— О, Кейт. Как ты могла так ошибаться насчет меня?

И у него такое щенячье выражение лица, и я тут же умираю со смеху.

— Итак, человек многих талантов.

— Боюсь, тебе придется выяснить это самой. — Теперь он не шутит. Его голос стал более глубоким, почти хриплым. Он наклоняется и говорит. — Я почти ни о чем другом не думал, кроме возможности быть с тобой. Во всех смыслах этого слова. Но скажи одно слово, Кейт. Одно слово, и мы ничего не будем делать, только сидеть и разговаривать. Это полностью твой выбор.

Я кладу нож с вилкой и смотрю на него. Его глаза ясны, как небо в весенний день. В них нет юмора; только честность и забота, правда и искренность. Дотянувшись до его руки, я беру ее в свою и долго смотрю на нее. Длинные пальцы идеальной формы находятся на сильной, твердой руке. Не мозолистая, но и не мягкая. Я подношу ее к губам, целуя его костяшки пальцев.

— Я знаю, что ты никогда не сделаешь со мной того, чего я не хочу. Но я бы обманула себя и тебя, если бы сказала, что не заинтересована в том, чтобы быть с тобой. Я тоже почти ни о чем другом не думала всю неделю. Это чертовски усложняло подготовку к экзаменам и викторинам. И я почти хотела писать эротические журналистские статьи из-за тебя. Ты занимал мои мысли во сне и наяву всю неделю, так что я тоже не могу дождаться того, чтобы быть с тобой, Дрю. Любым способом.

Он разворачивает свою руку, чтобы взять мою.

— Ну что, ты закончила есть? Потому что после этого признания я обнаружил, что все, чего я хочу, — это видеть тебя голой.

Я отодвигаю стул и встаю. Он тоже. Он пытается помешать мне взять мою тарелку.

— Оставь здесь.

— Нет. Это будет отвратительно, если мы это сделаем.

Мы в спешке убираемся. Пока мы это делаем, он касается меня, моей руки, моей щеки, ничего откровенно сексуального, но все это настолько интимно, что, когда мы заканчиваем, он поворачивается ко мне, и наши губы сливаются в сокрушительном поцелуе. Это сочетание сладкого и острого одновременно. Затем я отступаю назад, пока он ведет нас в спальню.

Моя сумка все еще стоит на его кровати, и он спрашивает меня, не нужно ли мне в туалет. Я хотела бы почистить зубы, поэтому я говорю да. Я копаюсь в своей сумке, чтобы найти то, что мне нужно, но когда я оказываюсь за закрытой дверью, мои нервы сдают. Мои руки дрожат, когда я мажу зубную щетку зубной пастой. А если я ему не нравлюсь? Что, если я не соответствую его стандартам? Что, если я настолько неопытна, что могу разочаровать? О, Боже, где Дженна, когда она мне так нужна? Мне нужна серьезная ободряющая беседа прямо сейчас.

— Кейт, все в порядке?

Дерьмо!

— Ага. Дай мне секунду.

Мои планы на сексуальную ночную рубашку рухнули. Я не могу больше откладывать это, поэтому открываю дверь. Вот он стоит, уголки его глаз опущены вниз от беспокойства.

Когда я была ребенком, мне нравилось летом в Чарльстоне после сильного ливня. Когда прилив необычайно высок, мелководье затапливает прибрежные районы, а когда штормы выливают несколько дюймов осадков, повсюду появляются небольшие бассейны. Я чувствую, будто мои кости растворились в одном из этих бассейнов.

— Кейт. — Он снова зовет меня. Мое имя, произнесенное его губами, звучит хрипло. — Ты уверена?

Я тру потными ладонями о джинсы.

— О нас? Об этом? Да. Я никогда ни в чем не была так уверена. Я просто немного нервничаю, если честно. И не уверена, когда не с тобой.

Он протягивает руку, кладя руки мне на плечи.

— Не стоит. Я засыпаю, думая о тебе, и просыпаюсь, делая то же самое. Тебе нечего бояться, обещаю.

Глядя в пол, я смотрю на его босые ноги. Должно быть, он снял обувь, пока я была в ванной. Я сжимаю руки, потому что по какой-то причине они покалывают.

— Дрю, не говори так. Помнишь мудака?

Я скрещиваю, опускаю и снова скрещиваю руки.

Он кладет на них руки, останавливая мои повторяющиеся движения.

— Эй, я хочу, чтобы ты была здесь и сейчас. Не с ним.

Его глаза потемнели. Это от гнева?

