«Нет. Толпа любила его.»
«Никто не подбадривал его из зала или…»
«Нет, мужик, они были в восторге от него, они любили его.»
«Сколько человек, по вашему мнению, там было?»
«Триста пятьдесят, если верить парню из зала. Но он жулик, и, возможно, продал билетов больше, чем говорил.»
«Что вы имеете в виду?»
«Нам полагалось по доллару за голову. Вместимость была четыреста человек, и мне показалось, что место было почти полным.» Хардинг вздохнул, потом покачал головой и снова вздохнул. «Теперь это уже не имеет большого значения, не так ли?»
«Как зовут этого человека? Того, кто управляет…»
«Лу Дэвис.»
«Белый человек?»
«Чёрный.»
«Вы говорили с ним о подсчёте посетителей?»
«Джордж сказал ему, что он мошенник, вот и всё.»
«Что он ответил?»
«Кто? Дэвис? Он смеялся, вот и всё.»
«Как он выглядит, этот Дэвис?»
«Коротышка-толстяк.»
«Коротышка-толстяк», — повторил Карелла.
«Эти ноги в облегающих брюках не были ногами Лу Дэвиса, если вы об этом подумали.»
«Расскажите мне побольше о толпе.»
«Я же говорил, они его любили.»
«Молодая толпа?»
«По большей части нет.»
«В ней есть подростки?»
«Я не видел ни одного. Дети не очень любят калипсо. В калипсо нужно думать, нужно прилагать усилия, чтобы услышать, что говорит человек. Сегодняшние дети не любят много думать. Им нравится, когда их кормят с ложечки. Когда Джордж выкладывался на полную, нужно было думать головой. Вы знаете, что такое калипсо, вы знакомы с калипсо?»
«Только Гарри Белафонте (американский певец, актёр и общественный активист, прозванный королём музыки калипсо — примечание переводчика)», — сказал Карелла.
«Настоящее калипсо — это то, что вы сами придумали. На островах, если вы поёте чужое калипсо, на вас смотрят свысока. Джордж придумал своё собственное калипсо, такое, каким вы его представляете, таким, каким оно было в самом начале. Знаете, как зародилось калипсо? С рабов, с самых низов. Им не разрешалось разговаривать друг с другом, пока они работали, поэтому они распускали все сплетни песней, дурача таким образом уайти (уничижительный термин для обозначения белого человека — примечание переводчика). Джордж спел тогда новое калипсо. Социальный комментарий. Протест. Говорил о сцене. Он был королём, он назвал себя правильно. Он был Королём Джорджем. Через три-четыре года он стал бы большой звездой. Я не знаю, почему это должно было случиться, я просто не знаю, почему, чёрт возьми, это должно было случиться.»
В комнате воцарилась тишина. Карелла вдруг почувствовал, как дождь барабанит по окну. Где-то на улице прозвучал сигнал, явно обозначавший скорую помощь.
«Когда вы говорите „социальный комментарий“…»
«Да.»
«И протест…»
«Да.»
«Могло ли это сегодня раздражать кого-нибудь?.. Возможно ли это…?»
«Всех, чувак. Я знаю, что вы имеете в виду, и говорю вам: всех. В этом весь смысл калипсо. Вызвать у людей раздражение, заставлять их задуматься над ситуацией.»
«Таких, как кто?»
«Всех, начиная с мэра.»
«Он пел о мэре сегодня вечером?»
«Он всё время пел о мэре. Это был один из его самых больших номеров, посвящённых мэру.»
«О ком ещё он пел сегодня вечером?»
«К чему это?», — спросил Хардинг и усмехнулся. «Не думаете ли вы, что мэр мог быть тем, кто убил его?»
«Вы видите, куда я иду…»
«Конечно, я понимаю, к чему вы клоните. Джордж написал песню о копах, о крысах и мусоре, о соседском толкаче, о чёрной девушке, торгующей своей задницей с белыми парнями, о выпрямлении волос и отбеливании кожи… Он сделал целый сценарий. Это калипсо.»
«Какой район?»
«А? О. Верхний город. Даймондбэк.»
«В этой песне… он назвал конкретного толкача?»
«Я не знаю, о ком он пел», — сказал Хардинг.
«Ну, вы же слышали песню…»
«Если человек говорит, что кто-то — мэр, значит, он поёт о мэре.»
«А как насчёт того, что мужчина говорит, что кто-то толкает?»
