Прежде всего и во всем Петр «материалист», и благодаря этому в вопросах нравственности его мнения, как и общее направление поступков, граничат обыкновенно с практическим цинизмом. Детоубийство наказуется смертью в его законодательстве, но законодатель удивляется, что Карл V применял ту же кару за прелюбодеяние: «Разве у него было слишком много подданных?» Прибыв однажды в Вышний Волочек, Новгородской губернии, для наблюдения за прорытием каналов, он заметил в толпе молодую девушку, сразу бросившуюся ему в глаза своей красотой и смущенным видом. Он подозвал ее к себе; она подошла, но сгорая стыдом и закрыв лицо руками. Царь выразил намерение выдать ее замуж; остальные молодые девушки, присутствовавшие при этом, разразились смехом. В чем же дело? Ему объяснили, что бедняжка забылась с немецким офицером, покинувшим се с ребенком на руках. Большая беда! Он строго отчитал насмешниц, приказал показать себе ребенка и радовался, видя в нем будущего хорошего солдата. На прощанье поцеловал мать и наградил ее пригоршней серебряной монеты с обещанием еще раз навестить.
Петр дает десять тысяч червонцев председателю своей торговой коллегии Толстому, желая помочь ему избавиться от итальянской куртизанки, и приказ о выселении ее, но чтобы деньги не пропадали совершенно даром, он затаивает секретные переговоры, возложив на красавицу поручение соблазнить ими Вену и Рим.
Как уже было сказано, Петр имел общее представление о своей роли и обязанностях, а также о сопряженных с ними правах; но совершенно бессознательно он совмещал при том, нисколько об этом не беспокоясь и даже того не подозревая, два принципа, положительно непримиримые. Исходя из полнейшего отрицания личности ради общественных интересов, он кончает положительным поглощением общественности неограниченным я. Оставив далеко позади Людовика XIV, он желал отождествлять собой не только «Государство» с «государем», но всю народную жизнь, прошлую, настоящую и будущую. Он твердо верил, что умственное и экономическое возрождение, которыми он руководил, но которые зависели от причин предшествовавших и отчасти находились вне сферы его влияния, - всецело его личное дело, его создание, творение его рук, лишенное без него всякого смысла и даже возможности осуществления. Без сомнения, он верил также в продолжение этого дела за пределами своего вероятного земного существования; он даже работал исключительно для этого будущего, но в глубине души не представлял себе его без собственного участия. Отсюда проистекало его равнодушие к вопросу престолонаследия. Не потоп видел он после себя, а почти небытие.
Его права и обязанности, как он их понимал, являлись для России новостью. Весь уклад, государства, не исключая и политической жизни, покоился до него на семейных устоях. Царь Алексей Михайлович, его отец, был только главой народа и семьи. Никакого общества; ни малейшего намека на права и взаимные обязанности. Это нравы и обычаи востока. Петр вернулся из-за границы с усвоенным им новым принципом «общественности», который стал проводить в жизнь, впадая по обыкновению в крайности. Объявляя себя первым слугой родины, он доводил эту мысль до странных, уродливых преувеличений. В 1709 г. он писал фельдмаршалу Шереметьеву, прося его поддержки у «государя», т. е. Ромодановского, ходатайствуя о получении чина контр-адмирала, приниженно излагая свою просьбу и. перечисляя свои заслуги перед отечеством. В 1714 г. он получил и безропотно принял отрицательный ответ адмиралтейства, к которому обращался с ходатайством о повышении в чине. В 1723 году во время стоянки в Ревеле со своим флотом он заручился докторским свидетельством, чтобы получить от генерал-адмирала разрешение ночевать в городе. Выстроив себе дачу близ Ревеля, Екатеринеи-таль, Петр удивился при первом своем посещении, не видя никого в парке. Не для себя же одного он заставлял работать столько народу и потратил столько денег? На следующий день глашатай возвестил жителям Ревеля, что парк находится в их распоряжении и что они могут разгуливать там без стес-' нений. Сейчас же после восшествия на престол царь разделил на две части весьма значительные богатства, накопленным его отцом п дедом. Благодаря привилегиям и монополиям, присвоенным государю, царь Алексей владел 10 734 десятинами пахотной земли и 5000 домами с доходом в двести тысяч. Петр не пожелал ничего оставить себе; он предоставил в государственное пользование все эти поместья и сохранил за собой только скромное наследие Романовых: восемьсот душ в Новгородской губернии. К доходам со своего именья он прибавлял только обычное жалованье, соответствовавшее чинам, постепенно им проходимым в армии или во флоте. Сохранились квитанции с его подписью, CBimeTeflbcfByioujHe о получении им ежегодного вознаграждения в размере 366 руб. в качестве тиммермана. Имеется также его счетная книга, ведущаяся не особенно аккуратно, но изобилующая любопытными подробностями. «В 1705 г. получил 366 рублей за работы на Воронежских верфях и 40 рублей за службу в чине капитана. В 1706 г. всего 156 рублей, полученных в Киеве. В 1707 г. жалованье полковника, полученное в Гродно: 460 руб. - Расходы: в 1707 г. пожертвовано в Вильне в монастырь 150 руб.; за материи, купленные в том же городе 39 руб.; Анисье Кирилловне на платье 26 руб.; князю Григорию Шаховскому на платье 41 руб.; адъютанту Бартеньеву для крайне нужной поездки 50 руб.» Посетив однажды завод в Истьи, Рязанской губернии, он смешался с рабочими, трудился несколько часов с молотом в руках, потом сделал подсчет: оказалось, что он заработал восемнадцать алтын (алтын - 3 коп.) за такое количество пудов чугуна, над которыми упражнял силу своих мускулов. Получив деньги, он с гордостью заявил, что по возвращении в Москву отправится в ряды и употребит свой заработок на покупку новых башмаков, потому что бывшие на нем совершенно развалились.
В этом много трогательного, также как и величавого; но у медали была и своя обратная сторона. Прежде всего тут была большая доля причуд, что хорошо сознавал сам великий муж. В 1713 г. он-писал из Гельсингфорса Екатерине: «6-го месяца адмирал возвел меня в генеральский чин, с чем поздравляю и
