Душа из ртути и свинца

Летит с тоской предгрозовой

(Тасуя строки без конца)

Сквозь пустоты холодной вой,

Сквозь измерения квартир,

Минуя логику минут,

В парадоксально-странный мир,

Где тени прошлого живут.

Где возвращается назад,

Все, что утрачено навек,

Где над судьбой не властен Ад,

Где ты пока что человек…

Идешь по граням деградации,

По закоулкам скользкой тьмы.

И наблюдаешь иллюстрации

К тоске, снедающей умы.

И снова делаешь открытие:

Жизнь бесполезна и пуста.

Какое жуткое наитие —

Игра в отчаянье с листа.

Все кем-то лихо разграничено:

Тебе — туда, а мне сюда…

Судьба банальна, ограниченна,

Мгновенье — канет в никуда.

Есть только ужас неизбежности,

Все прочее — забытый сон…

Все прочее — лишь пепел нежности

На месте дорогих имен.

По полустанкам осени дождливой,

В пространстве жизни, злой невероятно,

Бредешь походкой зябкой торопливой,

Окутанный тоскою непонятной.

Сквозь дождик мелкий, тихо моросящий,

Под странный шепот ветра ледяного

С судьбой полубезумной, настоящей

Ты споришь до отчаянья и снова

Бормочешь строки странного поэта,

Что тоже жил и сгинул незаметно

В игре теней и призрачного света,

В осеннем сне холодном и бесцветном.

Навязанных ролей пустое суесловье,

Возвышенных ночей трагическая суть.

Вселенская тоска присела в изголовье

Задумчивой души, что не смогла уснуть.

Мерцающих миров таинственные ноты

И музыки мечты чуть слышный аромат.

А дальше, может быть, восторги и остроты,

И памяти святой отчаянный диктат.

Не избежать никак тревоги, беспокойства,

Что вязью строк бегут по трепетным листам…

Так время и судьба вдруг проявляют свойства —

И отправляют жизнь по сумрачным местам.

Как всегда, все решится в последний момент,

На охваченных страхом дорогах судьбы.

И, затеянный давеча, эксперимент

Захлебнется словами тоски и мольбы.

Это кто-то идет за тобой не спеша,

Ты блуждаешь в тумане который уж год,

Словно тело твое покидает душа,

Превращается в холод ночей и пустот.

Никуда, никогда, ни за что не успеть

Наложение снов лишь фиксирует боль.

Хоть, не хочешь, придется все ж песню допеть,

Доиграть и дожить отведенную роль.

Искривленье зеркал и паденье на дно,

И разбитое сердце и в кровь голова.

Предвещают безумное время давно,

Помещая сознанье в свои кружева.

Мерцанье экрана на стыке эпох,

Вошедшее в кровь навсегда.

Тяжелый, похожий на стон, новый вздох,

И дней беспокойных вода.

И ночи трагически — жуткой весна,

И времени тягостный зов.

Ты бредишь опять в измерениях сна,

Что двери закрыл на засов.

Душа раздробилась на сотни частей

В безумных мечтах-кружевах,

В потоке тревожных и злых новостей,

В жестоких и странных словах.

Блуждая в пространстве вселенских утрат,

Сожженных надежд и страниц,

Влюбляешься в бездну сильней во сто крат,

За то, что она без границ.

Холодом дохнула пустота

В сердце поселилось беспокойство

Чувствуешь, что эта жизнь — не та…

Вновь инферно проявляет свойства.

Где бы ни был, что б ни говорил,

Делаешь с отчаяньем кульбиты…

В мир кошмаров двери отворил,

Прежние миры давно разбиты.

Ничего, ты учишься смеясь,

Принимать удары зла на веру.

Превращая жизненную грязь,

В сумрака таинственную сферу.

Вновь потусторонние ветра,

Разрывают ткань твоей вселенной,

Сыпется событий мишура,

Только то, что странно и нетленно

Остается в строчках навсегда,

Пролагая через боль-тревогу,

Через тяжесть слова «никогда»,

В вечность невозможную дорогу.

Забрезжила безумная надежда,

Забрезжила — и тут же умерла.

И скуки снова серая одежда,

И снова ледяные сказки зла.

Мерещится давно, везде, повсюду

Забытое и грустное лицо.

Я буду, как всегда, обязан чуду,

Что душу сжало в темное кольцо.

Я в лабиринтах лет скитаюсь снова

И память как залог судьбы, храню

И превращаю странно сердце в Слово,

Чтоб возвратиться к вечному огню.

Не знаю до сих пор, на что я годен,

Но что-нибудь, когда-нибудь свершу.

Я верю в то, что я теперь свободен…

И от стихов, которые пишу.

Я вернулся за воспоминаньем, за тенью,

Я всегда благодарен своим сновиденьям,

Даже если они и стремятся во тьму.

За иными мирами холодного взгляда

Панорама печального личного ада,

И все то, что, быть может, строкой обойму.

И, как прежде, опять неизбежность дороги,

И тревоги, тревоги, тревоги, тревоги…

И отчаянной гордости шаткий настил,

По которому в ночь ухожу я так странно,

Очертанья всего до предела туманны,

Только кажется, что меня кто-то простил.

Потакая игре с жизнью, точно с монеткой,

Я встречаюсь с любовью ненужной и едкой,

Слышу боль летит в вечность, и может, мольба.

Я качну головой и начну постепенно

Слушать темную музыку этой Вселенной,

За которой чуть слышно крадется Судьба…