Однако на этом наши неприятности не закончились. Через час после удара по «Шеффилду» три «Си Харриера» поднялись с «Гермеса» для атаки аэродрома Гус Грин в надежде застигнуть там несколько самолетов. Возвратилось только два, третий был сбит огнем средств ПВО, когда летел над самой водой. Он упал, объятый пламенем, в воду у самого берега и пропахал пляж и поросшие травой дюны у взлетно-посадочной полосы. Оставшиеся в живых пилоты были уверены в том, что пилот морской авиации лейтенант Ник Тейлор был убит снарядом, поскольку он не катапультировался. На кораблях ударной группы скорбили о его гибели и, должен признаться, к исходу дня я был очень подавлен.

Я решил, что не должен больше рисковать нашими драгоценными «Харриерами», посылая их для бомбардировки хорошо защищенных аргентинских позиций кассетными бомбами с малых высот. Просто я не мог позволить себе терять самолеты ПВО (их количество и так было ограничено, а во всей стране их насчитывалось только тридцать четыре) при выполнении задач, которые они решают не очень эффективно. Лучше подождать прибытия «Хар-риеров GR 3» Королевских ВВС, от которых пользы для ПВО мало, но которые предназначены для атак наземных целей. И если «Си Харриерам» все же придется бомбить, то только отдельные, очень важные, цели или действовать с больших высот. Это не очень точно, зато намного безопаснее.

Тем временем «Шеффилд» продолжал гореть. Пламя медленно пожирало корабль, палуба раскалилась, краска на надстройке выгорела или вздулась пузырями, но огонь пока еще не дошел до ракетного погреба. Сэм Солт хотел возвратиться на корабль и оценить возможности возобновления спасательных работ. Решение было отложено до следующего дня: я не хотел рисковать людьми и вертолетом. Кроме того, несчастный «Шеффилд» даже в случае ликвидации пожара был настолько сильно поврежден, что уже не имел не только никакой военной ценности, но и не годился даже как металлолом.

Тогда у меня было много поводов для расстройства, слишком много забот, чтобы позволить себе роскошь поддаться потрясению, сантиментам и любым другим эмоциям и чувствам о корабле, который когда-то был моим «домом». Теперь он для меня стал только статистикой. Я, конечно, понимал, что его потеря будет иметь далеко идущие последствия для тех, кого это касается непосредственно, а также повлияет на тактику борьбы с воздушным противником в будущем.

Повреждения «Шеффилда»

В глубине души я считал, что такого не должно было случиться, и, возможно, резко высказал Сэму Солту свое мнение. Мы встали перед необходимостью повысить боеготовность для того, чтобы выжить. Гибель «Шеффилда» была жестоким уроком, из которого мы должны сделать правильные выводы. Внезапная смерть в этих холодных, неуютных, продуваемых ветрами южных морях по меньшей мере непривлекательна, как бы ни диктовал это долг, особенно если учесть многие годы подготовки, которую мы прошли для того, чтобы избежать такой неприятной «возможности».

Поэтому я спокойно работал в своей стальной небольшой каюте в надстройке «Гермеса», которую называют «островом». Окруженный первоклассными офицерами штаба, я все*таки чувствовал себя одиноким. Я составил список уроков, которые мы должны извлечь из атак «Экзосет». Это будет основой первичного оперативного анализа сегодняшних событий. Что произошло на самом деле? Откуда прилетели «Этандары»? Как они сюда долетели? Можем ли мы среагировать на них быстрее? Почему «Шеффилд» не поставил ложные отвлекающие цели? Сможем ли мы перехватить самолеты после атаки? Правилен ли наш боевой порядок? Являются ли наши мероприятия достаточно продуманными? Много вопросов, но пока не слишком много ответов на них. А эти ответы нужно срочно найти.

Вечером, когда «Шеффилд» все еще горел, мы возобновили нашу повседневную деятельность. Высадка разведгрупп прошла по плану, спецназ высаживается на острова по расписанию, все вертолеты возвращаются вовремя. Жизнь ударной группы входит в нормальное русло. Резко возросла бдительность в отношении новых атак ракет «Экзосет». Я смог начать планирование наших дальнейших действий не в последнюю очередь потому, что был удовлетворен тем, что ударная группа снова сбалансирована и ситуация с «Шеффилдом» под контролем.

