– Ну, во-первых, нужно знать у кого и что обменивать, – начал загибать пальцы я, – во-вторых, Зубатов сейчас злой и пасёт меня. Увидит самогон – и мне капец будет. Выкрутиться больше не получится. В-третьих, самогон – это хорошо, это стратегический запас на трудные времена, задел на будущее. А петух – вот он, уже здесь. Сейчас я с очагом разберусь, согрею воды, ощиплю его и поставлю варить. К сожалению, у меня нет холодильника и придется варить его целиком. А, ну ещё кастрюлю раздобыть надо. Но в крайнем случае – возьму ведро, я видел у Жоржика есть.

– Послушай меня, отпусти-таки петуха, – продолжил нудеть Енох, проигнорировав всю мою аргументацию.

– И не подумаю, – отмахнулся я, выгреб остатки золы и вынес во двор.

– Зря ты меня не слушаешь, – замерцал мне в спину Енох.

– Вот чего ты прицепился? – взорвался я. – Этот петух тебе чем дорог? Может быть он твой родственник или ты из общества защиты животных? Слушай, а может ты вообще веган и буддист?

– Крик петуха отпугивает нечисть, – отстранённо заметил Енох.

– Кто-то еще недавно втюхивал мне, что нечисти и бесов не существует, – язвительно напомнил я, – а теперь, оказывается, что только петух может нас всех спасти. И вот как мне понять, когда ты врешь – в прошлый раз или теперь?

Енох, очевидно, обиделся, потому что торопливо замерцал и исчез.

Я не стал слушать эту ошибку альфа-распада и отправился искать ёмкость для приготовления еды.

Кастрюлю я не нашел, зато обнаружил на заборе у соседки большой и пузатый глиняный горшок, в котором хозяйки этого времени готовили пищу в печи. Одолжив без спросу на время данную ёмкость, я вернулся обратно. И первое, что увидел – петуха дома не было.

Может, крутился-вертелся и вывалился под полати?

Я согнулся, пытаясь высмотреть в пахнущей едкой пылью темноте под полатями мой будущий ужин, но петуха там точно не было.

Вот что за чертовщина?

Я вылез, отряхивая с головы сор и паутину и крепко задумался. Что-то мне здесь нравится всё меньше и меньше. Надо валить отсюда. Вот только вопрос – куда? Документов у меня нету, Генка – несовершеннолетний и очень бы не хотелось побираться по улицам и очутиться в допре.

В животе заурчало.

– Эй, Енох! Енох! – громко позвал я, – ты засранца этого, случайно не видел?

Призрак появился буквально передо мной и завис, невнятно мерцая, в воздухе.

– Петух исчез, – пожаловался я.

– Я его отпустил, – спокойно кивнул Енох.

– Как? – опешил я. – Ты же бестелесный призрак, ты даже горшок вон сдвинуть не можешь. Как ты петуха смог развязать, открыть дверь и вытолкать его из дома?

– Да, я не могу, – согласился Енох. – Но Барсик вполне может.

Я покрутил головой: скотина Барсик сидел в углу и с тупым и независимым видом вылизывал лапу.

– Да ладно, – не поверил я, – у него же ума не хватит провернуть всё это.

– У него не хватит, но я могу его заставить, – ответил Енох и я аж завис. Полезность привидения становилась всё очевиднее.

– Слушай, Енох. Раз уж ты оставил меня без обеда и ужина, так, может, ты скажешь Барсику, пусть сгоняет к какой-нибудь хозяйке и стащит мне пирогов? Хочу с грибами и кислой капустой. Хотя нет, лучше с картошкой и шкварками. Так нажористее.

– Я не могу управлять Барсиком на большом расстоянии, – вздохнул призрак, – а отсюда выбраться тоже не могу.

Вот чую, что выкрутился, а заловить не выходит.

Так как есть хотелось всё больше и больше (яйца и сало я пока экономил, да и без хлеба сало как-то не очень), то я отправился к Гудкову.

Тот сидел в доме за столом и пристально рассматривал от руки нарисованную картосхему, делая пометки в тетради. Пахло тушеной картошкой со свининой и печёными яблоками.

