– И это всё, что ты можешь сказать?! – раздался возмущённый вопль из круглой плетёной корзинки, стоящей на столе, и над её краем показалась побледневшая от ярости голова крупной жабы. – Я, значит, убиваюсь здесь, совершенствуя рецептуру и делая зелья максимально экономичными, а ты говоришь – «неплохо»?
– Жанин, – Герхард страдальчески поморщился, глядя на жабу, а потом перевёл на меня требовательный взгляд.
– Не смотри на меня, – я подняла руки в защитном жесте, – между собой разбирайтесь самостоятельно, меня не вмешивайте. И постарайтесь без применения колдовства, а то вдруг этот мерзкий контролёр уже где-нибудь поблизости ошивается. Обвинит нас потом в чём-нибудь этаком… Так что давайте поаккуратнее. Поорите друг на друга, если уж совсем невмоготу, и на этом остановимся.
– Да кто он такой, чтобы на меня голос повышать? – вдохновлённая неожиданным разрешением, начала Жанин. – Кот, существо по определению стоящее на низшей ступени эволюции!
Увидев, как вспыхнули двумя изумрудными огнями глаза Герхарда, она сообразила, что на радостях слегка перегнула палку, но было уже поздно.
– На низшей ступени, значит, – с зловеще-тягучими интонациями повторил Герхард, – как интересно, Жанин, какая свежая и оригинальная мысль!
– Я не это имела в виду, ты меня просто не так понял, – тут же пошла на попятный жаба, – и вообще: я существо нежное, трепетное, склонное к самоанализу и депрессии. Ах!
Тут она картинно приложила одну лапу ко лбу, вторую – куда-то в область светло-серого пузика, прикрыла глаза и сползла на дно корзинки.
Жанин появилась в моём доме около года назад. В тот злополучный сентябрьский день мы с Герхардом принесли из леса целый огромный мешок болотного мха, чтобы законопатить щели в сарае. Устали мы тогда жутко, у меня болела спина и ноги, а у кота – во всяком случае, по его словам – раскалывалась голова от болотного дурмана, ныли лапы и отваливался хвост. И вот, когда я со стоном взяла в руки предпоследнюю кучку мха, из неё вывалилась большая жаба, которая вместо того чтобы молча ускакать обратно в болото, начала ругаться и обзывать нас всякими нехорошими словами.
По её мнению, мы совершенно бессовестным образом разрушили её потенциально счастливую личную жизнь, так как где-то совсем рядом с болотом наконец-то появился самый настоящий принц. Откуда у жабы, которую, как оказалось, звали Жанин, взялась такая информация, так и осталось тайной. И вот когда она и принц уже готовы были сделать последний шаг навстречу своей судьбе и слиться в экстазе истинных чувств, её самым бессовестным образом сгребли в мешок и унесли в неизвестном направлении. Её унесли, а принц-то остался!
Когда совершенно ошалевшая я скромно поинтересовалась, с какого перепугу в нашей глуши объявился принц и откуда он вообще взялся, жаба назвала меня завистливой неудачницей и отказалась отвечать на вопрос. Точно так же был проигнорирован Герхард, попытавшийся выяснить, как жаба собиралась донести до принца инструкцию по превращению её в принцессу или кого-нибудь другого, подходящего принцу по статусу.
Несмотря на то, что, по словам жабы, мы представляли собой совершенно отвратительную парочку, Жанин категорически отказалась возвращаться в болото, аргументируя это тем, что теперь она обрела новую высокую цель в жизни: сделать из нас достойных членов общества. Наши робкие попытки отказаться от подобного счастья никто, разумеется, в расчёт не принял. Поэтому жаба сама, не интересуясь ничьим мнением, назначила себя моим вторым фамильяром, протараторила какую-то невнятную скороговорку и осталась у нас.
Она поселилась в плетёной корзине, куда раньше я складывала орехи и жёлуди, регулярно устраивала истерики и впадала в депрессию. Но при этом выяснилось, что Жанин знает невероятное количество старинных рецептов зелий, среди которых были такие, о которых я даже не слышала никогда. Это заставляло нас с Герхардом мириться с гнусным характером жабы и даже зачитывать ей вслух отрывки из «Ведьмовского вестника», касающиеся жизни королевской семьи.
