Вроде бы – обычные. Вроде бы – на минуту.

Если так, то не страшно. За минуту не задохнусь.

Ну да – дышать тоже не получалось. При этом совершенно точно меня не опутывало никакое чужое воздействие, просто утратил контроль над телом, только и всего. За спиной раздражённо засопел Заруба, вскоре он не выдержал и негромко прошипел:

– Сопротивляйся, дурень!

Сопротивляться? Это как ещё? Да что тут можно сделать-то?

Стало не хватать воздуха, а ещё начали сыпать шуточками неофиты. И то, и другое было одинаково неприятно, и то, и другое откровенно взбесило.

Я обратился к небесной силе и втянул её в себя, намереваясь отгородиться приказом отторжения, но замешкался, не понимая толком, что именно должен отразить. Внешнего давления не было, а вот внутри… К удивлению своему, я обнаружил, что моя аура потеряла равномерную оранжевую окраску и местами казалась куда насыщенней и плотней обычного. Надавил на одно из таких пятен, и то поддалось, начало расползаться, а я вдруг сипло втянул в себя воздух.

Да! Сработало!

– Незачёт! – объявил наставник и вызвал следующего воспитанника.

На сей раз я прогнал по телу волну небесной силы, и меня скрючило так, что едва хребет штопором не закрутился, а вот дальше приноровился выталкивать из себя все обездвиживающие щупальца разом. Стягивал энергию к солнечному сплетению и уже оттуда разгонял её, сметая вкрапления чужой воли. Затем и вовсе стал от неё закрываться.

– Видите! – ткнул в меня указкой наставник. – Ваши слабосильные приказы способен перебороть даже полный профан в тайных искусствах! И уж будьте уверены, простецы со спящим талантом парализовать себя тоже не дадут! Тренируйтесь, тупицы!

Впрочем, не скажу, будто служить учебным пособием для отработки обездвиживающего приказа было так уж легко и приятно. Довелось мне и биться в корчах, когда проигрывал противостояние в контроле над собственным телом, и сознание терять после атак некоторых очень уж поднаторевших в такого рода воздействиях неофитов. Иной раз чужая воля оказывалась чересчур цепкой, её из своей ауры приходилось буквально вымарывать.

А возвращался в камеру и упражнялся, упражнялся и упражнялся. Особой надежды на врача не было, ставку я по-прежнему делал на побег и потому раз за разом шибал ударным приказом по замку. Едва ли начал попадать по нему так уж чаще, зато теперь, прежде чем сбивала с ног отдача, успевал врезать и с правой руки, и с левой.

Впрочем, это достижение было не из тех, коими стоило бы гордиться. Драный замок ни разу не звякнул, не шелохнулся!

Ну а дальше за меня взялся Заруба. Я-то наивно полагал лысого дядьку простым надзирателем, а он оказался полноценным наставником и обучал приютских воспитанников технике ударного приказа. Выяснилось это, когда меня впервые вывели во двор, в одном из углов которого обнаружилась засыпанная речным песком площадка.

– Ну-ка, бестолочи, как нужно бить? – спросил там Заруба у пятёрки неофитов:

– Быстро и резко! – спешно ответил один из озябших на холодном осеннем ветру юнцов.

– Точно в цель! – добавил другой.

– Сильно! – пробасил черноволосый крепыш.

Заруба наставил на него указательный палец.

– Не просто сильно, но соразмерно ожидаемому результату! – объявил он и с усмешкой признал: – Ну и сильно тоже. Можете не сдерживаться, он в вашем полном распоряжении! Первый!

Я шатнулся вбок, и лишь горячим ветерком обдало. Думал, наставник помянет маркитантскую лодку, но тот лишь отвесил промахнувшемуся воспитаннику крепкого леща.

– Мазила! – ругнулся Заруба. – Второй!

Этот парнишка оказался сообразительней и провёл меня, вскинув руку и при этом не ударив. Шибанул приказом он уже после того, как я скакнул в сторону.

Хлоп! И лежу на песке, перед глазами с бешеной скоростью крутится небо, в ушах – звон, во рту – металлический привкус крови. И – не вздохнуть.

Но очухался, конечно, заворочался.

– Слабенько! – с презрением бросил Заруба.

