Вок нахмурился:

— Занятная теория.

— Это не просто теория, — возразил Нимор. Он помолчал, стряхивая с рукава безупречной серой рубашки каменную пыль. — Это натура дроу. Мы словно пауки, реагирующие на подергивание паутины. Когда нам кажется, что жертва в нашей власти, мы наносим удар. Только на этот раз, — продолжал Нимор, — жертвой будут сами дроу. Мензоберранзан падет. Я гарантирую это.

Триль холодно разглядывала доставленного к ней пленника — молодого мужчину-дроу. Он лежал навзничь на полу ее зала для приемов. Запястья его были крепко связаны за спиной, босые ноги тоже стянуты веревками в лодыжках. Его черные штаны и рубаха были изодраны в клочья, сквозь дыры виднелось множество ран, из которых на пол капала кровь. Волосы на половине его головы были опалены до корней, все лицо в ожогах. Один глаз заплыл и слезился из-под покрытого волдырями века, но другой сверкал на Триль с нескрываемым вызовом.

Триль морщила нос от вони горелых волос и мяса и поигрывала отлично сбалансированным метательным ножом — единственным оружием, остававшимся еще у парня, когда того схватили. По покалыванию в кончиках пальцев она знала, что нож заряжен магией, как и те клинки, что убили четверых из ее элитной стражи.

— Это оружие ассасина, — заметила она, передавая нож одной из стражниц, повсюду сопровождавших ее с магическими щитами и булавами наготове.

Офицер стражи выступила вперед, чтобы отрапортовать.

— Нарушитель был схвачен на пятом уровне, Мать Бэнр, — сказала она. — Мы полагаем, что он пытался проникнуть в ваши личные покои.

Триль пристально смотрела на женщину-офицера, которая, несмотря на случившееся, выглядела так, будто ее только что вызвали для проверки. Ее прочная черная кольчуга сверкала, длинные белые волосы были аккуратно заплетены. Она была воплощенное внимание, на поясе ее висела блестящая булава, к тыльным сторонам запястий ремешками крепились маленькие арбалеты. Пять черных пауков, вышитых на плече ее серебристого мундира, свидетельствовали о ее звании.

— Как он попал внутрь, капитан?… — Триль не окончила фразу, явно предлагая офицеру назвать свое имя.

— Капитан Мэйгниф, — отозвалась женщина, выдержав взгляд Триль ровно столько времени, сколько полагалось по этикету. — Он не проходил ни через один из нижних входов. Я допросила стражниц — досконально. Все были на своих постах, и все запоры на месте. Он не проскользнул мимо нас. Должно быть, он проник сверху.

С этими словами капитан Мэйгниф мельком взглянула на второго офицера — лейтенанта наездников на ящерах, — стоявшего на несколько шагов позади, как подобает мужчине. На нем были обтягивающие бриджи и расшитый серебром пивафви. Он держал на сгибе руки серебряный шлем с плюмажем и, казалось, нервничал, глядя в глаза Триль.

— Верховная Мать, я… Мои всадники ничего не заметили на внешней стене, — запинаясь, выговорил он.

Триль с изумлением отметила, как он извернулся, уходя от ответа. Магическая серьга подсказывала ей, что лейтенант говорит правду, — как ему самому казалось. Она не услышала ни единого намека на дрожь в голосе, сопутствующую лжи.

Мать Бэнр поигрывала рукоятью ядовитой плети, свисающей у нее из-за пояса, как близнец похожей на ту, что носила ее сестра Квентл. Змеи тихонько шипели в предвкушении, чувствуя ее страстное желание. Лейтенант заслужил наказание — и получит его, в должное время.

Ее рука убралась с плети.

— Ступай, приведи своего скакуна, — сказала она.

Лейтенант колебался на мгновение дольше, чем следовало, на лице его отразилась смесь облегчения и замешательства. Потом, вдруг вспомнив свое место, он низко поклонился и, пятясь, вышел из гостиной.

Пленник ухмыльнулся, явно довольный переполохом, который наделало его появление.

