– Ты, наверное, почти каждый день здесь, – сказала я.
– Да. А ты совсем белая.
– Ко мне плохо пристает загар.
Было ощущение, как будто мы знакомы несколько лет. Мы прогулялись вдоль берега, болтая о пустяках, было почти пять часов вечера, когда я решила вернуться домой. Он проводил меня до моего дома, мы остановились под цветущими липами, он дотронулся до одного из цветков, поднес его к лицу.
– Ты придешь завтра? – спросил он.
– Не знаю.
– Во сколько?
– В четыре, – засмеялась я, он рассмеялся в ответ и мы расстались.
Он прекрасный человек. Добрый, чуткий, заботливый и красивый. Но он так молод! Он невероятно молод. Саша говорит, что четыре года – это смешная разница в возрасте, но это невероятная разница, когда тебе двадцать четыре года, а ему двадцать, когда ты сменила несколько работ, пожила одна, а он еще студент, проводящий каникулы у бабушки. Нет, это невозможно. Между нами ничего не может быть серьезного. Мне нужно думать о будущем. Я не хочу быть учительницей, нет, не в отношениях с мужчиной. А с ним я иногда чувствую себя так, как будто это мой ученик, верящий каждому моему слову. Я даже обмануть его не могу, потому что невозможно обмануть того, кто так искренне тебе верит, это как обидеть котенка, выгнать из дома щенка в дождь. Мне нужен взрослый самостоятельный мужчина, который сможет защитить, который сможет обеспечить, за которым я буду как за каменной стеной. Так что прочь все воспоминания, сомнения, он еще встретит свою судьбу, свою настоящую любовь, у него все будет хорошо. И у меня тоже.
Очень загадочный человек
– Не нравится мне то, что ты задерживаешься на работе допоздна, – сказала как-то Саша, когда я в очередной раз пришла с работы в десятом часу вечера.
На улице шел дождь, был тот холодный осенний день, когда особенно не хочется выходить из дома, день, когда ты возвращаешься с работы домой и думаешь только о горячей чашке чая. Саша сидела в гостиной и раскладывала на столе очередные пазлы. Никогда не понимала, как можно проводить вечер за таким скучным занятием. Так как с работы я решила немного сократить путь и пройти переулками до ближайшей остановки, то вид у меня был не только уставший, но и продрогший. Я села напротив неё с чашкой чая и бутербродом, ужинать не хотелось. Она снова посмотрела на меня и сокрушенно покачала головой.
– Что, так плохо выгляжу? – спросила я.
– Как тебе сказать. Ты только не обижайся. Но вид у тебя изможденный. Может быть, тебе стоит взять отпуск за свой счет?
– Ты думаешь, мне его кто-нибудь даст?
– Сколько они тебе заплатили? Ладно, не говори, но хотя бы столько, сколько обещали на собеседовании?
– Конечно.
Это была неправда. Заплатили мне значительно меньше, чем оговаривалось на собеседовании, объясняя это тем, что я еще учусь и пока недостаточно проявила себя. Пока столько, когда у меня будет больше работы и обязанностей, зарплата, конечно же, увеличится. Предыдущая девочка работала лучше, она была более активна, коммуникабельна, чем я, и поэтому ей платили больше. Они удивлены, что те обязанности, которые она выполняла так легко, мне даются с таким трудом. Возможно, должно пройти какое-то время, чтобы я освоилась. Конечно, я понимала, что это обман, но не летать же мне с работы на работу, как будто я какая-то бесшабашная девица. Что скажут родители, если узнают, что я опять осталась без работы? Они так обрадовались, что у меня есть, наконец, постоянный заработок. Один месяц – не показатель. Возможно, в фирме действительно финансовые трудности и все наладится со временем. Может быть руководство право, у меня нет опыта работы в продажах кофе, возможно, я действительно работаю хуже других. Нет никакой гарантии в том, что уволившись из этой фирмы и устроившись в другую контору, там не возникнет точно такая же ситуация.
Но была и еще одна причина, по которой мне хотелось остаться. Мне было интересно. Каждый раз, когда я подходила к зданию кофейни, по моей спине пробегал холодок любопытства и страха. Здесь все были либо сумасшедшими, либо людьми, близкими к умопомешательству.
