— Я не узнал. Ты назвала ее «она», и я согласился с этим.

Ее глаза сузились, и я клянусь, что сдерживаемый смешок вырвется из меня. Прежде чем она успевает сказать что-то еще, ее лицо сжимается от боли.

— Энди, мне нужно обезболивающее.

Это была идея Кейт обойтись без лекарств. Я поддержал ее решение в любом случае.

— Хорошо, позвольте мне посмотреть, рядом ли доктор Янси.

Я собираюсь отпустить ее, когда входит мужчина, а Кейт продолжает сжимать мою руку, как будто это апельсин, и она пытается сделать сок. Мужчина держит карту, но я его не узнаю.

— Доктор Картер, — удивленно говорит Кейт.

На его лице появляется улыбка, глядя на мою жену, как будто он знаком с ней.

— Миссис Мерсер, рад снова тебя видеть.

Я поднимаю палец.

— Момент.

Он смотрит на меня, и я уверен, что за эти годы он имел дело со многими отцами.

— Конечно.

Когда боль Кейт проходит, я целую ее костяшки пальцев.

— Я скоро вернусь. Я просто подойду сюда и поговорю с доктором Картером.

Я киваю медсестре, и она подходит, чтобы успокоить Кейт, пока я совещаюсь с добрым доктором.

Три шага, и я стою в стороне от другого мужчины. Он решает начать разговор.

— Доктор Мерсер, ваша жена может сказать о вас только хорошее. Мне жаль, что мы не встретились. Судя по всему, два раза, когда я имел удовольствие видеть вашу жену, у вас были чрезвычайные обстоятельства, из-за которых вы отсутствовали.

Я беру его протянутую руку и пожимаю ее.

— Приятно познакомиться, доктор Картер. Моя жена упоминала вас. — У нее был он. Она не сказала, что он был мужчиной. Не то, чтобы это имело значение. Я подхожу к сути дела. — Кейт хотела обойтись без эпидуральной анестезии; однако она передумала.

— Я уверен, ты знаешь, что все зависит от того, как далеко она продвинулась. Можешь рассказать мне о ее схватках?

С медицинской точки зрения я объясняю, как начались роды с отхождением вод, и что мы делали с того момента. Мы решили остаться дома, где я гулял с ней, растирал ей спину и вообще помогал ей пройти через боль до этого момента. В последний раз я засекал схватки с интервалом примерно в пять минут и сказал ему об этом. Хотя по дороге туда дела пошли лучше, она так волновалась, что я разговаривал с ней вместо того, чтобы засекать паузы между ее болью.

— Пока головка младенца не появится, я могу послать за анестезиологом.

— Энди, я думаю, мне нужно тужиться.

Доктор Картер и я поворачиваемся и видим Кейт. Ее лицо напряжено, как будто она физически сдерживает себя. Застыв, мы оба наблюдаем, как медсестра проверяет ее.

— Доктор Картер, я думаю, пора.

Он смотрит на меня, и я чувствую себя ослом. Он врач, а не извращенец. Я киваю, разрешая ему делать свою работу, и быстро направляюсь к Кейт.

— Слишком поздно, не так ли? — она спрашивает.

Я протягиваю ей руку и убираю пряди волос с ее лба.

— Посмотрим, что скажет док.

Доктор Картер сообщает нам новости.

— Давай, тужься, Кейт, в следующий раз, когда почувствуешь это.

И вот так моя великолепная жена толкает нашего сына в мир.

Более пяти лет спустя я веду свою машину по улицам округа Колумбия, чтобы добраться домой. Движение нелепо, несмотря на то, что это было перед часом пик. Я надеялся уже быть дома. Я подъезжаю к нашему району Грейт-Фолс в Вирджинии, недалеко от округа Колумбия. Наш дом освещен, и на моем лице появляется улыбка. Когда мы впервые купили это место, Кейт сопротивлялась. Я купил его из-за безопасности района и хороших школ.

Когда я открываю дверь, ко мне подбегают настоящие причины большого дома с пятью спальнями.

— Папа, — кричит моя двух с половиной летняя дочь. Ее светлые кудри подпрыгивают, когда она обвивает мою ногу. Я отрываю ее, чтобы подбросить и поймать, вызывая приступ хихиканья. Ее розовое платье принцессы кружит вокруг нее, прежде чем она приземляется в моих объятиях. — Папа, Дью назвал меня малышкой и сказал, что мне нужна лабодоми. Что такое лабодоми?

