– Твое дело, – прикрывает веки от удовольствия Гидеон, медленно прожевывая мясо.

– Зачем ты убил его? – выпаливает девушка.

– Я думал, мы поговорим о твоей мечте вернуться в Кале, – хмурится Гидеон и прикладывает к губам салфетку. Он берет из коробки, которую поднес официант, сигару, срезает кончик и закуривает. – Меня никогда не вызывают на бой, потому что знают, что я беру за свою победу. Он тоже знал, но был слишком самодоволен.

– Ты забираешь жизнь? – наконец-то находит в себе силы смотреть на него Ханна, и мужчина кивает. – Но ты ведь победил его, и бой закончился.

– Бой заканчивается, когда один из двоих умирает, – он выдыхает дым и поддается вперед, Ханна инстинктивно липнет к спинке стула.

– Чего ты испугалась? – щурится мужчина. – Ты вообще на пугливую не похожа, да и биография твоя это только подтверждает.

– Я не рожу тебе ребенка, – сжимает ладони в кулаки под столом Ханна, готовясь тоже получить – если не пулю, то хоть кулаком по лицу, потому что с этим психопатом никогда не угадаешь.

Гидеон молчит, покуривает сигару, наслаждается ненавязчивой музыкой, и у Ханны заканчивается терпение.

– Я тебе повторяю, я не рожу тебе ребенка.

– Чего ты ждешь от меня? – кладет сигару в пепельницу Гидеон и пристально смотрит на нее. – Какие варианты событий ты там уже придумала, расскажи. Что я буду тебя насиловать, а потом привяжу к постели на девять месяцев, пока ты мне его не родишь? Или что я сейчас посажу тебя на корабль и верну твоему отцу? Есть еще третий вариант?

Ханна мотает головой.

– А у меня он есть, и тебе лучше согласиться на него, потому что вариант с возвращением в Кале я не рассматриваю, – цокает языком Гидеон и, подняв бокал, криво усмехается. Холодок пробегает по позвоночнику девушки, которая на миг представляет, как он и правда выполнит свою угрозу. А ведь он может, он же долбанный Бог здесь, и Ханне ни за что с ним не справиться.

– Да что с тобой? – смачивает горло водой девушка. – Ты мне никто, то есть ты мой враг, наши страны враждуют, я дочь правителя Кале, как ты вообще можешь так спокойно говорить об этом? Ты последний мужчина в мире, от которого я бы родила ребенка.

– Ну тут уж с природой разбирайся, потому что я единственный в мире, от которого ты можешь родить, – скалится Гидеон.

– Я знаю, – сдувается девушка, которая всей душой ненавидит свою сущность, доказывающую ей, что это ее истинный, – я поняла это, но мне ребенок не нужен, и даже ради собственной жизни я на такое не пойду.

– Этот ребенок и не твой. Роди его мне. Поверь, мне такая как ты тоже не нужна, но мы истинные, и только ты можешь подарить мне сына или дочь. Я не откажусь от своего желания, даже если оно противоречит твоему, – сверлит ее взглядом Гидеон, и Ханна уже видит в его глазах свое будущее, прикованное в постели в каком-то подвале.

– Ты реально больной.

– Что плохого в том, что я хочу наследника? – улыбается Гидеон, который словно издевается над ней.

– Что нормального в том, что ты похитил меня и заставляешь родить тебе ребенка! – восклицает Ханна, не реагируя на обернувшихся к ним гостей.

– Первое верно, второе нет. Я тебя не заставляю. Пока.

– Ты поставил мне условие.

– И ты можешь мне поставить, я их приму.

– Последний раз говорю, я рожать тебе не буду и к утру я хочу быть дома, – резко поднимается со стула девушка и так же резко на него опускается, потому что ее буквально заставляет сесть стоящий за спиной телохранитель Гидеона.

– Предлагаю тебе подумать, – возвращает внимание еде Гидеон. – У меня есть еще одна встреча, а ты поедешь на виллу, посидишь на диване, посмотришь телевизор, я специально для тебя распорядился, чтобы открыли ваши телеканалы, а потом я приеду и ты скажешь мне ответ.

– Я не собираюсь думать, мне не о чем, – чувствует подступающую истерику Ханна. – Не будет ребенка, и я вернусь в Кале.

– Конечно, – улыбается Гидеон.

– Ты понятия не имеешь, с кем связался, – шипит Ханна.