— Дело не в том, что я с ним. Дело в том, что я не уверена в своей способности…

Мне так неловко.

Он затыкает меня поцелуем. И это не просто поцелуй. Его руки находятся по обе стороны от моего лица, а его язык проникает сквозь складку моих губ. Он притягивает меня к себе, углубляя поцелуй. Здесь он идет ва-банк и добивается успеха. Все, о чем я беспокоилась, вылетает в окно, когда мои руки обвивают его талию. Я втягиваю его в себя и стону. Когда он отпускает меня, я протестую.

— Я хочу, чтобы ты раздела меня, а потом я хочу сделать то же самое с тобой. Ты не против?

Я киваю.

Мои руки дрожат, когда тянут его рубашку. Неуклюжими движениями, с его помощью, я снимаю ее. Я провожу руками по напряженным мышцам его тела, бедрам и спускаюсь к талии джинсов. Я жуткая неумеха, поэтому ему приходится помочь с молнией и пуговицей. Снять штаны не так уж и сложно. Может быть, я успокаиваюсь или моя координация стала лучше. Мои взгляд опускается, и я не могу не заметить, как эрекция растет в его боксерах. Меня это так шокирует, что я тут же отвожу взгляд. Он улыбается.

— Я думаю, что нахожусь в этом состоянии с тех пор, как мы встретились. Ты должна винить только себя.

Я не знаю, что на это ответить, поэтому ничего не говорю, только смотрю. Он поднимает мои руки, накрывает их своими, и мы оба заканчиваем снимать с него боксеры. Трудно не глазеть на то, что явно торчит передо мной. Я не могу не прикоснуться к нему. Я всегда думала, что члены — это странные придатки. Черт, как и вагины, если уж на то пошло. Но возьмем, к примеру, член. Я видела их на фотографиях, когда они были мягкими, и это были причудливые штуки с прикрепленным сзади мешком. И когда они твердые, некоторые из них кривые, или очень худые, или что-то в этом роде. Член Дрю — это то, что я бы назвала идеальным. Не слишком большой и не слишком маленький, но если член можно назвать красивым, то у него он красив.

Он прерывает мои мысли о членах. Его большой и указательный пальцы хватают меня за подбородок и наклоняют так, что я вынуждена смотреть на него.

— Сейчас моя очередь.

Мои ладони, которые все еще потные, нуждаются в том, чтобы быть вытертыми об джинсы, но я не хочу показывать это. Он знает, что я нервничаю. Черт, он, наверное, слышит, как бьется мое проклятое сердце. Для меня оно звучит как чертов отбойный молоток.

Он стягивает мой свитер через голову и смотрит на меня в лифчике. Затем он садится на кровать и раздвигает бедра. Притянув меня между ними, он расстегивает мои джинсы. Теперь я стою только в лифчике и трусиках. Хорошо, что я сняла носки и обувь в ванной.

— Твоя кожа идеальна. — Он проводит пальцами от моей шеи к верху трусиков. — Расстегни для меня свой лифчик, пожалуйста. — Я делаю, как он просит, и смотрю на его лицо. Его глаза блуждают по моему телу, но я думала, что они сосредоточатся на моей груди. На мгновение они делают это, но затем, в конце концов, приземляются на мои глаза. — Ты сводишь меня с ума, Кейт.

Его палец перемещается к верху моих кружевных трусиков. Он пробегает им по резинке трусиков, но ниже пока не опускается.

— Это нормально?

— Да.

Мой голос дрожит, и я не узнаю себя.

— Ты выглядишь достаточно сексуально, чтобы тебя съесть, и я собираюсь съесть тебя, Кейт.

— Я знаю. Я тоже хочу тебя.

— Сейчас я сниму с тебя трусики. — Он сталкивает их с моих ног, и я нервно выхожу из них. Затем он берет мои руки и кладет их себе на плечи. В голове всплывает мимолетная мысль о том, какой гладкой и опрятной выглядит Луиза. Но с его следующими словами все исчезло. — Раздвинь для меня ноги. И, кстати, твоя киска выглядит красивой, вся гладкая, но мне бы она понравилась в любом случае.

Когда он прикасается ко мне, мне хочется закричать, но я зачарованно наблюдаю. Я кусаю губы, потому что не хочу выставлять себя дурой. Горячая волна захлестывает мой живот, когда он гладит меня взад-вперед, а затем круговыми движениями. Я уверена, что теку. Теперь я знаю, почему он положил мои руки себе на плечи. Когда он останавливается, я кричу.