В какой-то момент возникло ощущение, будто я в лабиринте, где каждый поворот только уводил меня всё дальше от цели.

Я отстранено любовалась тем, как солнце щедро льёт свои лучи на мостовую, играя бликами на листьях деревьев, которые мягко шелестят под лёгким ветром. Воздух был наполнен ароматами цветущих где-то неподалёку цветов, что заставляло забыть, что я в самом центре большого города.

В этот раз вместо привычной тревоги оттого, что я опаздываю, мне удалось успокоиться и взять себя в руки. Прогулка пошла мне на пользу.

Вот и госпиталь, мои поиски увенчались успехом. Поднимая взгляд на красивое, старинное здание, я почувствовала, как в груди сжимается от тревоги и безумной надежды.

Госпиталь стоял в тихом переулке, укрытый тремя рядами высоких зданий от оживленного проспекта, от которого я начала свой путь. Фасад, оформленный в элегантном стиле ампир, судя по его идеальному виду был недавно отреставрирован. Выкрашенный в светло-желтый цвет, он производил приятное впечатление. Совсем не такое ожидаешь от больницы. По углам и карнизу здание было украшено фигурной лепниной, которая представляла собой отдельное произведение искусства.

Здание военного госпиталя оказалось невысоким, всего пять этажей. Вот поэтому я его и не увидела сразу.

Я остановилась перед кованными воротами и мой взгляд сразу устремился к золотой табличке на стене здания. На ней строгим черными шрифтом было указано название госпиталя, адрес, и ниже прямоугольная прорезь куда вставлялась сменная надпись с часами посещений, которые были выложены наборными цифрами.

Целых пол минуты я вглядывалась в цифры, прежде чем окончательно осознала, что посещение в субботу возможно только с одиннадцати часов. Посмотрела на экран телефона. Полтора часа ждать.

«Ничего страшного. Главное, что я на месте и я не опоздала», – успокоила себя.

Напротив входа стояли скамейки, на одной из которых я расположилась, подставляя уставшее лицо ласковым лучам солнца и настраиваясь на встречу.

***

Время пролетело незаметно. Удивительно, но я даже не заметила, как задремала и совершенно спокойно проспала полчаса. Теперь я чувствовала себя немного лучше.

Пока я дремала, около входа успела собралась небольшая очередь. Но надо отдать должное службе охраны. Они оперативно проводили проверку. И долго ждать мне не пришлось.

Я наблюдала как охранники, не задавая вопросов, сверялись со своей внутренней электронной базой, и выдавали допуск на территорию. Нескольким посетителям, несмотря на недовольные возражения, отказали.

Однако для меня они сделали исключение, и снизошли до разговора:

-Девушка, пациента только перевели из реанимации в палату. По правилам к нему пускать не положено даже близких родственников. Однако у вас тут специальная пометка.

Охранник окинул меня задумчивым взглядом.

-А какой номер палаты? – не скрывая волнения, спросила я.

-Зайдите к лечащему врачу в 205 кабинет сначала. Он решит допустить вас в палату или нет.

-А номер палаты? – заискивающе спросила я, хотя мне хотелось схватить этого детину за воротничок и хорошенько потрясти.

-Врач решит. Кабинет 205. – отчеканил он и протянул мне карточку, провожая меня подозрительным взглядом, словно всерьез опасался, что, не зная номер палаты, я прямо сейчас пойду по госпиталю, заглядывая в каждую дверь.

Я хмыкнула. Только пусть попробуют не сказать, где Влад. И, возможно, так и будет.

Сжимая в руке заветную пластиковую карточку, я зашагала по асфальту в сторону входа в здание.

Вестибюль госпиталя внутри был отделан белым мрамором с серыми прожилками. Журчание воды привлекло моё внимание, и я была приятно удивлена обнаружить рядом с входом изящный фонтан, в окружении зелёных насаждений.

Единственный опыт посещения больницы у меня был несколько лет назад, когда у Вики на фоне стресса от постоянных выступлений, воспалился аппендицит и его пришлось удалять. Там была обычная городская больница. И сейчас подспудно я ожидала увидеть такое же утилитарное помещение с персоналом, спешащим по своим делам, и пациентов, которые медленно прогуливаются по коридорам.

