– А я верю, что он мёртв. Слишком много людей желали ему смерти. Ты, Кирилл, не представляешь, скольким он жизнь сломал и скольких бросил на деньги. Если бы я был одним из них, я точно все бы отдал, чтобы отомстить. И здесь уже не вопрос цены, а вопрос принципа.

– Витюня, перед смертью он мне звонил и кричал в трубку, что его хотят убить. Что его жизнь в смертельной опасности. Он был так возбуждён, что не мог связно говорить. А знаешь, кого он подозревал в организации его убийства?– Охальцев пожал плечами и развел руками, жестом предлагая назвать имя.– Свою жену и дочерей! Представляешь?

– Не представляю,– испуганно икнул Охальцев и удивлённо вскинул брови вверх,– Я Марию тысячу лет знаю. Это на неё не похоже. Что угодно, только не убийство. Они с Милютиным, может, и не были идеальной парой, но на убийство она не способна. Чтобы убить, нужно, как минимум, быть способным пойти до конца, пересечь черту. На такое решаются только от отчаяния: те, кому уже нечего терять.

Пронякин загадочно улыбнулся и погрозил Охальцеву пальцем:

– Ты, Витюня, не знаешь самого главного,– тут он выдержал паузу и, налив Охальцеву в рюмку остатки коньяка из графина, медленно протянул,– Он-н-н-н лиши-и-и-и-л и-х-х-х наследства-а-а-а-а. Он всё завещал мне и его приёмному сыну Ивану. Во-о-о-о ка-а-а-а-к!

– Не верю-с, не может быть-с. С чего бы это-с?– выпучил на него от удивления глаза Охальцев.

– Мне об этом сам Милютин сказал. Зачем мне врать,– обижено отшатнулся от него Пронякин, держа в руках пустой графин из-под коньяка.– Его адвокат Орловский в курсе. После похорон должны были огласить завещание, но из-за моего демарша против вдовы и дочерей не стали. Побоялись, что все узнают, что я прав и у них всех троих был мотив его убить. Милютин мне сказал, что Марина ему изменяла с самого начала их брака, а дочери не от него.

– Тем хуже для тебя,– выпив коньяк залпом, выдохнула Оъхальцев,– Тем хуже для тебя.

– Это почему же?– удивился Пронякин.

– Все его наследство проклято. Его прокляли давно, лет десять-пятнадцать назад, и с тех пор проклятие это не давало ему покоя. Если все его имущество перейдёт к тебе, то значит перейдёт и проклятие. Я бы отказался.

– Ну уж нет,– стукнул Пронякин пустым графином о стол.– Я не из тех, кто верит в суеверия. Гарсон!– привстав, повелительное прикрикнул он официанту, подняв руку,– Ещё триста лучшего коньяка и что-нибудь закусить.

– А ты рисковый, Кирилл, у-у-у-у,– пожав с уважением Пронякину руку, выдохнул Охальцев, предвкушая продолжение застолья. – Совсем как Милютин. Говорят, он с самим дьяволом заключил сделку и душу ему продал, чтобы разбогатеть.

***

Мария Милютина допрашивала пасынка, не скрывая своего раздражения:

– Говори, гаденыш, что ты знаешь о завещании отца? Он тебе что-нибудь об этом говорил, когда ты с ним встречался на даче, где он от меня прятался?

Иван, приемный сын Милютина, молча сидевший перед ней, словно неживой, смотрел себе под ноги и вспоминал свою последнюю встречу с отцом, перед тем как найти его мертвым.

– Они рано или поздно узнают, что я здесь,– все время кричал Милютин, мечась по дому, не находя себе места, словно раненный зверь,– Я не удивлюсь, если они убьют меня. Моя жизнь под угрозой. Я их боюсь. Нам нужно срочно отсюда бежать. Срочно! Осмотри окрестности вокруг дома, пока я буду собираться, не следят ли за нами. Если заметишь что-либо подозрительное, сразу беги обратно. Если я попаду в руки твоей приемной матери, мне не жить. Слышишь меня! Слышишь!

Иван отчетливо помнил стакан воды, который поднес отцу, в который предусмотрительно накапал изрядную порцию успокоительного, и как тот жадно пил воду, захлебываясь от волнения, и не мог остановиться. Это отчаянное «Слышишь меня! Слышишь!» все никак не замолкает в ушах у Ивана, хотя прошла уже целая неделя с тех пор, как отца похоронили. Мачехи Иван не боялся, он чувствовал, что это она его страшится по-настоящему, впадая в бешенство от собственного бессилия перед ним.

