– Полковник Щербачев не оказывает сопротивления, и он сам следует в столицу, – поручик Доманов отвел взгляд. – Не вижу возможности выполнить приказ, генерал. Готов отправиться на гауптвахту за несообразительность и нерасторопность.

– Поручик Толстой, – Кирьяков кивнул еще одному боевому офицеру, стоящему рядом. Артиллерийские погоны, короткие усики и бакенбарды совсем не выдавали в молодом франте будущего писателя. – Вы-то сможете выполнить приказ?

– Никак нет, – тот вытянулся во фрунт. – Полковник уже делает то, что должен. Не вижу возможности исполнить приказ генерала и не нарушить монаршью волю. Готов понести наказание и отправиться в действующую армию искупать свою вину.

Лев Николаевич в отличие от первого поручика решил просить что-то большее, чем гауптвахту.

– В действующую армию? – Кирьяков внимательно посмотрел на молодого офицера. – А разве не вы рассказывали свои товарищам об ужасах войны и даже какие-то повести об этом готовили?

– Рассказывал, готовил, – Толстой ничего не отрицал. – Но я тут поговорил с парой офицеров, прибывших с передовой, и понял, что ошибался.

– Война не так страшна?

– Война страшна всегда. Но если ты сражаешься не чтобы она продолжалась, не ради славы, а ради мира, чтобы эти ужасы не коснулись обычных людей, то это большая разница.

Мне стало очень интересно, с кем это граф успел так продуктивно пообщаться, и тут из рядов окружающих Кирьякова офицеров выступил Горчаков. Александр Михайлович выглядел очень задумчивым, словно тоже хотел что-то проверить. И увиденное ему не понравилось.

– Василий Яковлевич, – аккуратно позвал он Кирьякова. – Я знаю о приказе моего двоюродного брата, Дмитрия Михайловича, и знаю, что он исполняет волю государя так, как ему кажется правильным. Но мы с вами не обязаны следовать каждой букве его приказания, если при этом будет выполнен дух.

– Вы не обязаны, а я – боевой офицер, – Кирьякову не нравилось то, что ему поручили, но он собирался выполнить приказ.

Почти как на Альме. Возможно, не очень талантливый и умный, но храбрый и упертый. Тогда он до последнего лично прикрывал отход войск, а тут был готов выполнить приказ, который не принимал ни один из его подчиненных. И кто-то другой мог бы делать это ради каких-то карьерных перспектив, но я не видел предвкушения в глазах генерала. Только страх: он ведь верил, что я вернусь, верил, что ему придется ответить за это решение, и все равно не отступал.

Как недавно Горчаков задумался о чем-то своем, так сейчас и я по-новому посмотрел на его слова о русском обществе. Ведь Кирьяков такой не один… Упрямый, храбрый, который, если решит, будет бороться с чем угодно. До самого конца.

– Господа, давайте заканчивать, – к разговору неожиданно присоединился Меншиков. Александр Сергеевич выглядел немного помятым, явно собирался в спешке, но, главное, он появился как нельзя вовремя, а значит, Митька передал ему мое сообщение.

– Ваша светлость, у меня приказ… – напомнил Кирьяков.

– Вот именно, светлость. Или ты решишь арестовать спутника князя? Нет, тогда обсудим все уже после моего возвращения из столицы.

И опять я пожалел, что не изучил все, что только можно, о дворянах. Впрочем, суть была понятна и так. Статус князя в империи – это не хухры-мухры. Я-то рассчитывал, что Меншиков просто проследит, чтобы со мной не перегибали палку, а он и вовсе сумел сохранить мне свободу. Причем к удовольствию всех участников ареста. И тех, кто смог со спокойной душой отступить в сторону, и тех, кого в итоге не тронули.

– Спасибо, – первым делом сказал я, как только Кирьяков со свитой развернулись. – И что вы имели в виду, когда сказали про «возвращение из столицы»?

– Мне нужно в Санкт-Петербург, вы же подвезете? – Меншиков вел себя так, словно ничего и не случилось. Ни отставки, ни его интриги с моим назначением… В реальной истории он после отставки перестал бороться и ушел в сторону, сейчас же светлейший князь еще точно не собирался опускать руки. И… Я неожиданно понял, что за освобождение мне все-таки придется заплатить. Весом! С новым гостем, который точно придет не с пустыми руками, места на дирижабле станет немного меньше.