– Я-то имею, – поддается вперед Гидеон и накрывает рукой ее ладонь на столе. Ханна тянет руку назад, но ее словно пригвоздили к столу. – А вот тебе советую быть осторожной, – он убирает руку, и ужин продолжается в тишине.

Выйдя из ресторана, Гидеон кивает своему телохранителю, и Ханну провожают к бмв, сам мужчина садится за руль гелендвагена и покидает двор первым. Ханне кажется, что у нее взорвется голова от мыслей, а еще воющий от голода желудок никак не заткнется и из-за тепла в салоне ей хочется отрубиться. Приехав на виллу, она просит себе воды с лимоном и салат с рукколой и тянется за пультом. Она сама не знает, зачем она зацепилась за слова Гидеона про телевизор, но пусть и через него хочется почувствовать себя в Кале. Прислуга ставит на столик перед ней миску с салатом и раскладывает приборы, Ханна поддается вперед, рассматривает содержимое миски.

– Я попросила салат, я не говорила, что хочу чтобы в нем был соус, сыр и помидоры! – раздраженно восклицает девушка, и прислуга, извинившись, забирает миску. Через пять минут перед ней ставят миску с рукколой и она включает телевизор. Салат так и остается нетронутым, потому что первое, что видит Ханна на экране – это ее же фотография и дерущий глотку ведущий, который объявляет ее предателем. По словам ведущего и его гостей, Ли Ханна была в сговоре с Мармарисом, хотела убить брата, чтобы Гидеон Ривера захватил власть в Кале, и когда ее план провалился, ее сообщник забрал ее в Мармарис.

«Предательница родины, Иуда, враг народа».

И все это про нее. Ханна щелкает по остальным каналам и понимает, что самая горячая тема в Кале – она. Она выключает телевизор, швыряет пульт об экран и сворачивается калачиком на диване. Как так может быть? Почему люди любят вешать ярлыки, не разобравшись? Почему никто не рассматривает вариант того, что ее похитили, что она сидит сейчас в окруженной охраной вилле психопата, который требует родить ему ребенка. Ханне страшно, со сцены в театре она до сих пор не отошла, не может избавиться от образа мужчины, под животом которого расползалось кровавое озеро, а теперь ей еще страшнее, ведь, получается, ей некуда возвращаться. Верит ли в эту версию, о которой трубят все ведущие, ее семья? Верит ли отец, что Ханна могла пойти на такое? Скорее всего верит. Ханна стреляла в Кристофера, не скрывала, что желает ему смерти, так почему народ должен сомневаться в том, что она предала и родину. Тот, кто предал семью и родину продаст. Она переворачивает взмокшую из-за слез подушку, всхлипывает и, прикрыв рот обеими ладонями, старается не завыть в голос. У нее отныне нет дома. Она не должна просить Гидеона посадить ее на корабль и отправить в Кале, она должна просить Морского волка утопить ее вместе с этим кораблем, потому что у корабля Ханны нет направления. Она сама сейчас дрейфующее в открытых водах судно, которому никогда не найти порт, чтобы пришвартоваться. Так ведь не должно быть, люди не могут оставаться в полном мраке. Какие испытания ни подбрасывала бы судьба, всегда есть пусть и крошечное, но окошко, через которое пробивается свет. Ханна прямо сейчас его не видит, но в то, что она обречена, не верит. Не так она сама себя воспитывала, не такой выдрессировала. Неужели напрасно она столько лет сама себя закаляла, самые высокие температуры принимала, чтобы вот так вот, став игрушкой для ненавистного мужчины, сдохнуть на чужой земле. Ханна на такое не пойдет, она в этот раз свою судьбу не примет. Она построит свой порт. Столько лет неприятия, войны, агрессии и желания найти понимания не сломали ее, и этот психопат не сломает. Ханна эгоистичная, завистливая и жадная до внимания, она свои ярлыки не просто оправдала, она их реализовала, и выжила. И сейчас выживет. Назло Кале. Назло Ривере. Назло судьбе, которая никак не устанет ковыряться в ее ранах своими костлявыми пальцами. Она слышит звук шин со двора, наспех утирает слезы и, залпом выпив стакан воды, присаживается. Дверь открывается, в комнату проходит Гидеон, он переоделся, выглядит свежо и пахнет розами. Ханна бы съязвила, но ее словно выпотрошили и даже на ругань нет сил.