“Ха!” - сказал Менедем. “Прокруст сократил бы тебя до размеров, если бы когда-нибудь заставил тебя спать в его постели, и начал бы с твоего языка”.

Соклей протянул орган, о котором шла речь. Менедем сделал вид, что собирается выхватить из-за пояса нож. Соклей перевел взгляд с него на Аристидаса, Телеутаса и Мосхиона. Бывший ловец губок нес пику такого же роста, как и он сам, в то время как двое других мужчин носили мечи на бедрах. “Несколько телохранителей”, - сказал Соклей. У него самого был меч; в кожаном чехле для лука лежал лук Менедема, несколько запасных тетив и двадцать стрел. Все четверо мужчин носили дешевые бронзовые шлемы в форме колокола, которые не позволили бы дубинке вышибить им мозги. Шлемы не защищали лицо, но были намного легче и прохладнее , чем полностью закрывающие его шлемы, которые использовали гоплиты.

“Я думаю, мы готовы”, - сказал Соклей. Словно соглашаясь с ним, Аристидас взял повод осла, который вез их товары и деньги. Осел протестующе заревел. Мгновение спустя к нему присоединился мул, его голос стал громче и глубже.

“Гермес с крыльями-ногами да хранит тебя”, - сказал Менедем. Он на мгновение положил руку на ногу Соклея. Его двоюродный брат накрыл ее своей рукой. Затем Соклей натянул поводья и сжал бока мула коленями и икрами. Животное снова заревело. На мгновение Менедему показалось, что больше оно ничего не сделает. Но, обиженно подергав ушами, он начал ходить. Аристидасу пришлось дернуть осла за поводок, чтобы заставить его следовать. Четверо эллинов и два животных покинули гавань и исчезли в Сидоне. Вскоре они окажутся в диких землях иудаиои.

“Не спускайте с него глаз, все вы”, - пробормотал Менедем. Он задавался вопросом, обращается ли он к матросам с "Афродиты", которые сопровождали Соклея, или к богам высоко наверху. К тому времени матросы были слишком далеко, чтобы услышать его. Он надеялся, что боги не были.

Вздохнув, он пошел обратно по пирсу к "Афродите    . Диокл сказал: “Надеюсь, у него все сложится хорошо, шкипер”.

“Да. Я тоже”, - ответил Менедем.

“Он умный парень, твой кузен”, - сказал гребец, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал обнадеживающе. “С ним все будет в порядке”.

Менедем оставался неуверенным. “О, да, Соклей очень умен”, - сказал он. “Но есть ли у него хоть капля здравого смысла?" Бывают моменты, когда я не думаю, что у него есть столько, сколько боги дали геккону ”.

“У него есть больше, чем ты думаешь”, - сказал Диокл. “Вы двое, вы родственники, поэтому, конечно, вы не можете видеть друг друга прямо”.

“Возможно, ты прав. Я надеюсь, что ты прав”, - сказал Менедем. “Тем не менее, все равно я хотел бы, чтобы он не бродил среди варваров. Когда он идет и делает что-то странное, эллины знают, как делать скидку: почти каждый видел кого-то, кто больше подходит для того, чтобы быть философом, чем для жизни в реальном мире. Но что эти глупые иудеи знают о философии? Ничего. Ни одной, единственной вещи. Как они могли? Они просто варвары. Они подумают, что он сумасшедший, вот что они подумают ”.

“Твой кузен не занимается подобными вещами постоянно или даже очень часто”, - сказал Диоклес.

“Я надеюсь, что ты прав”, - повторил Менедем. Если бы келевстес был прав, Соклей вернулся бы или, по крайней мере, мог бы вернуться с бальзамом и с прибылью. Если, с другой стороны, он ошибался… Менедем не хотел зацикливаться на этом, но ничего не мог с собой поделать. Он сказал: “Если у Соклея есть столько здравого смысла, почему он взял Телеутаса в качестве одного из своих охранников? Почему не кого-нибудь другого? Лучше бы я ему этого не позволял”.