– Подвезем! – я решительно кивнул. – Но могу выделить не больше двухсот килограммов.

– Триста, – Меншиков с улыбкой повысил цену за мое спасение. – И рассказы о том, как вы повоевали.

– Триста, – согласился я. Можно будет выложить пару генераторов: если что, соберем их уже на месте. – И рассказы.

Несмотря на счастливое завершение ситуации, в Севастополе мы решили не задерживаться. «Адмирал Лазарев» поднялся в небо еще в тот же день, и мы неспешно двинулись вдоль побережья.

– Почему вдоль моря? – тут же обратил внимание Горчаков.

– Я еще от Корнилова слышал, что союзные силы у Евпатории начали собирать местных. Обещают все, что угодно, и многие верят.

– Армия сдержит их, в чем проблема?

– Армия сдержит, если будет сражение. А если они начнут грабить тех, кто поддерживает нас?

– Так разве не получится, что они воюют против своих же?

– Против нас же пошли, и так ли велика разница? Сделав первый шаг на сторону врага, очень легко продолжить. А еще нам все равно нужно избавиться от лишнего груза перед Стальным, так что… – я указал рукой на пять ящиков с флешеттами.

Немного. Остальное уходило на сдерживание врага под Габа-Тепи, но здесь ведь, может, и такой мелочи хватит, чтобы у кого-то включились мозги.

Через час мы оказались на месте. Около десятка кораблей в гавани, прикрытые береговыми батареями, и раскинувшийся во все стороны лагерь. Англичане с французами действительно собрали всех, кто еще был готов их слушать.

– Как работаем? – Лесовский напряженно повернулся от штурвала.

– Высота – километр сто, – я не собирался рисковать. – Прожектор на флаг, флешетты приготовить к сбросу.

Лейтенант и другие пилоты из команды тут же принялись действовать. Один запустил генератор и запитал от него дуговой прожектор. Другой выпустил огромный имперский флаг, который растянулся за «Адмиралом» на все двадцать метров. Все остальные бросились вытаскивать кассеты с флешеттами и заряжать их в устройство сброса.

– Ветер? – я присел за прицел.

– Три узла!

– Хорошо, – я подправил угол сноса, и теперь оставалось только выйти на цель.

– А красиво выглядит… – светлейший князь с Горчаковым подошли к заднему обзорному окну и теперь смотрели, как в лучах электрического света играет огромное полотнище.

Черно-желто-белое, с черным двухглавым орлом. Официально его утвердят только через три года, но сами цвета использовал еще Александр I, добавивший к петровским черному и оранжевому еще и серебряную полоску.

– Красиво! – согласился я. – И смертельно опасно! Пусть помнят!

В эту ночь в Евпатории не спали. Сначала пришел сигнал, что дозорные заметили идущий вдоль берега российский «Кит». Все схватили винтовки, готовясь отражать атаку, но враг и не подумал спускаться.

– Джон, прикажи Аббасу, чтобы поярче жег костер, – коммандер Ларсон иногда позволял себе мечтать, как сбивает огромный летающий корабль. Пуля, если направить ее верной рукой точно в цель, порой творит самые настоящие чудеса. Главное, все правильно рассчитать…

И коммандер Ларсон не сомневался в своем расчете. Яркое пламя – это хорошая цель. Пусть только «Кит» пойдет в атаку, и тогда его лучшие стрелки не оставят тому и шанса. Вот только русский корабль продолжал держаться под самыми облаками, на все такой же недосягаемой для пуль высоте…

«Трусы»! – мелькнуло в мыслях у Ларсона, и в этот момент в небе словно вспыхнуло новое солнце.

Яркий луч, которого просто не могло быть, осветил хвост русской машины. Нет, не хвост – флаг. Огромный! Невероятный… Тьма верхней полосы словно вырастала из самой ночи. Золото средней сияло словно украденное солнце, а нижнее серебро казалось чертой, что разделяет жизнь на «до» и «после».