Вернулся домой, позанимался немного - и надо уже было собираться. Ритм театрального оркестра сильно отличался от концертного. Впрочем, за месяцы, проведенные в «Виртуозах», я не успел тотально выбиться из него, поэтому особых проблем не возникло. Ну, кроме сложностей со временем, конечно, и несовпадения с Ирой.

Минимальной ставкой было пятнадцать «вызовов» в месяц - очень смешные деньги. Вызов - все, что дольше полутора часов, неважно, общая репетиция, групповая или спектакль. Поскольку спектакли шли ежедневно на двух сценах и в камерном пространстве, а то и по два в день, в среднем получалось порядка двадцати пяти выходов, а то и до сорока. Начиная с шестнадцатого шла переработка с повышенной оплатой. Особенно в выходные. Вообще их полагалась два в неделю. Но это только в теории.

Состав в оркестре был двойным, графики вызовов сочиняли концертмейстеры. Как настоящие эксплуататоры-кровопийцы, себя вызывали реже, а получали заметно больше простых смертных. Хотя впахивать приходилось конкретно. Одни групповые репетиции чего стоили. Но мне это нравилось.

Сегодня играли «Ворона» - странную модернистскую постановку по мотивам пьесы Гоцци. Одна радость, что полтора часа без антракта. Да и играть там было мало чего, больше всякого шумового оформления. В начале десятого уже дома. По нашим меркам очень рано.

Играл на автомате, глядя одним глазом в ноты, другим на дирижера, думал о том, что еще два с половиной месяца, и у нас будет ребенок. Если узи не соврало, то мальчик. Мальчик Лешка.

Мы, конечно, поспорили, в честь кого из дедушек назвать, но в итоге вышло ни нашим ни вашим. Решили, что будет Алексеем - в честь Ириного Деда. То есть в честь прапрадеда. И Лоренцо когда-нибудь достанется ему. Если, конечно, захочет стать музыкантом. И скрипачом, а не виолончелистом или вообще барабанщиком.

В честь такого дела была всеобщая радость. Как сказала Ирка, детский крик на лужайке, и мы все пытались вспомнить, откуда эта фраза, без интернет-читерства. Но так и не вспомнили.

А больше всех, хоть и заочно, радовалась Анька.

«У меня будет мелкий брат, - написала в сопровождении десятка смайликов. - Экстаз! Лучше поздно, чем никогда».

Она стала совсем взрослой. Летом заканчивала школу и ехала в Лондон. Выбор дался нелегко, и я бы не удивился, узнав, что решение принято орлом и решкой. Но перед Лондоном она должна была прилететь к нам, и мы ее очень ждали.

- Напоминаю! - раздалось грозное дирижерское, когда опустился занавес. - Завтра общая репетиция в десять утра. Для особо одаренных: явка в девять сорок пять.

Ох уж эти явки! Опаздывать вообще было нельзя, второе опоздание грозило увольнением. Репетиция еще худо-бедно, а опоздание на спектакль считалось прогулом. Чтобы этого не было, существовали так называемые явки: полчаса до спектакля, пятнадцать минут до репетиции. Опоздание на явку каралось вычетом из зарплаты.

Уже в машине написал Ире, что закончил, еду. Заодно перечитал ее последнее сообщение:

«Сурок, я дома, все ок. Блин, такую ржаку расскажу - умрешь».

Ну ладно, поедем и узнаем, что там такого ржачного случилось у нее на ход коня.

Ирина

Последний день перед декретом. По большому счету, репетировать мне было уже некуда, но кого это интересовало? Да и группу стоило подрючить перед тем, как передать Виталику. И кларнетист там еще какой-то новенький. Ну ладно, послушаем.

Когда Антон узнал, что я беременна, перекосило его конкретно. Я аж испугалась, не хватил ли инсульт, такая рожа была кривая. Узнал не от меня. Сказала девкам, от них, разумеется, разлетелось.

- Ирина, ты что, беременна? - спросил с таким возмущенно-брезгливым выражением, что я едва удержалась от смеха.

- Да. А что? - уточнила подчеркнуто спокойно. - Нельзя?

- Так ты же в декрет уйдешь!

- Ну… - пожала плечами. - Могу не уходить. Рожу прямо на концерте. Примешь роды?

