С ним будет охрана. Ее надо уничтожить и заменить моими людьми. Сознание цели взять под контроль. Только так можно проникнуть в неприступную крепость Аларанов, а главное, в ее подземелья, где хранится окаменевший разум дракона — артефакт, в котором заключена огромная мощь.

Эту вещицу приказано изъять и доставить в Цитадель Смотрительнице.

Надо было думать о деле, но в голове против воли крутились глупые и неуместные мысли. Несколько дней назад я мечтала поскорее свалить из дождливого Шотлена, а теперь все изменилось. Я не могла взять пленников с собой в Халланхор, потому что…

«Отриньте любые привязанности».

Листок бумаги задрожал в моих руках. Чернильные строчки растворились в тумане воспоминаний.

Мне снова было десять. Я рыдала на полу в одном из мрачных залов Цитадели и умоляла наставниц не трогать моего щенка. Захлебываясь слезами, я тянула к нему руки, а женщины в черных балахонах с равнодушными лицами говорили:

— Ты виновата. Только ты. Знала же правила. Надо было оставить его там, где нашла. А теперь смотри, смотри, смотри…

Щенок скулил, и эхо, метавшееся среди колонн, делало звук его плача невыносимо громким.

«Ты виновата…»

Неосознанно я смяла письмо в кулаке.

Об этом эльфийском приключении придется забыть.

Любая нормальная ситхлифа убила бы ненужных свидетелей, а я…

Я просто отпущу их на все четыре стороны. Да, всех.

Пусть идут.

Пусть проваливают.

Пусть катятся ко всем демонам.

Но…

Не сегодня.

Время еще есть.

Я оглянулась на Э’эрлинга, и внезапно мне стало так больно, словно меня ударили кулаком под дых, словно раскаленный кинжал воткнули мне в сердце.

В голове эхом закружился хоровод призрачных голосов:

«Отринь любые привязанности».

«Любовь — зло».

«А я говорила тебе, Три тысячи триста вторая, говорила».

«Ты виновата. Только ты».

Заткнись! Заткнись! Заткнись!

Рот наполнился кровью. Я с такой силой стиснула зубы, что один из них треснул и осколок впился в десну. Страх и злость сплелись воедино. Чувство бессилия всегда рождало во мне бешеную ярость.

Перед заданием надо было отдохнуть и… наесться. Голодные ситхлифы уязвимы, потому что не могут управлять своим даром, а меня ждет ответственная миссия, ради которой мой отряд и прибыл в Шотлен. Нужны эмоции. Много эмоций. Отрицательных. Воспитанниц в Цитадели учили, что только злость, ненависть, страх и боль способны насытить нас на долгое время.

Наверное, это было так. Наши язвительные пикировки с Э’эрлингом и даже наша сладкая страсть были всего лишь закуской к основному блюду.

Ситхлифам нужно что-то более питательное, особенно перед важным делом.

Нужна ненависть.

Напрягшись, я повернулась к Э’эрлингу. Нежный, доверчивый взгляд, которым он мне ответил, взбесил меня еще больше, а может, меня взбесило то чувство, что шевельнулось в душе от этого взгляда.

Не смей! Не смей так на меня смотреть! Мне нельзя привязываться.

Решительно стиснув зубы (осколок еще глубже воткнулся в мякоть десны), я двинулась к эльфу. Пока я приближалась, на его лице расцветало предвкушение. Уж не знаю, чего этот дурачок от меня ожидал — поцелуя? — но я выкинула руку вперед и сдавила его горло. Сдавила не так, как недавно, во время любовной игры, а по-настоящему, полностью перекрыв дыхание, как делают хладнокровные убийцы.

Давай! Бойся! Ненавидь! Питай!

Э’эрлинг захрипел. От удушья его красивые глаза вылезли из орбит, и в них отразилось такое неподдельное изумление, смешанное с непониманием, что меня затошнило от отвращения к себе. Не было в этих голубых глазах ненависти, и страха не было. Только немой вопрос: «Почему? За что?»

Я не смогла.

Проклятье! Не смогла!

Пальцы против воли разжались и отпустили чужое горло.

Моя жертва закашлялась. А потом посмотрела на меня, потирая покрасневшую шею, кожу, на которой вскоре проступит цепочка синяков одинаковой круглой формы, и прохрипела:

— Что с тобой? Что случилось? Что я сделал?