Так закончился этот трагический день войны. Что в это время происходило в Лондоне, лучше знают другие. Мы обычно узнаем об этом от наших семей. Что касается моей семьи, то в этот день она была в Кавалерийском клубе. Мою сестру и жену Шарлотту пригласил на обед мой шурин, должно быть, по какому-то радостному поводу. Новости из района боевых действий были хорошие, и это давало повод полагать, что вскоре я буду дома. Но среди обеда жена заметила официанта, который тихо переходил от одного стола к другому, сообщая какие-то, довольно важные новости. Когда в конце концов он подошел к их столу, то сказал: «Я очень сожалею, эсминец Ее Величества «Шеффилд» потоплен в районе Фолклендских островов». Это было шоком, тяжким известием для всех в зале, где многие были связаны с военными. Они поняли, что аргентинцы на самом деле реальный и хорошо оснащенный противник. «С этого момента, – припоминает Шарлотта, – я перестала относиться к Аргентинским ВМС, как к чему-то из Гилберта и Салливана¹⁴.

Мои чувства лучше всего выражает запись в дневнике, датированная тем днем. «Пасмурный день. Незначительные события до 14.15, когда запущенная с «Этандара» ракета «Экзосет», поразила мой старый «Шеффилд». Пишу эти строки через 10 часов после трагедии. Эсминец все еще горит, и я надеюсь, что они непременно придут полюбоваться своей победой, и тогда я их порублю».

Это, собственно, все, что я написал той ночью. Почти все. Следующие пять строк были по поводу излишне нервозных действий «Ярмута» и его «девяти торпед», самой невероятной последовательности событий. «Никто никого не поразил, – записал я. – Строгий сигнал, переданный мной на корабли соединения, сделал свое дело». Три строчки, которые я пропустил, позволили мне выпустить пар и почувствовать себя значительно лучше. Сегодня они не имеют существенного значения.

В полночь я вышел подышать свежим воздухом на мой небольшой открытый мостик на «острове» над палубой. Я смотрел в ночное небо на юго-запад, туда, откуда сегодня прилетели «Этандары». Там далеко, на большом пустынном острове Огненная Земля – крайней точке Южной Америки, где скалистые Анды спускаются к самым бушующим водам мирового океана, где находится кладбище моряков, отмеченное призрачным мысом Горн, расположена их база. Немногим больше 430 миль от места, где я сейчас стою.

Я ощущал готовность к битве. Моя деятельность как командующего на театре военных действий была четко определена. Я должен находиться сзади и следить за всем, что происходит, оценивать шансы, достижения, потери и определять, как склонить баланс в нашу пользу. Я не должен вникать в детали и принимать поспешные решения, основанные на неподтвержденных данных. Я знал, многие из моих подчиненных, особенно молодые офицеры, горели желанием ударить по аргентинцам немедленно всем тем, что мы имеем. Но я не играл в эту игру. В соответствии с главной директивой на операцию «Корпорейт»¹⁵ я должен достичь трех целей: нейтрализовать ВМС и ВВС противника; успешно высадить наши войска на берег и потом оказать им всестороннюю воздушную, огневую, материально-техническую поддержку для того, чтобы наши войска вынудили аргентинские силы на островах безоговорочно капитулировать. Это необходимо выполнить к середине-концу июня и, конечно, с минимальными для нас потерями.

Я напомнил себе принципы ведения войны, особенно тот, который называется «удержание инициативы». Он в частности гласит: если ваши действия заставляют противника принять непредусмотренные им решения в условиях дефицита времени на их обдумывание, то есть вероятность, что более половины этих решений окажутся ошибочными. Если же вы даете противнику возможность действовать по подготовленному им сценарию, то ошибаться он будет редко. Подталкивайте его, беспокойте его, изматывайте его, заставляйте его спешить.