Буркнув что-то нецензурное, Марков поспешил свалить в закат.

Где-то, каким-то крохотным краешком сознания, я ему даже немного сочувствовала. Так… снисходительно.

Думал тишком, скоренько перепихнуться с певичкой, но попался - и попал. Мало того, что влетел на развод и съехал на съемную квартиру, так еще вынужден наблюдать мою счастливую личную жизнь. У него жопа, а я замужем и беременна. Наказание неадекватно проступку? Ничего подобного. На каждый шах ответим матом.

А личная жизнь действительно была счастливой. Не прямо гладкой, как стекло, но что там было у Сент-Экзюпери? «Любить - это когда двое смотрят в одну сторону»*. Мы точно смотрели в одну. Ссорились, мирились, но все равно были вместе.

- Полюбуйся, - отмотав стрим назад, Феликс показал мне сценку из жизни наших аистов. - Ничего не напоминает?

Парочка ремонтировала гнездо. Схватились вдвоем за большую палку, дергали ее во все стороны, но она никак не вставала на место. Аистиха психанула и улетела. Аист посмотрел ей вслед и начал пристраивать палку дальше, уже один. Мадам вернулась, пощелкала клювом, подергала супруга за крыло, и они совместными усилиями все-таки справились.

- Напоминает, - рассмеялась я, потому что совсем недавно мы точно так же поцапались, собирая детскую мебель, купленную в разобранном виде.

Аисты словно жили вместе с нами, как два добрых духа. Две фигурки со свадебного торта - на полке. Ну и стрим мы поглядывали, конечно: как там дела у «наших».

Ребенка мы специально не планировали. В том смысле, что не делали ничего специально, кроме того, от чего в принципе бывают дети. Через пять месяцев после свадьбы наши не-усилия увенчались успехом.

Когда узи показало мальчишку, немного поспорили, но все-таки решили назвать его Лешкой. Дед, где бы он ни был, наверняка обрадовался. Ну как же, праправнук, названный в его честь! А может, еще и музыкантом станет. И сыграет на Лоренцо полонез Венявского.

Сегодня общая репетиция была короче, потом все разошлись на групповые и снова собрались на мою отвальную. Даже Антон зашел с кислым видом, но я не сомневалась: если бы не прослушивание, не остался бы. Мне надарили кучу подарков, нажелали всякого приятного и заверили, что будут ждать обратно.

- Можно? - когда мы уже заканчивали, в дверь сунулся парнишка с дредами.

- Это ты, что ли, кларнетист? - скептически хмыкнул Антон. - Подожди минут пять, юное дарование.

Когда в оркестре появляется вакансия, сначала ее придерживают для своих и только потом уже объявляют открытый конкурс. Так, через закрытое прослушивание, сюда попала я, а потом и Феликс. Вот и сейчас, когда уволилась, не выдержав постоянных придирок Маркова, кларнетистка Женя Муравьева, оставили окошко.

- Есть один мальчик, - сказал концертмейстер деревянщиков Кирилл Пискунов. - Правда, где-то играет, но я спрошу.

«Мальчику» стукнуло тридцать лет, он окончил московскую консу, поработал за границей, вернулся, играл по приглашениям. Обычно перед открытым конкурсом, где могло быть до сотни заявок на место, претенденты присылали демо-записи, по которым половина отсеивалась, но на закрытых прослушках получался кот в мешке.

Кларнетист по имени Вадим Савельев действительно выглядел «юным дарованием». Какие там тридцать, я ему и двадцати пяти не дала бы. Дреды, драные джинсы и улыбка до ушей. И такой безудержный позитив, что хотелось немедленно улыбнуться в ответ.

На прослушивании всегда играли что-то обязательное и по выбору. Стандартная «Франческа»** прозвучала мало того что безупречно, так еще и с тем самым драйвом, который захватывает и тащит за собой. Вторым номером шел концерт Джона Корильяно, по сложности не уступающий моему коронному «Лабиринту».

- Прекрасно! - зааплодировал по окончании Кирилл и посмотрел на Антона. Тот кивнул согласно. И я, разумеется.

- Теперь почитаем, - Антон протянул ему пачку партитур. - Без читерства, пожалуйста, я все равно пойму, что не с листа. Хотя… - тут он покосился на меня, - некоторые с листа читают так, словно уже десять раз играли.