“Что мы будем делать, если увидим настоящую альгарвейскую лошадь, лорд-маршал - или если рыжие заметят нас?” Жалобным тоном спросил Ватран.

“Ну, атаковать их, конечно”, - невозмутимо ответил Ратарь. Ватранг застонал, затем выругался, когда понял, что маршал говорил несерьезно.Ратарь слегка рассмеялся. Найти повод для смеха было нелегко.

В традиции сражений с давних времен он поскакал на звук самой громкой битвы. Ватрану удалось остаться с ним. Они проскакали мимо команды ункерлантцев, снимающих броню и яйцеклетку с убитого алгарвейского бегемота. “Это хорошо”, - сказал Ватран. “Это очень хорошо. Мы можем использовать снаряжение, и это факт. Альгарвейцы слишком много прелюбодействуют во всем”.

“Кроме солдат, мы надеемся”, - сказал Ратхар, и Ватран кивнул. Маршал оглянулся через плечо на ункерлантских рабочих. Он задумчиво продолжил: “Нужно убедиться, что они нанесли слой каменно-серой краски на эту кольчугу, прежде чем надевать ее на одного из наших бегемотов. Даже тогда наши люди могут принять это за уловку - характер рыжеволосых отличается от нашего ”.

“Остается надеяться, что альгарвейцы не придумают подобную уловку”, - с чувством сказал Ватран. “Они думают о слишком многих проклятых вещах, и это правда”.

“Да, разве это не справедливо?” Сказал Ратхар. Он отбросил эту идею, как ту, против которой ему придется предупредить ункерлантских солдат.

Впереди драконы пикировали снова и снова. Резкий рев лопающихся яиц становился все ближе. Пехотинцы Ункерлантера начали отходить от центра сражения, прежде чем Ратхар смог добраться туда и взять на себя ответственность за оборону. У них был вид, который он слишком часто видел в битвах с альгарвейцами: вид людей, не просто избитых, но ошеломленных тем, что на них обрушилось. Они разинули рты при виде того, что кто-то направляется к месту сражения, от которого они отступали. “Это еще один проклятый прорыв”, - сказал один из них.

“Разве вы не слышали приказ короля?” Прогремел генерал Ватран. “Ни шагу назад!”

Солдат насторожился, осознав, что двое мужчин на единороге были офицерами. Он не понимал, что это за офицеры; он был слишком потрепан и измучен, чтобы обращать внимание на значки званий на их воротниках. “Если бы старина Свеммель прошел через то, через что прошел я, он бы сам отступил, и к тому же довольно живо прелюбодействовал”.

Ватран выглядел готовым лопнуть, как яйцо. Его ярость не пошла ему на пользу. Прежде чем он смог снова загреметь, усталый солдат и его товарищи устало прошли мимо него и Ратхара, направляясь на запад и юг. Они могли бы - они, вероятно, будут - снова сражаться позже, когда шансы станут лучше. Сейчас они взяли все, что могли.

“Пошли”, - сказал Ратхар Ватрану. “У нас есть более важные дела, о которых нужно беспокоиться, чем о том, что отделение стоит отставших”. Если мы не сможем остановить альгарвейцев от прорыва, когда они будут сильно давить, все королевство полетит под откос ”.

“Их следовало бы поставить к стене и сжечь”, - сказал Ватран, забыв свое предыдущее заявление о том, что король был слишком милосерден. “Это то, что мы сделали бы во время Войны Мерцаний, и ты, проклятый, хорошо это знаешь”.

“Мы тоже сделали это в этой битве”, - сказал Ратхар. “И мы сделаем это лучше, если понадобится. Но не так много, вот и все”.

Ватран хрюкнул. Его единорог выбрал этот момент, чтобы уклониться. Итал почти отбросил его туда, где даже обычный наездник немного переместил бы свой вес, и отправился по своим делам. К тому времени, как генерал взял своего скакуна под контроль (Ратхар мог бы поклясться, что зверь выглядел презрительно, но, возможно, дело было в том, как краска размазалась по его морде), он немного успокоился. “Нужно ударить колонне рыжих во фланг, когда она будет прорываться. Это доставит им некоторые неприятности, если мы сможем это предотвратить”.

