– Здесь самые дешевые товары, по сравнению с городскими ценами, – вставил собеседник Хэйт.
– Но и качество оставляет желать лучшего…
– Ты не понимаешь их, Тюр… эти демоны выживают, думая, что вот-вот сгинут от какой-нибудь заразы. Каждый день им приходится горбатиться на заводах, фабриках и прочих предприятиях, лишь бы получить свои жалкие пятьсот серебряных, которые тут же уйдут на эти гнилые продукты.
– А с чего это я должен понимать их, а? Я им что, брат, отец или сын? Меня ничего с ними не связывает.
– Ошибаешься, связывает… – произнес Хэйт с шипением.
– Ха! – подпрыгнул Тюр, – и что же? – улыбчивое лицо рогатого уставилось на хмурую фигуру, веющую холодом. Голова Хэйта вальяжно повернулась к собеседнику. Прищуренные глаза хищным взором окатили Тюра. Он чуть дрогнул и попятился, ощущая мурашки по спине. Некогда хороший, даже лучший из всей его «дружеской» оравы, товарищ теперь казался Тюру пугающим, словно Хэйт был тигром, закрытым в клетке с мышью. И мышью в этот момент ощущал себя Тюр. Неожиданно карета пошатнулась. Внимание юношей перешло на парочку, которая мчалась через дорогу. Один из них, явно, был вором, ибо одет он был неприметно (идеально, чтобы затеряться в толпе), да и к тому же в руках он держал тряпичный кошель. В добавок к этому гнавшийся за ним всячески орал грязные выражения, часто называя вором первого. И этот вор смог бы улизнуть, если б не внезапный удар из-за угла. Кошель перешел в третьи руки, руки мозолистые, грубые и в саже. Владелец этих крепких и сильных ручищ был выше вора и хозяина денег, был скрыт за банданой и капюшоном.
Чуть переведя дыхание, хозяин кошеля хотел уже забрать свои монетки, но черная лапа впилась ему в лицо и пихнуло с такой силой, что мужчина, имея тучное тело, прокатился по земле, как мяч. Треснувшись о колесо кареты Тюра и Хэйта, он попытался встать, но тут же свалился. Вора же схватили за воротник. Теперь он походил на противного кота, которого хотелось пнуть куда подальше. Амбал швырнул его в стену.
– Я же говорил тебе – не трогать добычу на нашей территории!
– Прости… но у меня дети голодают. Я лишь хотел купить им немного хлебных крох… – не договорив, хилый и жалкий воришка стал кряхтеть в потугах вырваться из мертвой хватки черной руки. Мужик показал свои оскал и рыком сказал:
– Здесь исключений нет, сам знаешь… Перед законом улиц равны все!
За одно резкое и короткое движение мужик заставил воришку затихнуть. Тело ядром рухнуло на землю. Тюр видел, как из еще живых глаз медленно уходил свет, живость, чувства. Шокированное лицо стало бледнеть и обмякать. Тюр брезгливо фыркнул, поморщился и вжался в сидение. Неприятное чувство пустило мурашки по всему телу. Карета наконец дернулась. Тюр резко вцепился взглядом в Хэйта, надеясь найти в его лице ту же неприязнь и отвращение. Но его товарищ сидел с грустным лицом. Его глаза были стеклянными, а лицо бледнее обычного. Он очень хорошо походил на труп воришки.
– Обязанность… – единственное, что он выдавил за этот долгий промежуток невыносимых минут молчания.
– Чего-чего? – Хэйт осел. Глаза его нервно захлопали.
– Ты станешь следующим графом, после смерти отца. Тебе известно, что задача графов – порядок в обществе и благополучие страны. Ежели ты и дальше будешь воротить нос от таких, как эти демоны, то вскоре тебя лишат титула и уже ты станешь одним из этих отбросов. Нынешние графы не волнуются об этом – они всецело ушли в войну.
– Но подожди, разве ты не сказал, что за несоблюдение обязанностей лишают титула?
– Лишают, но сейчас это не имеет значения. Только Владыка Марс может лишить титула, но он сам увлечен войной, ибо в случае его бездействия в плане войны с Иггдрасилем другие государства могут припомнить это нам. Владыка старается не пошатнуть репутацию среди других правителей, поэтому закрывает глаза на то, что творится тут, ведь вести войну и разбираться с беспорядками в стране одновременно невозможно.
– Рога мои ангелам! – рыкнул Тюр. – Что за дерьмо случается со мной постоянно?!