Но дойдя до кабинета лечащего врача Влада, я так никого и не встретила. Я осторожно, невольно проникаясь тишиной госпиталя, постучала в добротную деревянную дверь, на которой было указано «Заведующий 1м хирургическим отделением», имя отчество и фамилия, которые я тут же запомнила.

-Можете войти, - раздался негромкий уверенный голос из-за двери.

Кабинет оказался довольно просторным отделанным деревянными панелями до середины стены. Жалюзи легко покачивались от движения ветра. Из приоткрытого окна с улицы доносились звуки городской суеты и отдалённый гул проезжающих машин, создавая контраст с тишиной и спокойствием внутри кабинета.

Врач на вид был возраста моего папы, может быть немного моложе. Его облик излучал уверенность и профессионализм, что необъяснимым образом успокоило меня, хотя я обычно скептически отношусь к так называемой важности первого впечатления, и предпочитаю опираться на факты.

Меня жестом пригласили присесть.

-Геннадий Михайлович, доброе утро… - дальше я вкратце доложила, тьфу, рассказала: кто я и к кому пришла.

-Да, Нина, сразу чувствуется воспитание военное у вас.

Врач окинул меня внимательным взглядом, и была в нем скрытая сила, которую я привыкла видеть в окружающих меня мужчинах: Владе, отце и дяде Игоре. Но у них эта сила была подавляющая, напористая, в отличие от этого мужчины, чья сила воспринималась оберегающей и несла успокоение. Однако, это не означало, что врач уступал им в силе воли или решительности.

-Меня очень просили пойти навстречу и принять вас. – доктор улыбнулся, отчего небольшие лучики морщинок возникли вокруг его глаз, добавляя его облику теплоту и доброжелательность.

А дальше я, ловя каждое слово, узнала, что состояние Влада улучшилось настолько, что его досрочно перевели в отдельную палату. Однако он всё ещё подключен к приборам и не сможет вставать несколько дней. Относительно сроков, когда его выпишут, точнее будет понятно в ближайшие дни.

Несмотря на мои аккуратные вопросы, Геннадий Михайлович, который оказался хирургом, оперировавшим Влада, так и не сказал мне чётко что за ранение получил Влад. Только упомянул, что ранение брюшной полости, и всё. Заметив на моем лице непонимание и подозрение, он сослался на отсутствие указаний от командования.

Что же там за секретность такая великая и зачем это вообще скрывать?

Но я была не в том положении, чтобы что-то требовать. Меня и так пустили в виде исключения и как оказалось за это я должна быть благодарна даже не отцу, а его бессменному помощнику и секретарю Анне Ивановне, которая оказалась подругой детства завотделением. Вот как тесен мир!

Пообещала себе, что не забуду её помощь и непременно придумаю как отблагодарить эту замечательную женщину.

И со страхом получить отказ, я задала самый волнующий меня вопрос:

-Геннадий Михайлович, могу ли я попросить вас разрешить мне… - несмотря на мои попытки сохранить спокойствие, ком в горле будто выпустил острые шипы, которые вызвали боль и спазм и, мой голос сорвался.

-Нина, вы понимаете, что Влад в настоящий момент находится без сознания.

Я была благодарна мужчине за то, что он ответил, не дожидаясь пока я смогу вернуть себе самообладание. Потому что я бы не смогла. Возможно, хирург с огромным опытом за плечами, не раз видевший перед собой женщин в похожей ситуации, понял, что я нахожусь на грани того, чтобы разрыдаться прямо у него в кабинете.

Всё, что я смогла – это кивнуть.

-И вы не сможете с ним поговорить, узнать о его самочувствии. Также возможно, что его вид и состояние в данный момент могут вас испугать.

Его глаза, полные сочувствия и понимания, словно говорили мне: «Вы не одна». Этот момент тихого взаимопонимания придал мне сил, чтобы сдержать навернувшиеся слёзы и глубоко вздохнуть, пытаясь найти в себе силы, чтобы услышать ответ, даже если это будет отказ.