«Тогда вы знаете, что он поёт о том, что кто-то толкает.»
«Каком толкаче?»
«Кто знает?», — сказал Хардинг. «Толкач, вот и всё.»
«Может ли любой толкач в Даймондбэке…»
«Я не знаю, кто мог бы обидеться или нет.»
«Была ли песня оскорбительной?»
«Песни Джорджа были социальным комментарием. Он рассказывал о том, каково это — быть чёрным в белом мире.»
«Вы бы сказали, что он пел о конкретном толкаче?»
«Насколько я знаю, нет.»
«Кто-нибудь мог, например, обидеться и убить его?», — Карелла сделал паузу. «И попытался убить вас?»
«Я не знаю, кто это мог быть.»
«Представляете ли вы музыкантов-наркоманов?»
«Нет.»
«Джордж был наркоманом?»
«Нет. Время от времени курил травку, но кто не курит?»
«Кто ему поставлял?»
«Да ладно, мужик, в этом городе можно купить травку где угодно.»
«Я знаю. Но у кого Джордж её покупал? Имел ли он с кем-то постоянные отношения?»
«Я так не думаю, мы никогда об этом не говорили. Кто говорит о покупке травки? Это то же самое, что говорить о чистке зубов.»
«Я пытаюсь выяснить, была ли эта песня о толкаче…»
«Я знаю, что вы пытаетесь выяснить.»
«Возможно, он определил конкретного толкача, с которым имел дело сам Джордж.»
«Насколько мне известно, у него не было никого подобного. Он не был наркоманом, он просто курил время от времени, как и все остальные, кого я знаю. Сейчас травка легальна.»
«Не совсем. А торговля травкой — вовсе нет.»
«Несмотря на это, песня была о тяжёлых наркотиках. О парне, который продавал героин молодым чёрным ребятам.»
«Джордж знает кого-нибудь подобного?»
«Если вы живёте в Даймондбэке, то должны знать сотню таких людей.»
«Лично? Он знал кого-нибудь подобного лично?»
«Вы когда-нибудь были в Даймондбэке?»
«Да», — сказал Карелла. «Я там бывал.»
«Ну, там все знают, кто такие толкачи.»
«Но не все пели о них», — сказал Карелла.
«Я думаю, вы не на том пути», — сказал Хардинг. «Я не думаю, что песня Джорджа кого-то обвиняет. Не настолько, чтобы он пришёл за Джорджем и убил его. В любом случае, я ни о ком не пел, а тот парень меня тоже пытался убить.»
«Он мог подумать, что вы его видели и могли опознать.»
«Возможно», — сказал Хардинг.
«Эти другие музыканты, которых вы представляете. Вы сказали, что никто из них не наркоман. А кто-нибудь из них хотя бы случайно связывался с тяжёлыми наркотиками?»
«Никто не связывается случайно с тяжёлыми наркотиками», — сказал Хардинг.
«Кто-нибудь из них экспериментирует?»
«Вы всё ещё продолжаете заниматься толкачами, да?»
«Я всё ещё занимаюсь этим», — сказал Карелла.
«Почему? Потому что Джордж был музыкантом?»
«Это часть дела.»
«А что за другая часть?»
«Деньги. На наркотиках крутятся большие деньги. Если бы Джордж разбил чью-то миску с рисом, это могло бы стать достаточной причиной для убийства.»
«Я же сказал, что не думаю, что в песне речь идёт о ком-то конкретном.
Она была о развращении наших детей, вот и всё, наших чёрных детей.»
«Эти другие музыканты, которых вы представляете…»
«Ещё один клиент.»
«Кто это?»
«Группа под названием „Чёрный понедельник“.»
«Рок?»
«Рок.»
«Есть соперничество?»
«Между Джорджем и группой? Никакой. Они — рок, он — калипсо. Это разные миры, чувак.»
«Эта чернокожая проститутка, что делает трюки для белых мужчин…»
«Этим промышляют все чёрные проститутки.»
«Но Джордж в своей песне не указывал на конкретную проститутку, да?»
«Насколько я знаю, нет.»
«Мог ли человек, стрелявший в вас, быть женщиной?»
«Может быть, и так, я не знаю.»
«Но вы сказали, что это был мужчина.»
«Я подумал, что тот, кто использует оружие, должен быть мужчиной.»
«Но вы не знаете, кем мог быть этот человек?»
«Совсем нет.»
«Насколько близки вы были с Джорджем?»
