Нажав кнопку лифта, она ощутила тошноту.

Лифт ехал слишком долго, и она побежала вниз по лестнице, спотыкаясь на ступеньках и дрожа так сильно, что едва успела выскочить из вестибюля, прежде чем ее вырвало в горшок с цветком на мраморной ступеньке.

Выпрямившись, Айрис вытерла рот и пошла к Девятому участку, который находился недалеко от ее дома.

«Это не она, – снова и снова твердила себе девушка, с каждым шагом подходя все ближе. – Это не она».

Но Айрис не видела мать больше двадцати четырех часов. Утром та не лежала на диване, как вчера. Айрис решила, что мама в своей спальне, за закрытыми дверями. Надо было проверить, убедиться, потому что теперь ее терзали сомнения.

Добравшись до участка, девушка помедлила, будто если она не зайдет, то ничего страшного не случится. Наверное, Айрис простояла на ступеньках достаточно долго, потому что когда к ней подошел полицейский, к ногам уже протянулись длинные тени, и она вся дрожала.

– Мисс? Мисс, нельзя вот так стоять на ступеньках. Уходите.

– Я пришла опознать тело, – прохрипела она.

– Прекрасно. Пожалуйста, идите за мной.

От коридоров в участке осталось размытое впечатление кремовых стен и неровного дощатого пола. Когда они вошли в процедурную, там стоял сильный запах медикаментов; яркий свет слепил глаза.

Айрис резко остановилась.

Коронер в белом халате и кожаном фартуке стоял с папкой-планшетом в руках. Рядом с ним на металлическом столе лежало тело.

Казалось, что Эстер спит, если бы не неестественная поза под простыней и глубокая рана на лице. Айрис шагнула вперед, будто надеялась, что мама шевельнется, если взять ее за руку. Каким-то образом почувствует прикосновение дочери, и это выдернет ее из пропасти, в которую ее затянуло. Выдернет их обеих из кошмара, в котором они оказались.

– Мисс? – позвал коронер, и его гнусавый голос эхом прокатился по ней. – Вы можете опознать эту женщину? Мисс, вы меня слышите?

Рука Айрис застыла в воздухе. Перед глазами заплясали звезды. Она смотрела на маму: мертвая, бледная, Эстер была так далеко, что Айрис до нее никогда не дотянуться.

– Да, – прошептала девушка и рухнула в объятия темноты.

Когда Айрис возвращалась домой из участка, неся коробку с мамиными вещами, было темно, холодно и далеко за полночь. В воздухе клубился туман, превращая свет фонарей в золотые омуты. Но Айрис почти не чувствовала холода и мостовой под ногами.

К тому времени, как она вошла в квартиру, ее волосы и одежда пропитались влагой. Разумеется, в квартире царили тишина и тени. Надо теперь к этому привыкать. Но девушка все равно вглядывалась в темноту – вдруг увидит маму, огонек ее сигареты или кривую улыбку? Айрис напрягла слух, стараясь услышать в оглушительной тишине хоть какие-то признаки жизни – звяканье бутылки или негромкое пение любимой песни.

Ничего. Ничего, кроме ее собственного натужного дыхания, коробки с вещами и счета из похоронного бюро за то, что мамино тело превратили в пепел.

Она поставила коробку и зашла в комнату Эстер. Растянулась на смятой постели. У нее почти получалось обмануть себя, вспоминая времена до того, как мать угодила в когти к алкоголю. До того, как уехал Форест. Айрис почти погрузилась в блаженство прошлого, когда Эстер, работавшая официанткой в закусочной чуть дальше по улице, любила смеяться и рассказывать истории. Когда каждый вечер расчесывала длинные волосы дочери и спрашивала о школе. О том, какие книги она читает. Что она пишет.

«Когда-нибудь ты станешь знаменитой писательницей, Айрис, – говорила мама, заплетая ее длинные каштановые волосы проворными пальцами. – Запомни мои слова. Я буду тобой гордиться, милая».

Айрис позволила себе разрыдаться. Она выплакивала воспоминания в мамину подушку, пока не вымоталась так, что ее снова затянула темнота.

Айрис проснулась от упорного стука в переднюю дверь.

Она резко села на постели; ноги запутались в простынях, покрытых винными пятнами. В окно лился солнечный свет, и на миг Айрис растерялась. Который час? Она никогда не просыпалась так поздно…

Добравшись до часов на маминой тумбочке, Айрис обнаружила, что уже половина двенадцатого.