– Здарова, браток, – увидев меня, разулыбался руководитель агитбригады, – а у меня к тебе непростое поручение…

– Товарищ Гудков, – перебил я его, – я живу у вас третьи сутки. И меня ещё ни разу не покормили. Моя зарплата сразу уходит на счета школы, денег на руках нету, купить продуктов я не могу. Хлеб, который у меня был со школьной столовой, давно закончился. Я скоро умру от голода. Даже над крепостными в средние века так не издевались. Их хоть гнилой капустой, но иногда кормили… я читал.

– Так я же тебе сказал у дежурной спросить, – нахмурился Гудков (мой выпад ему явно не понравился). – Ты же не маленький, Капустин, чтобы за ручку тебя водить!

– Они на диетах, дежурные ваши, – скривился я, – даже себе не готовят.

– Ну тогда не знаю, – задумался Гудков и уставился на карту.

– Товарищ Гудков, так что мне делать? – напомнил я, – я есть хочу.

– Завтра мы ждём подводу с реквизитом, они и кое-какие продукты должны подвезти, – попытался обнадёжить меня Гудков.

– Я до завтра не доживу, – с тихой печалью сказал я, – умру с голоду. Уже три дня не ел почти ничего.

– А вот Зубатов говорит, что ты у него продукты спёр, – выдал Гудков. – Так что не умрёшь, Капустин.

– А если Зубатов врёт, и я умру? – прищурившись, произнёс я. – Где в советских законах такое есть, чтобы детей морить голодом и заставлять прислуживать Зубатову? Между прочим, я сирота.

Гудков аж завис.

– Ну знаешь…! – цыкнул он.

Потом подумал, быстро достал из кисета деньги, отсчитал немного мелочи и положил на стол:

– Сбегай вот на село, купи себе там чего-то. Здесь хватит.

На столе одиноко лежало несколько мелких монет.

– И что на эти деньги я могу приобрести?

– Ну… – замялся Гудков, – хлеба и молока тебе продадут точно.

Я сгрёб мелочь. Вот жадюга. Ну ладно, я ещё с вами со всеми разберусь.

– Спасибо, товарищ Гудков, – сахарным голосом поблагодарил я.

Гудков хмуро промолчал, рассматривая карту и давая понять, что он очень занят и я отнимаю его драгоценное время какой-то несущественной ерундой. О поручении он больше не упоминал.

Ну а я пошёл на село.

Дорога до тех пор петляла промеж утопающих в яблоневых садах избушек и домиков, пока не вывела меня к явно стратегической завалинке у перекрёстка, откуда прекрасно просматривались все дороги и улицы, и где сейчас собралось несколько баб и один старый дедок. Все они что-то активно обсуждали. Бабы при этом сплёвывали шелуху от семечек, а дед курил самосадный табак.

При виде меня все умолкли.

– Добрый день, – вежливо поздоровался я.

– И тебе здравия, – нестройным хором ответили крестьяне. А одна бабёнка, рябая, зато в стеклярусных бусиках, спросила с плохо сдерживаемым любопытством:

– Ты что ль с агитбригады тоже будешь?

– Ага, – кивнул я, не зная, гордиться своей принадлежностью к местной богеме, или же ноги в руки и бежать, пока не поздно.

– А правда, что у вас есть слепой предсказатель? – спросила одна.

– И бородатая женщина?

– И карла?

– А бабуина есть? Я в позапрошлом году была в Бобровке на ярмарке и такую бабуину в цирке видела! Ужасть прямо! – не унималась рябая бабёнка, – и вся жопа синяя у неё. Кошмар.

– Да нет, товарищи, у нас же не цирк, – снисходительно усмехнулся я, – приходите сегодня на представление и сами все увидите.

– Так бабуины не будет? – разочарованно спросила рябая.

– Зато у нас будет товарищ Зубатов, – торжественно сказал я, хотел добавить про жопу, но не стал, зато добавил другое, – это куда уж лучше, чем все эти ваши бабуины. Приходите на него посмотреть.

Бабы одобрительно загомонили и обещали прийти.

– Я вот что хотел спросить, – сказал я, когда эмоции от предстоящего зрелища немного улеглись, – у вас продуктов прикупить можно? А то наша подвода с едой только завтра придёт. Они там реквизит же ещё везут. А есть сегодня надо.

Я показал монетки. Если при моих словах, крестьянки воодушевились, то при виде жалких монет, от их добродушия не осталось и следа. Все враз заторопились по своим делам.

– Ну пойдём, я что-нибудь тебе дам, – вздохнула баба Фрося, когда мы остались одни. Старичок был не в счет, так как был глуховат, да и давно уже не в себе.