Диоклес изобразил это как можно лучше: “Никто никогда не мог доказать ничего плохого о Телеутах. Что бы он ни делал, для этого всегда есть веская причина, или, во всяком случае, она всегда могла быть. Иначе вы бы не позволили ему работать с нами в прошлом году, не говоря уже об этом ”.

“Это могло быть”, - признал Менедем. “Да, это могло быть. Но когда он один из сорока с лишним человек на борту "Афродиты    ", это одно. Когда он один из четырех эллинов у черта на куличках, это что-то другое - или, во всяком случае, это может быть что-то другое ”.

Диоклес не стал с ним спорить. Он хотел, чтобы келевстес так и поступил. Он хотел думать, что он ошибался, а не что он был прав. Вот что сказал Диокл: “Что ты будешь делать, пока твой двоюродный брат путешествует?”

“Лучшее, что я могу”, - ответил Менедем. “Только боги знают, как я собираюсь разгрузить оливковое масло, которое мы везем, но это мы еще посмотрим. Я возлагаю надежды на остальную еду, духи, шелк и особенно на книги. Соклей был там умен. Я бы сам до них не додумался, и мы получим от них хорошую прибыль - по крайней мере, я надеюсь, что получим ”.

“Это было бы неплохо”, - согласился гребец. “И все же, как ты предлагаешь их продавать? Ты не можешь просто отнести их на рыночную площадь. Ну, я полагаю, вы могли бы, но много ли пользы это принесло бы вам? Там в основном финикийцы, и им будет наплевать на наши книги ”.

“Я знаю. Я думал об этом”, - сказал Менедем. “То, что я собираюсь сделать, это...” Он объяснил. “Что ты об этом думаешь?”

“Неплохо, шкипер”. Диоклес ухмыльнулся и опустил голову. “На самом деле, не так уж и плохо. Я бы хотел посмотреть на тебя, когда ты добьешься успеха, я бы хотел”.

“Ну, почему бы тебе не пойти со мной?” Сказал Менедем.

“А кто бы присматривал за кораблем, если бы это сделал я?” Спросил Диокл. “Если бы твой кузен был здесь, если бы даже Аристидас был здесь, все было бы по-другому. Но так уж обстоят дела, я думаю, мне лучше остаться здесь, пока тебя не будет ”.

Менедем похлопал его по спине. “Ты лучший келевстес, которого я когда-либо знал. У тебя должен быть собственный корабль. Мне жаль, что все сложилось для тебя не так, как могло бы сложиться ”.

Пожав плечами, Диоклес сказал: “Возможно, в один прекрасный день. У меня была та же мысль. Я хотел бы быть капитаном. Я не скажу ничего другого. Но все могло быть и намного хуже. Если бы мне не повезло, я бы до сих пор где-нибудь греб ”. Он протянул руки ладонями вверх, чтобы показать толстые мозоли гребца, которые все еще были на них.

В некотором смысле Менедем восхищался терпением гребца и его готовностью использовать все возможное. С другой стороны… Он вскинул голову. Когда он был недоволен тем, как с ним обошлась жизнь, все вокруг знали, что он несчастлив. Иногда это только раздражало всех. Однако чаще (во всяком случае, он думал, что это было чаще) ему помогало сообщать людям, чего он хочет, и что он не будет удовлетворен, пока не получит это. Он задумался, должен ли он рассказать Диоклесу об этом. Через мгновение он покачал головой. Он сомневался, что Диоклесу был полезен совет.

Позже в тот же день он положил несколько книг в плетеную корзину с крышкой, которую позаботился надежно закрепить. Затем он направился по узким, шумным улицам Сидона - каньонам, как они казались ему из-за высоких зданий по обе стороны, - ища казармы, в которых размещались македонцы и эллины гарнизона.