На этой основе возвратимся к бамбексу. Не думаете ли вы, что бамбекс нянчит свою куколку наподобие человеческой мамаши, напевая: мышки уснули в саду, а рыбки затихли в пруду ? У него ведь ни по инстинкту, ни по простой потребности или необходимости этого нет. Он и личинку–то, может быть, даже не видел, зачем бамбексу на ее смотреть, если он не умеет рассказывать сказки? Его задача – точно та же, что и у искателя полтинника: поймать муху (найти полтинник) и затолкать ее в норку (отдать полтинник). Все, остальное ни того, ни другого не интересует. И не запоминается. И личинку бамбекс ножкой оттолкнул вместо нашего пальчика именно как ненадобные сейчас монетки.
Видите, как все просто, если, конечно, абстрагироваться от переевшего всю плешь инстинкта. Между тем Фабр восклицает: «Какая пропасть между инстинктом и разумом!» и приступает к проверке памяти осы пампила. Пампил сначала разыскивает паука и парализует его, а потом роет норку, оставляя своего парализованного паука на каком–нибудь возвышении типа кустика травы. Фабр же систематически перемещает его жертву так, чтобы ее пампилу труднее было найти.
«Теперь–то можно будет проверить память помпила. Оба раза дичь лежала на кустиках зелени. Первое место, которое помпил нашел так легко, он мог узнать потому, что не один раз уже наведывался к нему. Второе место, конечно, оставило у него лишь поверхностные впечатления: выбрано оно было без всякого предварительного обследования. Да и останавливался помпил здесь лишь на время, необходимое, чтобы втащить паука на кустик. Он видел это место всего один раз, притом мимоходом. Достаточно ли для него беглого взгляда, чтобы сохранить точное воспоминание? Наконец, помпил может перепутать первое место со вторым. Куда он пойдет?
Помпил покидает норку и бежит прямо ко второму месту. Долго ищет исчезнувшего паука. Он хорошо знает, что дичь была именно здесь, а не где–нибудь еще. После поисков в кустике начинаются розыски в окрестностях. Найдя свою дичь на открытом месте, охотник переносит ее на третий кустик.
Повторяю опыт. И в этот раз помпил бежит сразу к третьему, новому, кустику.
Я повторяю опыт еще раза два, и всегда оса бежит к последнему месту, не обращая внимания на более ранние. Я поражен памятью этого карапуза. Ему достаточно один раз второпях увидеть какое–нибудь место, ничем не отличающееся от других, чтобы запомнить его. Сомнительно, чтобы наша память смогла поспорить с памятью помпила» (конец цитаты).
Я эту цитату привожу, во–первых, чтобы еще раз сказать, что без интеллекта все эти опыты невозможны, ибо памфил бежит к последнему месту, мало того, если там не оказалось искомого, бежит в более ранний отсчет времени. Другими словами памфилу известно настоящее время и прошедшее, причем прошлое как по календарю. Еще немного и он выдумал бы время до нашей эры, хотя навряд ли? Слишком уж оно у людей идиотское. Что касается будущего времени, то памфил и здесь впереди людей, он более целеустремленно, верно и грамотно строит будущее своего вида, гораздо эффективнее, чем мы строим будущее своих детей.
Во–вторых, Фабр хотя и удивился памяти памфила, но на этом и остановился. Правда он не знал еще о компьютерах и жестких дисках, на каждый из которых емкостью в 120 гигабайт можно записать все известные доныне книги. И здесь открываются такие просторы, о каких я даже не смею судить по малограмотности.
Затем по совету Дарвина Фабр проделал кучу опытов по вывозке диких пчел в незнакомые им места, чтобы узнать, вернутся ли они домой? Что только он не проделывал, чтобы сбить их с толку. И закрывал их в темноту, притом каждую пчелу в отдельности. И кружил их как в центрифуге раза по три, пока вез их в незнакомое им место далеко от дома. И возил их кружным путем, и сперва в одну сторону, а затем – в противоположную. И в густом лесу их оставлял, тогда как их дом был на открытой местности. И так далее и том подобное. Ничего не помогало – пчелы возвращались домой. И не только самки, очень привязанные к дому заботами о потомстве, но и самцы, которым в принципе могли понравиться любые самки по пути. Высшие животные, например голуби – возвращаются, но на то они и высшие. Чукча в пургу, когда не видно ни солнца, ни звезд точно приходит за десятки километров в назначенное место, причем не знает, как его нашел. Просто чукча «знает», чувствует, куда надо идти. И это тоже не инстинкт, это подсознание, которое в сознание не попадает из–за отсутствия там ему места. Я думаю, что это интереснее изучать, чем искать по всей Вселенной внеземные цивилизации и считать так называемые тарелки .
Муравьи из похода возвращаются точно по той же дороге, по которой они уходили в поход, о причине похода – в своем месте. Вот как описывает это Фабр.
«Однажды я видел, как экспедиция (муравьев) отправилась за пределы сада. Амазонки перебрались через ограду и отправились на хлебное поле. Дорога им безразлична: обнаженная земля или густая трава, куча сухих листьев, камни, кусты — колонна ничему не отдает предпочтения. Так, когда она отправляется на поиски добычи. Обратная дорога строго определена: муравьи возвращаются по своим следам, повторяя все извилины пройденного пути. Обремененные добычей, амазонки иной раз возвращаются к гнезду очень сложным путем, проложенным благодаря всяким случайностям охоты. Они идут там, где уже проходили, и такой маршрут обязателен: как бы муравьи ни были утомлены, какая бы опасность им ни угрожала, они не изменят направления.
Предположим, что амазонки только что перебрались через кучу сухих листьев. Для муравья этот путь полон гор и пропастей: то и дело они срываются с обрывов, многие выбиваются из сил, стараясь выбраться из глубины, карабкаются наверх по качающимся мостикам… Что за важность! При возвращении пойдут этой же дорогой. Пусть они обременены тяжелой ношей, их путь лежит через этот трудный лабиринт, и его не минуешь. Что нужно сделать, чтобы избежать такого труда? Немного отклониться от первоначального пути. Рядом, всего один шаг расстояния, — прекрасная дорога. Но нет, колонна упорно карабкается на ворох листьев.
Я однажды видел, как амазонки, отправляясь в набег, проходили по внутренней окраине бассейна с водой, в котором плавали поселенные там мною золотые рыбки. Дул сильный ветер, сметая десятки муравьев в воду. Рыбы всплыли на поверхность и хватали утопленников. Пока колонна прошла этот путь, муравьиное войско уменьшилось раз в десять. Я думал, что назад они пойдут другой дорогой, обойдут стороной роковой бассейн. Ничего подобного! Обремененная куколками «шайка» снова пошла опасным путем, и теперь рыбы получили двойную добычу: муравьев и куколок. Муравьиное войско снова понесло большие потери, но направление было сохранено.