– Здесь все принадлежит мне,– дерзко взглянул он ей в глаза и растянул губы в вымученную улыбку.– Так сказал мне отец.

– Сволочь!– в ярости ударила его по щеке Милютина, не сдержав своего гнева.

***

Когда Милютина нашли мертвым на даче, он сидел в кресле, запрокинув голову и положив руки на стол. Нашел его полицейский патруль, который отправили проверить анонимный звонок, поступивший диспетчеру, что в дачном поселке в окрестностях Истры произошло убийство. Патруль состоял из старшины Бездольного и младшего сержанта Отченашева.

Пока Бездольный разговаривал по телефону, докладывая о найденном трупе, Отченашев осмотрел мёртвого со всех сторон и заметил, что из-под правой ладони мертвеца торчит клочок бумаги. Он его осторожно вытянул и показал Бездольному. На бумаге было карандашом накарябано «Меня убили. Это сделал я»,. Не прерывая телефонного разговора с диспетчером, Бездольный взял у младшего сержанта найденную им записку и смял в комок, засунув в задний карман своих форменных брюк.

– А как же улика?– попробовал возразить Отченашев, на что старшина пригрозил ему кулаком и, закончив говорить по телефону, объяснил:

– Нам не нужны улики в деле, которое не имеет перспектив быть раскрытым. Пусть следователь с судмедэкспертом сами решают, зажмурился он или ему помогли. А мы с тобой здесь ничего подозрительного не видели.

Глава 3

– Богатые – они потому богатыми называются, что богато живут,– Варсонофьев передвинул на столе пепельницу к себе поближе и раздавил в ней окурок своей сигареты,– Не знаю, Андрей, что ты хочешь найти, но здесь тебе ничего не светит. У нас в Истре богатых не убивают, у нас богатые сами умирают.

Голос у него тяжёлый, сиплый и вроде как медленный. Вот уже битый час Андрей Жук пытается узнать, не нашёл ли капитан что-нибудь подозрительное при осмотре места смерти Милютина, а Варсонофьев вместо того, чтобы отвечать на его вопросы, успешно делится с ним своим жизненным опытом:

– Заключение судмедэксперта я тебе дал, протокол осмотр показал. Ну что тебе ещё нужно-то?

– Ведь был же звонок, что Милютина убили?

– Я думаю, что это кто-то из его соседей звонил. Зашёл на участок, увидев, что калитка открыта. Потом в дом, потому что он не был заперт. Обнаружил мертвеца и позвонил, в панике, решив, что его убили. А затем сбежал, потому что трус. В этом посёлке люди нервные, потому-что с деньгами и всего боятся. На трупе мы никаких следов насильственных действий не обнаружили, из дома ничего не пропало. Жена покойного это подтвердила. А вскрытие показало, что умер он от кровоизлияния в мозг. Ему ещё повезло, что сразу умер, не мучаясь. А то пришлось бы в больничку везти, он бы там как овощ лежал, ухода требовал, а потом всё равно бы представился. А так чик – и сразу в дамки. В смысле – на кладбище.

– А бумаг при нём никаких не было, завещания или записки какой?

– Мы нашли его за столом, на котором кроме пустого стакана ничего не было. Видимо, выпил воды и дал дуба. Так бывает,– Варсонофьев закурил сигарету и, выпустив струю дыма в сторону Андрея, устало прикрыл глаза,– ничего, что я курю?

– Эх, Силыч, Силыч, ну ничем ты мне как мент менту не помог, ни одной зацепки не дал. Ну что я теперь скажу своему клиенту, убеждённому, что Милютина убили?

– А ты ему правду скажи, тогда не придётся врать.

***

«Ну, всё кончено, и слава богу!»– была первая мысль, пришедшая Андрею Жуку, когда он рассказал Пронякину всю правду о том, что доказать убийство Милютина невозможно, также как и опротестовать заключение о естественной причине его смерти.

Встреча их проходила там же, где и в первый раз, в рюмочной «Второе дыхание». Он передал ему копию заключения судмедэксперта и с нескрываемым интересом ждал реакции клиента. Закончив читать, Пронякин нервно смял бумагу в маленький комочек и швырнул на стол в сторону Андрея со словами:

– Ну, нет так нет. Тогда найди завещание. Я уверен, что тот, кто его украл, виноват в смерти Милютина. Уж это ты можешь сделать, ковбой?