«О боги!» – подумала она, вставая с кровати на нетвердых ногах. Почему она проспала? И почему в маминой постели?

Воспоминания нахлынули разом. Заметка для «Вестника», Девятый участок, холодное, бескровное тело мамы под простыней.

Айрис споткнулась, вцепившись в растрепанные волосы.

Настойчивый стук раздался снова. А потом из-за двери ее позвал голос – голос, который она хотела слышать в последнюю очередь.

– Уинноу? Уинноу, ты здесь?

Перед ее квартирой стоял Роман Китт и стучал в дверь.

Сердце заколотилось. Айрис вышла в гостиную и заглянула в дверной глазок. Да, это он, стоял с перекинутым через руку тренчем, и вид у него был встревоженный.

– Уинноу? Если ты здесь, пожалуйста, открой дверь.

Девушка продолжала смотреть на него и заметила, что его тревога сменяется страхом. Он опустил руку на дверную ручку. Когда ручка повернулась и дверь начала открываться, Айрис с испугом поняла, что забыла вчера запереть ее.

У нее было всего три секунды, чтобы отскочить назад прежде, чем дверь открылась. Айрис стояла в лучах солнечного света, а сердце колотилось где-то у горла, когда Роман увидел ее.

Наверное, вид у нее был пугающий, потому что Китт вздрогнул. Затем, переведя дыхание, он перешагнул через порог.

– С тобой все хорошо?

Девушка застыла, когда он окинул ее взглядом. На долю секунды Айрис так обрадовалась при виде него, что чуть не заплакала. Но потом осознала две ужасные вещи. Во-первых, блузка на ней расстегнула почти до пупка. Опустив взгляд, она увидела белые кружева своего лифчика, который, без сомнения, Роман уже заметил. Ахнув, Айрис дрожащей рукой попыталась стянуть ткань.

– Надеюсь, я не помешал, – очень странным голосом произнес он.

У Айрис ушло еще две секунды, чтобы понять: он подумал, что она тут с кем-то. У нее отхлынула кровь от лица.

– Нет, я одна дома, – прохрипела она, но он уже перевел взгляд за ее спину, словно ожидал, что из спальни выйдет кто-то еще.

И в эту секунду на нее обрушилось второе ужасное открытие. Роман Высший Класс Китт стоит у нее дома. Ее соперник стоит посреди ее квартиры и видит, какой тут беспорядок. Видит оплывшие свечи на буфете, скопившиеся после долгого времени, когда она не могла позволить себе электричество; винные бутылки, которые еще предстоит собрать и выбросить. Видит, как пусто в гостиной, и что обои выцвели и отваливаются от стен.

Айрис отступила; ее гордость была ранена. Было просто невыносимо, что Роман видит ее такой. Невыносимо, что видит, в каком бардаке она живет. Видит в худший день ее жизни.

– Уинноу? – Он шагнул ближе, словно Айрис потянула его за собой. – С тобой все хорошо?

– Все хорошо, Китт, – ответила девушка, удивившись, как хрипло звучит ее голос, словно она не разговаривала много лет. – Что ты здесь делаешь?

– Мы все беспокоимся. Ты вчера рано ушла с работы и не появилась сегодня утром. Все хорошо?

Айрис сглотнула, разрываясь между желанием рассказать правду и скрыть свою боль. Она уставилась ему в грудь, не в силах смотреть в глаза. До нее дошло: если она расскажет о маме, он будет жалеть ее еще сильнее. А этого ей хотелось меньше всего.

– Да. Прошу прощения, что вот так ушла вчера. Просто почувствовала себя плохо. И сегодня проспала.

– Может, вызвать доктора?

– Нет! – Она откашлялась. – Но все равно спасибо. Мне уже лучше. Передай Отри, что приду завтра пораньше.

Роман кивнул, но продолжал пристально ее рассматривать, словно почуял ложь.

– Тебе что-нибудь нужно? Ты не голодна? Может, принести сэндвич, или супа, или еще чего-нибудь?

Айрис изумленно вытаращилась, потрясенная его предложением. Он снова начал осматривать комнату, отмечая беспорядок, который она так отчаянно хотела спрятать. Внутри поднялась паника.