– Однажды, – мечтательно жмуря круглые выпуклые глазищи, говорила Жанин, – он приедет и наконец-то отыщет меня. Возьмёт на руки, поцелует и…
Что будет дальше, наша жаба не знала, но это совершенно не мешало ей мечтать и регулярно доставать нас требованиями сварить зелье для блеска шкурки, для эластичности перепонок на лапках, для мелодичности голоса…
Вот так мы и жили втроём, достаточно спокойно и размеренно, вплоть до сегодняшнего утра, когда выяснилось, что нашу идиллию собирается разрушить контролёр с отвратительным именем Арчибальд Слоутер. Впрочем, это я, как всегда, вредничаю: имя как имя, моё, может, тоже не всем нравится.
Надо сказать, что проверяющие появлялись у нас и раньше, примерно раз в три-четыре месяца, но это были исключительно краткосрочные визиты. Представитель Отдела проверял документы, бегло просматривал книгу учёта, пил чай с пирогом и нырял в индивидуальный портал. А вот чтобы на несколько дней… такое было впервые.
Но контролёр контролёром, а ярмарка уже завтра, так что вопрос с зельями был в приоритете. Что у нас в итоге получилось? Десяток общеукрепляющих, столько же для улучшения памяти, штук двадцать усиливающих привлекательность. Ну и косметика, как всегда, в ассортименте: кремы, лосьоны, притирки. Тёмные ведьмы – это ведь не зло в чистом виде, как часто думают. Тёмными нас называют потому, что мы силу у земли берём, не на энергетических пластах, а в, так сказать, предметном мире. Источник нашей силы – земля, вода, растения, животные, камень, металлы. Да, мы – в отличие от светлых – не боимся смерти и умеем иногда с ней договариваться, отсюда и слухи о тёмных берутся всякие. Но ведь смерть и жизнь связаны самым тесным образом, так что такие, как я, умеют не только вредить, но и лечить. А что характеры у нас скверные – так это уже на уровне памяти поколений.
Лет двести назад тогдашний король, Константин Смелый, решил, что тёмное колдовство – это плохо, следовательно, все тёмные подлежат полному и немедленному уничтожению. Не подумал король о том, что с исчезновением тёмных некому станет определять, на какой земле что сеять, где проходят рудные жилы, откуда ждать гигантскую волну… Светлым такое не под силу, у них другая специализация… Спохватились потом, но поздно было: большинство тёмных кланов было уничтожено. Уцелели лишь те, кому повезло оказаться далеко от столицы. Среди выживших были и мои предки, которых потом звали вернуться ко двору, но они благоразумно отказались. Впрочем, всё это дела далёкого прошлого, от которого у нас, нынешних, остались только недоверие к правящим кругам, нелюбовь к светлым и семейные тайны разной степени секретности.
– Ванесса, стучат, – выдернул меня из размышлений голос Герхарда, – ты бы открыла, мало ли кто там…
Тут он сделал большие глаза, намекая, что за дверью может обнаружиться кто угодно, в том числе и мистер Арчибальд Слоутер. Эх, а лопату-то мы купить так и не успели…
Я вытерла руки передником, поправила волосы и решительно прошла к дверям, боковым зрением заметив, что Герхард чёрной тенью скользнул следом, а из корзинки показалась упитанная пупырчатая попа и столь же внушительный окорочок. Жанин не собиралась пропускать появление контролёра. Опять же – никто не сказал, что на крыльце не скучает одинокий принц, стоптавший до колен ноги в поисках своей превращённой в жабу возлюбленной.
Остановившись посреди холла, я глубоко вздохнула, нацепила на лицо максимально радушное выражение и распахнула дверь.
На крыльце стоял, к счастью, не неведомый мистер Слоутер, а Вильгельм, старший сын местного лавочника, дядьки Леона. Был он высок, лохмат, обладал мускулатурой молотобойца и добродушием щенка.
– Здравствуй, Ванесса, – прогудел он, очаровательно краснея, что при его внешности горного тролля выглядело достаточно забавно, – отец велел спросить: может, ты с нами завтра поедешь? У нас в грузовой телеге место осталось для твоего товара, а в той, что для людей – для тебя.