Что случилось?

Я душила тебя, а ты спрашиваешь, что у меня стряслось и что ты сделал не так?

Зарычав от ярости, я бросилась прочь.

Я бежала. От себя. От своих чувств. От холодных голосов из прошлого и жалобного щенячьего писка.

Бежала со всех ног, но убежать не могла. Мои демоны всегда были со мной.

Пульс грохотал в висках, голову сдавило железным обручем, сухие глаза горели огнем, я задыхалась. Мне хотелось разорвать собственную грудную клетку и истечь кровью.

В себя я пришла у края ямы, на треть наполненной грязной дождевой водой.

Бороться с чувством, что пустило во мне корни, было бесполезно. Я поняла это и приняла, как и тот факт, что мое сердце снова будет разбито, потому что…

«Ты виновата. Знала же правила. Надо было оставить его там, где нашла. А теперь смотри, смотри, смотри…»

Уже гораздо-гораздо позже я узнала, что этих очаровательных кудрявых щенков подкидывали всем воспитанницам Цитадели в качестве испытания. Кто-то проходил его. А кому-то преподавали хороший урок на всю жизнь.

— Не волнуйтесь, — шепнула я в дождливую хмарь. — В этот раз я поступлю правильно. Оставлю его там, где нашла.

Мне все еще надо было восстановить силы перед заданием, и я отправилась в палатку, где держали третьего пленника, потому что причинить боль Э’эрлингу не могла.

Глава 26. Э’эрлинг

Глава 26. Э’эрлинг

— Что с ней? — А’алмар выглядел испуганным: только что ситхлифа пыталась задушить его друга.

Э’эрлинг потирал саднящее горло и задумчиво смотрел в сторону палаток, среди которых исчезла Триса.

Она казалась такой несчастной…

Наверное, он должен был испытывать страх, ненависть, злость, но вместо этого чувствовал глупую, неуместную жалость.

Дурак, нашел кому сочувствовать!

Но у Трисы явно что-то случилось. Это проклятое письмо ее расстроило. Насмешливое добродушное выражение исчезло с ее лица, сменившись маской ярости. Что было в этом послании? Может, там сообщалось о смерти близкого человека?

— Возможно, ты был прав, — А’алмар неуверенно огляделся.

— В чем?

И снова, в который уже раз за день, голоса в голове Э’эрлинга вступили в спор:

«Ты должен ее ненавидеть. Ты пленник. Она — враг».

«Надо ее найти и спросить, что случилось».

«Она хотела тебя задушить!»

«А что, если у нее горе?»

— Я думаю… — А’алмар неловко пинал землю рядом с собой носком сапога. — Думаю… Что ты прав и ситхлифа может быть опасна. Наверное… наверное, нам и правда следует сбежать. Пока она ничего с нами не сделала.

— Глупости! — рявкнул Э’эрлинг и вздрогнул, удивленный собственным категоричным тоном. — Вовсе она не опасна и ничего с нами не сделает. Каждый может психануть.

— Психануть? Это ты называешь психануть? — А’алмар ткнул пальцем в его шею, на которой, судя по ощущениям, уже наливались синяки.

Э’эрлинг нервно дернул плечом.

— Она женщина. Женщины эмоциональны. И вообще…

Не договорив, он двинулся к палатке, которая уже успела стать им домом родным.

Бегать за Трисой по лагерю и приставать с вопросами было глупо (хотя хотелось), и Э’эрлинг погрузился в томительное ожидание. Вернется — сама все расскажет. Ну или опять сорвет на нем злость. Главное, чтобы вернулась поскорее, а то сидеть здесь в неизвестности уж нет никаких сил.

Время шло.

А’алмар спал, ел, ходил к дереву, которое служило нужником, раздражал Э’эрлинга звуками, которые издавал.

— Не шуми, — шипел Эхо на друга, косясь в сторону выхода из палатки в надежде увидеть знакомую фигуру, но она все не появлялась — только ветер, дразня, приоткрывал полог.

Куда эта упрямая женщина запропастилась?

— Но я не шумлю, — огрызался Ручей.

— Шумишь! Это невозможно терпеть!