Снежный блеск воспоминаний,

Нарисованные сны,

И громады темных зданий,

Тень в свечении Луны.

Долгих лет петляет тропка:

Кругом-лугом, напрямик.

На стекле мороза штопка —

Зимний мир к тебе проник.

Дышит сказкой новогодней

Хруст замерзшей тишины.

Жизнь становится свободней:

Без обиды и вины.

Грусть, усталость и тревога —

Ты меж них легко скользнешь…

Ненадолго, ненамного

От себя ты отдохнешь.

Сырые осени дороги,

И грусть, как музыка листвы

Упавшей под ноги в тревоге

За безмятежность синевы.

И романтический багрянец

Кругом отчаянно разлит.

И время — вечный иностранец,

Злым монологом веселит.

Ведь жизнь не может без отравы

Между мирами пустоты…

И шелестят забвенья-славы

Цветные-белые листы.

Ты раздражаешься все чаще,

Ты замыкаешься все больше —

Бредешь сквозь лжи и скуки чащи,

А жизнь становится все дольше,

А грусть становится все ближе,

И тенью за спиной маячит…

Судьба, как эмигрант в Париже,

Всю душу в слезы, в строки прячет.

Ты видишь, как цветет акация

Ты думаешь: опять весна.

А это точка бифуркации,

Беда у темного окна.

И незаметно время тянется,

Тьма опускается слегка.

Жизнь в одиночестве останется,

Практически наверняка.

Судьба на части разрывается,

Не различая явь и сон.

И потихоньку расплывается

Души твоей ненужной звон.

Распад похож на созидание,

На капли тающего льда.

А ты похож на мироздание,

Отправленное в никуда.

Иди, сквозь ночь, ступай по битому

Стеклу, и слушай воронье,

Внимай отчаянью, разлитому

Сквозь артистичное вранье,

Мешай надежду с безнадежностью,

Теперь безумье — ремесло…

С парадоксальной неизбежностью

В прекрасном мире правит зло.

Это новая тема иль прежних метаний итог.

Но осенняя ярость, пожалуй, ни с чем не сравнима.

Я уже созерцаю времен всевозможных порог,

Я почти осязаю, зачем создавал меня Бог…

Чтобы все позабыть, чтобы вспомнить, что жизнь эта мнима.

Сверху все безразлично, лишь звезд сокрушающий свет,

Отмеряет шагов виртуально-реальных парсеки.

И все звуки двоятся, разбившись на «Да» или "Нет".

Застревает душа, вязнет в холоде дальних планет,

Опуская руками свои непослушные веки.

В мире много давно обреченных и жутких потех.

Ожидание чуда безмерно, бездонно, нелепо…

И гоняют нас звуки по кругу: то плач, а то смех.

Ну а вечность…Что вечность?.. Похоже, она не для всех…

Ледяными ветрами навек заколдовано небо.

Это годы, что бегут по этажам,

Поднимаются к холодной тишине,

Поднимаются к забытым миражам,

Что застыли, словно звезды в вышине.

Это радио тоски и пустоты,

Это кресло, опустевшее давно.

И сознания испорчены листы,

А душа, как неотснятое кино.

Это призраки успехов и утрат,

И усмешка, что змеится на губах.

Это разочарований маскарад,

И глядящий прямо в сердце старый страх.

Это ветра мелодический порыв,

Ночь чудес и романтический искус…

Это ты летишь, найдя времен обрыв,

Меланхолию попробовав на вкус.

Я тенью бреду сквозь холодные ночи.

Предутренней тенью, похожей на морок.

Мне каждый миг мрака и долог, и дорог,

Как будто безумие жжет мои очи.

Иные миры, как иные квартиры,

Где чувства спокойно доходят до боли.

И время распалось на сотые доли,

Под звуки моей хаотической лиры.

Я вижу кого-то, мне нужно немного,

Коснуться, ведь все мы, как тени, скитальцы…

Но режутся в кровь мои нежные пальцы,

Опять суждена мне другая дорога.

Я многомирен, многомерен

Потусторонней грусти верен.

Я приближаюсь отовсюду

Туда, где не был и не буду.

Летит дорога, как живая.

И тихо недоумевая,

Молчанье или разговоры

Души задергивают шторы

Осенний сумрак вяжет руки

Ремнями запредельной скуки.

И в тишине стучится слово,

К судьбе все также не готово…

Ох, непонятно я устроен:

Я яростен, и я спокоен.

Я странен день, а день — обычен —

От самого себя отличен.

Но вечность — быль и небылица —

Мои не замечает лица.

Время тянется потянется —

Ничего с тобой не станется.

Жизнь проходит механически:

То нелепо, то трагически.

Осень мерно растекается.

Сердце грустью увлекается

В ночь, где правят превращения —

Ветра злого возмущения.

Взгляд недобрый долго мечется,

(Знать отчаянье не лечится)

Видя в зеркале разбившемся

Только память о несбывшемся.