Тюр промолчал, да и не желал больше вести диалог, снова уткнувшись в окно. Тюр устало вздохнул и откинулся назад, пытаясь чуть подремать. Карета остановилась, пропуская встречный конвой солдат, только снарядившихся и отправившихся на фронт. Они заняли всю дорогу и двигались, подобно стаду овец, послушному, дрессированному и опасному стаду…
***
– Госпожа, ваше лицо слишком кислое, – возмущенно прозвучал старческий женский голос. Несмотря на то, что его обладательница было лишь слугой, но смелости ей было не занимать.
– Простите, – промямлила, блондинка. Нахмурив лицо, она вжала голову в плечи, напрягая всё тело. После этого она ощутила легкость.
– Сегодня вы сами будете судить осужденных. Так что будьте величественны, Госпожа Ребекка, не теряйте эдемскую гордость!
– Если честно… – вдруг начала Ребекка, – мне не хотелось бы так публично наказывать этих несчастных…
– И с чего это? Так еще и несчастными их считаете?! Совсем из ума выжили?! – прохрипела в полукрике старуха. Ребекка, опустив голову, молча принимала эту ругань, даже не желая защититься. Сердце ее билось всё чаще, руки дрожали от страха, а глаза щурились и были тусклыми. Несмотря на красивое белое платье, аккуратно и немного украшенное черными лентами, блондинка было совершенно мрачной, что вовсе не идет ее образу.
– Я не знаю, кого именно мне придется судить, но я думаю, что эти ангелы достойны прощения, или же лучше помочь им встать на верный путь… – голос Ребекки дрожал, был тихим и не вселял уверенности в ее словах. Старуха лишь фыркнула и принялась заплетать пшеничные волосы, горящие на солнце золотом, в большой и красивый пучок, в который старческие руки ловко вогнали спицу, тупой конец которой был украшен сапфиром. Морщинистые пальцы плавно сползли на бледные, хрупкие, но красивые плечи. Лицо служанки сделалось удрученным.
– Я понимаю вашу любовь к миру, к народу, к жизни на этой земле, – произнесла старуха ласковым голосом. Весь ее бойкий и наглый напор испарился, и теперь Ребекка говорила с миловидной старушонкой. – Но, если давать шанс каждому… думаете, что каждый добросовестно воспользуется им? – Ребекка повернулась к слуге с потерянно-удивленным выражением. – К сожалению, не все живущие в Венефиции… нет, во всем Земном крае, имеют добрую и чистую душу. Подумайте, сегодня вы простите их, дадите им шанс исправиться, а завтра они вновь убьют кого-нибудь или обворуют, или устроят разгром. К сожалению, у каждого в этом мире своя роль, Госпожа… и от нее нельзя отказаться – как бы ты ни старался, тебе не уйти от нее, понимаете?
– Да… мне говорили это всё детсво, сколько я себя помню… – Ребекка опять поникла головой и говорила сдавленно. Пальцы ее нервно сжали складку на платье.
– Тогда, прошу вас, не противьтесь своей роли, Госпожа Ребекка… Вы – Дитя Небес, что снизошло прямо из рук Всеотца и должно возглавить наш народ, чтобы мир наконец воцарился в этих землях. Для этого отбросьте всякие сомнения и дурные мысли.
Блондинка молчала. Осознание того, что скоро ей придется стать Владыкой и возложить на себя огромный груз в одиночку, пугает ее. Она с юных лет боялась власти, к которой придет. Но с годами под упорными уроками разных учителей и даже самого Владыки, она перестала пугаться, она приняла то, что ей говорили. И сейчас, когда отчего-то вдруг нахлынули яркие воспоминания о Джейсоне: их с Ребеккой совместные занятие после учебы, обучение в магической практике. И каждый раз всё ярче-и-ярче казались ей те минуты, когда и красновласый и блондинка улыбались: юноша, всегда хмурый и с колючим характером, миролюбиво и кротко улыбался, когда как губы девушки растянулись в блестящую улыбку. Блондинка даже усмехнулась, когда вспомнила, как он подшучивал над ее ростом, когда та пыталась достать книжку, но, даже стоя на носочках, не могла и пальцем ее коснуться, когда как Джейсону не составило особого труда. Или когда она часто умничала, читая нотации об ошибках юноше, который в ответ сжимал ее мелкий носик и водил из стороны в сторону, пока сама блондинка жалобно пищала о том, что не будет. Непроизвольно мелкая улыбка вырвалась наружу. Но тут в голове всплыла последняя встреча ангела и дракона. Вспомнилось то выражение разочарования и отчаяния на лице Джейсона. Улыбка резко пропала, а прошлые воспоминания посерели.