Триль не понравилось выражение его лица. Она взялась за стальной жезл в оплетке, висевший рядом с ее плетью. Наконечник жезла увенчивало крохотное белое перышко. Жрица навела его на пленника и произнесла командное слово. Никакого видимого воздействия жезл не произвел, но результат был мгновенным. Пленник закричал — исполненные невыносимого ужаса вопли заполнили зал для приемов — и поджал ноги к груди. Будь у него свободны руки, он, без сомнения, обхватил бы ими ноги. Поскуливая, он раскачивался взад и вперед. Когда Мэйгниф подтолкнула его носком ботинка, он завопил снова и откатился в сторону, а на полу среди капель крови осталось пятно едко пахнущей мочи.

Триль вздохнула, надеясь, что не зря теряет время. Столько других дел требовали ее внимания! На границах Мензоберранзана армия дергаров, танарукков и других, меньших народов готовилась самым настоящим образом к штурму. Триль следовало бы находиться в штабе, общаясь с офицерами, которым предстояло не подпустить захватчиков к городу, но была предпринята попытка покушения на нее — конечно, отнюдь не первая, — и ей необходимо было узнать, кто за этим стоит.

Решила ли одна из ее сестер, что сумеет стать лучшей правящей матерью? Должна ли Триль крепить оборону изнутри? Или ассасин подослан каким-нибудь другим знатным Домом? Домом Баррисон Дель'Армго, возможно? Это казалось маловероятным, поскольку у второго по положению Дома дела обстояли столь же плохо, как и у Дома Бэнр. После злополучной битвы у Столпов Скорби Мез'Баррис Армго с боями пробилась в город с тем, что осталось от ее отряда, — и с печальной историей о том, как ее воинство загнали в боковой туннель и там они потеряли четверть живой силы и весь обоз.

Ожидая, когда лейтенант возвратится со своим ящером, Триль направилась к похожему на трон креслу, некогда принадлежавшему ее матери. Выкованное в форме огромного паука из прочнейшей стали, оно опиралось на восемь изогнутых ножек. Кресло было напитано могущественными заклинаниями, не последним среди которых являлся магический знак, который должен был мгновенно отражать любое нападение на Верховную Мать, обращая его против того, кто имел глупость его предпринять. Кресло являлось символом Ллос, но, хотя богиня и погрузилась в пугающее молчание, оно по-прежнему сохранило свою магическую силу.

Усевшись нога на ногу в кресле, — две ее личные стражницы тут же встали по бокам от нее, — Триль вспомнила о Громфе и вновь задумалась, куда же исчез Архимаг Мензоберранзана.

Дверь распахнулась, и в зал ворвался затхлый запах ящера. Вошел лейтенант, ведя в поводу своего скакуна. Ящер протиснулся в дверь, липкие присоски на его лапах отрывались от каменного пола с негромким чмокающим звуком. В длину в два раза больше роста дроу — в три раза, если считать бьющий хвост, — он представлял собою внушительное зрелище. Его кожа мерцала искрящимся голубым люминесцентным огнем, слабо осветившим темный зал. Ящер устремился к пленнику, он подергивал головой, ловя запах человека, язык мелькал взад и вперед в его пасти. Ассасин, все еще под воздействием жезла Триль, захныкал и сжался, стараясь отодвинуться подальше.

Триль побарабанила пальцами по холодному металлу трона.

— Итак, — произнесла она, размышляя вслух, — ассасин не мог взобраться по наружной стене сталагмита. Если бы он это сделал, ящеры учуяли бы его след.

Лейтенант облегченно прикрыл глаза.

— Таким образом, возникает вопрос, — продолжала Триль. — Как он попал внутрь?

Язык ящера продолжал стремительно мелькать, слизывая размазанную по полу кровь. Круглые черные глаза не мигая уставились на пленника.

Триль улыбнулась.

— Твой скакун, похоже, голоден, лейтенант, — заметила она. — Почему бы тебе не снять с него намордник и не позволить ему перекусить — какой-нибудь не слишком важной частью тела, разумеется.

Ухмыляясь, лейтенант сделал, как она приказала.

Ящер в предвкушении подергивал хвостом, его люминесцентная кожа мгновенно потемнела и сделалась темно-синей, но он дождался, пока хозяин подаст ему знак, прежде чем прыгнуть вперед. Зубы с громким хрустом перегрызли кости, по лодыжки отхватив связанные ноги ассасина. Тот издал единственный пронзительный вопль, когда его ступни исчезли в глотке ящера, потом лишился чувств.