Я смеюсь по нескольким причинам. Во-первых, потому что она еще не освоила слово Дрю, вместо этого, предпочитая, называть его Дью. Итан тоже оказался слишком много для нее. Во-вторых, лоботомия. Я качаю головой, гадая, где он это слышит.

— Итан, — зову я. Я собирался расспросить своего пятилетнего сына о школе.

Вместо этого мне придется вернуться к его обращению с сестрой.

Мой сын с темными волосами, такими же, как у его матери, одет в халат и носит с собой медицинскую сумку. Он идет за угол, как будто все в мире хорошо, с пластиковым стетоскопом на шее.

Я наклоняюсь, чтобы мы могли поговорить как мужчина с мужчиной.

— Итан, давай поговорим по-мужски.

— Тогда зови меня Дрю, папа, так же как бабушка зовет тебя. Я хочу быть мужчиной, как и ты, папа.

Мне трудно сохранить родительский вид.

— Хорошо, Дрю, ты назвал свою сестру малышкой?

На его лице появляется раскаяние, поскольку я уверен, что он знает, что у него проблемы. — Эмма слишком много плачет, а дети плачут. Значит, она ребенок.

Я не могу спорить с этой логикой, и хорошо, что моя дочь, которая цепляется за мою грудь, соглашается.

— Он говорит, что мой замок — это просто кровать, а не замок принцессы.

Я вздыхаю.

— Дрю…

— Папа, ей нужна проверка на реальность.

Я смеюсь, не в силах остановить это.

— Где ты услышал это?

— Мама сказала это тете Шеннон.

Я качаю головой, только представляя разговор, который предшествовал этому заявлению. — Ты должен быть добр к своей сестре и не говорить ей, что ей нужна лоботомия.

— Но тетя Шеннон сказала дяде Эрику, что он сумасшедший и нуждается в лоботомии. И Эмма сумасшедшая.

— Итан Эндрю Мерсер.

Я поднимаю взгляд и вижу Кейт с лицом мамы. У нее лучше получается сохранять суровое выражение лица, чем у меня в последние несколько минут. Только для меня она выглядит чертовски сексуально, делая это.

— Ты не получишь сладости, если будешь груб со своей сестрой. А теперь извинись.

Голова Дрю наклоняется, и ему удается произнести

— Прости, Эмма.

— А теперь иди ешь свои закуски со стола, пока не стемнело.

Еда важнее меня, так как мои дети спешат к кухонному столу. Я встаю, чтобы поцеловать свою прекрасную жену. Это продолжается чуть дольше, и моя рука ловит изгиб ее задницы.

Она хихикает, что меня заводит, потому что она не так часто смеется. Мне нужно переодеться, потому что моя одежда не скроет свидетельства моего возбуждения. И это разговор, к которому я не готов вести рядом со своими детей.

— Для чего это было? — Ее улыбка заразительна, и она распространяется по моему лицу.

— Ты чертовски красива, Кейт. Клянусь, ты становишься красивее с каждым днем.

Ее глаза согревают ее лицо.

— Ты полон дерьма. Я выгляжу и чувствую себя выброшенным на берег китом.

Я поглаживаю ее живот другой рукой.

— В любой день.

— Любой день? Мой срок был два дня назад. И я действительно не хочу иметь ребенка на Хэллоуин. Можешь ли ты представить себе вечеринку каждый год на Хэллоуин?

Я смеюсь, потому что она говорила об этом с тех пор, как мы впервые узнали, что она может родить в этот день.

— Тогда тебя нужно сбить с ног.

Я наклоняюсь и застаю ее врасплох. Я поднимаю ее на руки.

— Ты псих. Я вешу тонну. — Она от души смеется.

— Вам двоим следует снять комнату.

Я поднимаю глаза и вижу свою невестку.

— Шеннон, ты можешь присмотреть за детьми несколько минут?

— Конечно. — Она подмигивает нам. — Только до тех пор, пока ты не возьмешь это где-нибудь еще.

Я не прошу дважды. Я несу жену в нашу спальню и закрываю за нами дверь. Я сажаю ее в ее любимое кресло перед камином, снимаю с нее туфли и массирую ступни.

— Ты что, ради этого меня сюда привел?

Может, она и шутит, но в ее глазах жар.

— Поверь мне, я хочу тебя. Секс, однако, может вызвать схватки, а ты сказал, что хочешь подождать еще день.