Ван сильно нахмурился, обдумывая мои слова.

— Как я и сказал раньше, это ведь не имеет особого значения, не так ли? Будущее есть будущее, вне зависимости от того, было ли оно определено случайным указанием или предсказано машиной. Отличие, которое не делает разницы, не есть настоящее отличие, а?

— Просто это кажется неправильным… погода, цветы, туман. — Я пожал плечами, подбирая слова: — Просто кажется неправильным.

— А ты уверен, что не завидуешь моему успеху? — резко спросил Ван, вытягиваясь в полный рост. — Тому, что ты не совершил ничего столь же важного, как это? Тому, что это я, а не ты раскрыл тайны небес? Это тебе кажется неправильным ?

Я попытался сформулировать ответ, но не получилось. Я тоже боялся, что Ван прав.

Гнев, казалось, высосал из моего друга больше сил, чем тот мог себе позволить. Он махнул мне тощей рукой:

— Я устал, старина. Прости мое поведение и, пожалуйста, оставь меня. Я был удивлен, когда ты не появился, чтобы услышать предсказание на завтра. Все остальные уже побывали.

— Завтра? — спросил я, — А какая погода будет завтра?

— Черный и красный, — со слабой улыбкой произнес он. — Шары выпали — черный и красный. Я предсказываю красивый закат.

Не помню, что именно я говорил, но принес свои извинения и отступил к собственному обиталищу.

Все, о чем я мог думать, так это о том, что Ван прав. Он превзошел самые смелые ожидания. Я ревновал, ненавидел и его самого, и его успех.

Я боролся со своими простынями всю следующую ночь, когда в мои сны проникли ужасные образы. Камень в кошмарах рисовался огромным, словно гора. Длинная трещина разорвала одну из его сторон, и из нее выросла голова змеи. Затем показалась еще одна, потом еще три, и все они переплетались и кричали на странных языках. Головы имели разную окраску: красная, черная, белая, зеленая и синяя. И когда головы дракона увидели меня, они заревели.

Я проснулся в поту. Нет, вся Гномьекуча проснулась в поту, когда на город стал оседать слой влажного воздуха. Весь город казался обесцвеченным из-за тумана, а стены заплакали сыростью. Наш собственный пот стал казаться таким же маслянистым, как и фиолетовые цветы.

Большинство моих товарищей с нетерпением дожидались сумерек, когда великолепный закат, предсказанный Ваном, отгонит влажность и поднимет настроение. Половина из них уже к полудню собралась на Таггловой Вершине, лучшей позиции для наблюдения за садящимся солнцем. Некоторые принесли с собой корзины с обедом, а многие — вино. Я побродил между ними, расслабляющимися посреди странных фиолетовых цветов, уже обремененных звездчатыми семенами.

Я поднял взгляд на бледное, невпечатляющее небо и вспомнил о ночах, которые мы с Ваном проводили за наблюдением звезд. Если Ван и в этом был прав, то скоро он найдет и другое применение для своей машины — именно он определит движение самих небес. Он станет известен. Он больше не будет моим другом. Среди остальных потеющих гномов-механиков я чувствовал себя одиноко.

И тут заметил, что Вана не было среди прочих на вершине скалы. Поначалу я думал, что он драматически оттягивает свое появление, но тени удлинялись, а Ван все еще отсутствовал. Солнце устремилось к горизонту. Закат был хорош, но не экстраординарен, без намека на обещанный сверкающий красный или черный.

И вот тогда я почувствовал дым и понял, что эти цвета могли иметь и другую интерпретацию.

Если сейчас оглянуться назад, то можно счесть удачей, что большинство обитателей Гномьекучи собрались на вершине горы, вдали от своих лабораторий в низине. Я оказался первым, кто оглянулся и увидел черный дым, поднимающийся от нашей деревни, и пурпурные языки пламени на крышах нескольких зданий.

Я закричал, и мои соседи отреагировали как один, устремляясь вниз, чтобы помочь затушить распространяющийся пожар. Уже пять зданий, включая дом Вана, были охвачены пламенем, из их окон и дверей валил дым.

Пышные фиолетовые цветы, захватившие лужайки, оказались особенно восприимчивыми к пламени. Они раздувались от жара и взрывались, словно бобы на сковородке, разбрасывая вокруг тлеющие угольки. Пока мы присматривались, из-за горящих семян загорелись еще два здания, утопающих в маслянистом воздухе.

Как один гномы-механики Гномьекучи помчались с холма. И как одного нас отбросило на землю первым из мощных взрывов того вечера. Какое-то наполовину завершенное изобретение уступило жару, снеся стены и крышу дома изобретателя. На его месте, словно разъяренный ифрит, поднялся огненный столб, а разлетающиеся горящие щепки перекинули пожар еще на несколько зданий.

Взрыв убедил большинство гномов-механиков, что лучшим местом для борьбы с пожаром будет противоположная сторона горной вершины, подальше от пламени. Они как один кинулись туда, бросая на ходу свое вино и корзинки с обедами.

С другой стороны, мне надо было найти Вана. Меня не удивляло то, что его обиталище оказалось в центре бедствия. Я задыхался из-за кружащегося вокруг меня пепла, а ветер хлестал меня, стремясь не пустить к дому друга. Шипение пламени казалось мне змеиным смехом.

Переднюю половину дома Вана затянули черные, колышущиеся клубы дыма, из-под которых пробивались столь же красные, как чешуи дракона, языки пламени. Я глубоко вдохнул горячего жирного воздуха и устремился к дальней половине.

Я обнаружил Вана растянувшимся на полу, потерявшим сознание перед своим алтарем из дерева и металлических шипов. Древесина шкафа почернела, но в остальном он был совершенно не затронут огнем. На его верху, так же как в ночь своего прибытия, пульсировал и пылал осколок звезды.

Я не смог бы поднять Вана, не потеряй он так сильно в весе за последние две недели. Теперь он казался легким словно перышко, и я смог перебросить его через плечо. Он сплюнул пепел и слабым голосом произнес:

— Черный. Полностью черный.

И в самом деле, как я мог видеть, Ван еще раз воспользовался машиной, и все шары опустились в черной категории. Я ругался, спотыкался и тянул Вана наружу. А когда вытащил его через главную дверь, раздался глухой треск, и вся передняя часть дома рухнула позади нас.