– Да? – оскалился я. – А если самого так?

Неофиты рассмеялись, наставник развёл руками.

– Хочешь обменяться ударами? Валяй, бей первым!

Я поднялся, переборол головокружение и смерил Зарубу изучающим взглядом. Отказаться мне и в голову не пришло. Давненько уже подмывало проверить, насколько он хорош, а когда ещё такой случай подвернётся? Что же до ответного удара, то не наставнику учебное пособие ломать. А сломает – починят.

И я открылся небесной силе и качнул её в правую руку, чтобы миг спустя ударить в полном соответствии с наставлениями самого Зарубы: резко, точно и сильно. Пальцы выкинутой перед собой руки обожгло, приказ угодил точно в лысого дядьку, но тот даже не покачнулся, а вот мне самому отдачей так и прилетело!

Но – ерунда! Когда бил по зачарованному навесному замку приходилось куда хуже, поэтому лишь головой мотнул. Заруба озадаченно хмыкнул, кивнул и как-то очень уж неторопливо повторил мой собственный жест. Я уловил момент удара и прикрылся отторжением, бросив в него всю энергию, которую только сумел в себя вобрать – ещё успел уловить, как сминается и рвётся выставленная защита, а уже миг спустя кубарем покатился по земле.

– Не безнадёжен, – отметил наставник и скомандовал: – Третий!

Я только поднялся на ноги, когда черноволосый крепыш шагнул вперёд и врезал от плеча, будто бил не приказом, а кулаком. И вновь мне удалось выбросить из себя небесную силу точно в нужный момент.

Отторжение!

И – лишь качнуло!

Да, черти драные! Выкусите!

– Четвёртый! – коротко бросил Заруба.

Краешком глаза я уловил резкое движение сбоку и чуть не угадал с направлением удара, но в итоге меня разве что крутануло вокруг себя. Не плюхнулся на задницу, устоял на ногах.

– Пятый!

Я даже успел заметить вскинутую руку и толкнулся навстречу удару своей волей, да только безнадёжно с этим запоздал.

Щёлк! И белый день сменился чернильной мглой забытья.

Очнулся на хирургическом столе. Перед глазами всё плыло, но это не помешало разглядеть холёную физиономию приютского врача. А вот спросить, что со мной, не удалось – попросту не сумел произнести ни слова. Челюсть не ворочалась. Напрягся – и вновь потерял сознание, но почти сразу вынырнул из забытья, поэтому и расслышал традиционный вопрос Грая:

– Ну-с и как показал себя наш юный друг?

– Отвратительно! – буркнул Заруба. – И первого круга не продержался!

– Печально такое слышать, – вздохнул Грай. – Ладно, посмотрим, что можно сделать.

Сделал он в итоге очень даже немало. Перво-наперво заморозил мне каким-то вонючим препаратом лицо, а затем вернул на место свёрнутую набок челюсть. Знавал я босяков, которым прилетало свинчаткой – на людей они потом ещё долго не походили, а меня по высшему разряду пользовать взялись. Встал с хирургического стола как новенький. Ни тебе отёка, ни распухших губ. Рот, правда, непривычно закрываться начал, но это пустяки.

– Неумехам и слабакам ничего хорошего в этой жизни не светит! – невесть с чего поведал мне Грай, споласкивая под рукомойником окровавленные ладони.

Я провёл языком по зубам, обнаружил с пяток прорех и кивнул.

– Учту, – хрипло выдохнул и опёрся на стол в попытке перебороть головокружение.

– И вот ещё что, юноша: если вас каждый день станут приносить ко мне в таком состоянии, очень скоро ничем помочь не смогу. – Он стряхнул капли с ладоней и позволил себе намёк на улыбку. – Придётся умыть руки!

Меня начало потряхивать, но совладал с эмоциями и обуздал гнев.

Страшно не было. Не стоит загонять крысу в угол, а босяк – та же самая крыса, только много опасней. Ещё поглядим, кого следующим врачу пользовать придётся…

Вопреки ожиданиям, в камеру меня не вернули – вместо этого увели обратно на двор. Заскорузлая от засохшей крови роба неприятно тёрла кожу, а лицо к этому времени всё же опухло, и при моём появлении давешняя пятёрка неофитов начала втихомолку давиться смехом.