В этом я убедилась как раз в тот вечер, когда тетя так любезно заметила, что я стала плохо выглядеть. После окончания рабочего дня Алевтина Павловна решила провести собрание в комнате для переговоров. На нем должны были присутствовать все, кроме официантов и бухгалтеров, вот почему я задержалась. Собрание началось с подведением итогов за прошедший месяц, итоги были неутешительными и в этом были виноваты менеджеры отдела, в котором я работала помощницей одного из них. Я ничего не понимала из того, что говорили вокруг, потому что мне ничего не было известно ни о заключенных контрактах, ни о ценовой политике компании, ни о том, чего руководство хотело достичь, поэтому я сидела и чертила ручкой квадратики в своем блокноте, как вдруг я услышала крик. Алевтина Павловна кричала в таком отчаянии, что на минуту мне показалось, что завтра кофейня будет закрыта. На её дверях будет красоваться огромный амбарный замок, окна в ту же минуту покроются пылью, а вся мебель в этой самой комнате будет в паутине и в опавших осенних листьях, занесенных сюда через огромные дыры в полуразрушенной кровле. Марина – начальница нашего отдела – вдруг закрыла лицо руками и, пытаясь заглушить рыдания, выбежала из комнаты. Повисло тягостное молчание. Оно было недолгим. Слово взяла Даша, она говорила до тех пор, пока Алевтина Павловна снова не начала кричать:
– Вы понимаете, что вы наделали? Где эти цифры? Где прибыль? Если мы будем действовать так дальше, мы погибнем, и здесь никого не останется. Я пытаюсь объяснить вам всем, насколько положение серьезно, но вы не хотите даже понять, что происходит! Вы живете одним днем! – она налила себе воды и сделала несколько быстрых глотков. – Кто отвечает за «Мишку»?
– Марина, – сказал кто-то.
– Хорошо, сейчас она придет, и мы с ней это обсудим.
Спорили и кричали около двух часов. Наконец, совещание закончилось и все вышли в основную комнату и уселись за свои столы. Несколько сотрудниц поспешно писали заявления об увольнении, Марина срывающимся голосом что-то рассказывала своей подруге.
Для меня было загадкой, зачем на совещание вызывали меня, ведь мне не было задано ни одного вопроса, не было отдано ни одного распоряжения. Я чувствовала себя так, как будто побывала на бесплатном спектакле, но какова его цель мне было не понятно. После этого совещания никто не уволился, несмотря на написанные заявления, все вели себя так, как будто ничего не произошло, даже не обсуждали его между собой. Потом я узнала, что такие совещания проводились довольно часто, в зависимости от настроения Алевтины Павловны они могли быть раз в месяц, раз в неделю, несколько раз в неделю. Каждый раз на них кричали в какой-то странной горячке, что «все пропало», «мы должны найти выход», «мы закроемся завтра», а после этого выходили из комнаты чуть ли не просветленные, как будто нашли какое-то решение тем проблемам, которые сваливались на них каждый день непонятно по каким причинам.
Честно говоря, такой уж у меня характер, но поначалу мне даже нравилось слушать, как распекают начальницу моего отдела, но вскоре мне пришлось взглянуть на это несколько иначе. Марина, мужественно подавив рыдания, после совещания набрасывалась на подчиненных, как оголодавший людоед, а так как подчиненных у неё было немного и они предусмотрительно задабривали её каждый день конфетами, фруктами и комплиментами, недовольна она была, в основном, моей работой. Я все делала не так хорошо в своей работе, как делала мифическая девушка до меня. Обычно в полнейшей тишине раздавался её голос: «А почему…», и я чувствовала себя так, как будто обворовала фирму на несколько миллионов. В этом «а почему» было столько удивления, злости и угрозы, что у меня начинало сжиматься сердце, уши краснеть, а мысли крутиться в страшных догадках, где я могла совершить ошибку и почему. Честно говоря, ошибиться можно было везде, так как в отделе не было ни инструкций, ни регламентов, да что там, отсутствовал прайс и контакты клиентов. Вся информация была у Марины в голове и могла измениться каждую минуту, в обязанности помощницы было об этом тут же догадаться, а не надоедать пустыми вопросами.