“Хорошая мысль”, - сказал ему Ратхар, и это было правдой. Таким образом они отразили несколько атак алгарвианцев. Он задавался вопросом, смогут ли силы ункерлантцев, двигающиеся против прорыва, отрезать его. Однако еще больше он задавался вопросом, где он собирается дать следующий бой по эту сторону Зулингена.

Под туникой Гаривальда по спине стекала капля пота, когда он пробирался к деревне Пирмазенс. Не жара заставляла его потеть, хотя погода была такой же теплой и липкой, как когда-либо в герцогстве Грелз. Нет, он боялся, и знал, как ему было страшно.

“Лиаз”, - повторял он снова и снова. “Лиаз. Лиаз. ” Он не мог очень хорошо войти в какую-нибудь грелзерскую деревню под своим именем, не из-за ошеломляюще высокой цены, которую альгарвейцы назначили за его голову. Большинство жителей деревни ненавидели короля Мезенцио и его марионеточного короля Грелза, его двоюродного брата Раниеро, больше, чем короля Свем-мела. Но достаточно было другого взгляда на вещи, чтобы заставить его порадоваться, что у него есть псевдоним. Теперь, если бы только он мог быть уверен, что помнит его!

Пирмазенс не был одной из деревень, в которых регулярные жители Мундерика обычно собирали еду. Альгарвейцы крепко держали его, не в последнюю очередь потому, что он находился близко к лей-линии. Мундерику нужно было знать, что они задумали. Нерегулярные формирования из других частей Ункерланта выдали бы себя, как только открыли бы рот. Гаривальд был бы чужаком в Пирмазенсе, но чужаком с правильным акцентом.

Когда он приблизился к деревне, он увидел, что она была цела, что означало, что солдаты юнкерлантера не укреплялись здесь прошлым летом. Это было не так уж хорошо; это дало местным меньше причин ненавидеть рыжих. Это также дало им больше причин предать беглого барда по имени Гаривальд, если кто-нибудь из них узнает его в лице Лиаз. Еще одна капля пота скатилась по его спине.

“Это будет не так уж плохо”, - пробормотал он и приложил все усилия, чтобы заставить себя поверить в это. До войны незнакомец, забредший в крестьянскую деревню, был бы неожиданностью, особенно если бы он был обычным крестьянином, а не американцем, у которого было что продать. Сражение, однако, вырвало все с корнем. Так Мундерик, во всяком случае, сказал Гаривальду. Гаривальд надеялся, что лидер иррегулярных войск был прав.

Стук копыт заставил его оглянуться через плечо. Альгарвианский десантник на взмыленной лошади галопом проскакал мимо него в Пирмазенс. Рыжеволосый наблюдал за ним, проезжая мимо, точно так же, как он наблюдал за солдатом Мезенцио. В эти дни любой человек, который доверял другому, даже на мгновение, рисковал своей жизнью.

Значительно отстав от всадника, Гаривальд въехал в Пирмазенс. Это было более крупное место, чем Цоссен, который оставался его пробным камнем, вероятно, потому, что оно находилось ближе к лей-линии и поэтому привлекало больше торговли. Все выглядело до боли обыденно: мужчины на полях вокруг деревни, женщины на огородах у своих домов, дети, собаки и куры под ногами. К горлу Гаривальда подкатил комок.Такой и должна была быть жизнь, такой, какой он всегда ее знал.

Затем пара альгарвейцев в килтах широкими шагами вышла из одного из немногих зданий в деревне, которое не было чьим-то домом: таверны, если он не ошибся в своих предположениях. Он планировал пойти туда сам - как лучше узнать, что происходит в Пирмазенсе, чем за парой кружек эля? Теперь он задавался вопросом, была ли это такая уж хорошая идея.