлифа и стиснула зубы.
Их процессия, растянувшаяся метров на пятьсот, двинулась дальше. Колеса повозок скрипели, копыта лошадей стучали по каменистой земле. Теперь Э’эрлинг ехал не в кавалькаде, рядом с другими всадниками, а плелся в самом конце колонны, стараясь не терять из вида спину Трисы. Но его любимая тонула в тумане. Все вокруг тонуло в тумане, в этой белой призрачной пелене, похожей на дым от костров, но холодной, как дыхание покойника. Они словно оказались на том свете, в загробном мире.
Башня приближалась. Когда ветер поднимался и рвал туман в клочья, ее очертания мелькали вдали, но вот ветер стихал — и темная громадина пряталась от глаз в густой молочной завесе. Даже издалека Цитадель производила гнетущее впечатление, а уж когда они оказались под ее стенами…
Древняя крепость выросла перед ними неожиданно, выступила из тумана, как враг, что собирался напасть. И вдруг оказалось, что они уже на месте и надо выгружаться.
Не успел Э’эрлинг вылезти из телеги, как двойная арочная дверь на первом ярусе башни распахнулась, и трое женщин в черных кафтанах поспешили навстречу Трисе.
— Ты достала его?
Женщина, что задала вопрос, была старше остальных. Выглядела лет на шестьдесят. Ее волосы, то ли седые, то ли пепельные от природы, были собраны в объемный пучок на затылке.
Триса что-то ответила — Э’эрлинг не расслышал — и вытащила из сумки артефакт, завернутый в ткань. Ее собеседница жадно схватила его и вернулась на крыльцо, где ее ждал дряхлый старик, опирающийся на трость. Вместе они исчезли в черной распахнутой пасти Цитадели.
— Кто это? — Одна из оставшихся женщин заметила рядом с телегой Э’эрлинга и направилась к нему под недовольным взглядом Три тысячи триста второй. — Ты привезла с собой трофей? Выглядит аппетитно.
У девицы были рыбьи глаза и белые волосы, которые казались продолжением тумана. С хищным видом она кружила возле эльфа, разглядывая его со всех сторон.
— Что это? Юбка? — Пальцами с длинными черными ногтями она ухватила подол его килта. — У тебя что, не нашлось для него штанов?
Э’эрлинг стиснул зубы и покосился на Трису. Ее лицо было маской. Любимая не хмурилась, не сжимала кулаки, не напрягала плечи — казалась расслабленной и скучающей.
— Когда заставляешь мужчину носить женскую одежду, это вызывает у него море эмоций. Попробуй.
Услышав ответ, девица с рыбьими глазами коротко хохотнула и оставила пленника в покое. Когда она отошла, дышать стало легче.
— Тебе не хватает еды в Цитадели? — ворчливо протянула другая ситхлифа, рыжая, как огонь. Буйная кудрявая грива у нее на голове казалась факелом, горящим в тумане. — Или он — особый деликатес? Поделишься?
Э’эрлинг напрягся. По его мошонке под килтом пробежала ледяная дрожь.
— Может быть, — пожала плечами Триса, и он метнул в нее яростный взгляд, но потом сообразил, что любимая просто вжилась в роль.
Это была сложная, запутанная игра с большими ставками и неясными для него правилами. Что им грозит в случае ошибки, Э’эрлинг представлял смутно, но по дороге в Цитадель нередко замечал в глазах любимой тревогу и даже страх.