– Вот дела! – удивлялись кнапфцы.

– В режиссёра влюблены все юные йудийки. Нет ни одной, кто бы о нём не говорил и о нём не плакал. А он… любит какую-то Эрику, а кто это – никто не знает, как будто её вовсе нет. Одни домыслы, одни слухи, что Эрика та его бросила и уплыла далеко, и осталась от неё заколка, которую он, несчастный, носит на шее и теребит. Судя по эмали – давние дела: заколка та истерта. А режиссёр стар, и девиц у него полно, да только любовь одна…

– Вот человек! – важно говорил Виру. – Вот кому мел служит! Просто никто про это не знает! А я понял! – Виру махал рукой. – Что с белым пятном в театре? Что за жизнь там особенная? Для чего?

– В том пятне запросто забираются в кровать и валяются там часами, а люди на это смотрят.

– Совсем как у нас со старухой Ирмой, – гудели кнапфцы. – Хулиганка! Объявила внучке, что отправляется в мир теней и дарит ей свой жемчуг, а где лежит – не сказала, забыла. Так продолжалось полгода. Каждый день, едва заходило солнце, Ирма закатывала глаза и говорила, что её час пришёл, а про жемчуг молчала. Весь город жалел Энду и ходил к Ирме, уговаривал ту вспомнить, а она кашляла и хрипела, а едва все уходили, доставала из-под матраса шкатулку и хохотала.

– Нет, нет, в театре никто не болеет! – восклицал Фрэнки.

– Так и она была здоровее многих! Симулянтка! А через год Энда почистила её матрас и нашла её жемчужные нитки! Лишившись бус, Ирма действительно захворала и однажды не проснулась.

– На сцене всё не по-настоящему! – настаивал Фрэнки.

– Лойцы ходят смотреть на враньё? Странные ребята! Все ищут правды, а они обмана! – гудели кнапфцы.

– Это не враньё, это сцена! – восклицал Фрэнки. – Смотришь на белое пятно, и видно, кто пройдоха, кто самозванец, а кто подливает воину отраву. На сцене тебе объяснят, как не попасться на крючок интригану, как правильно пьянствовать, чтобы восхищать, а не прослыть дебоширом, как потерять покой из-за любимой и как его сохранить, если за тобой гонится её муженёк с кочергой. Но не это в театре главное, а то, что там не существует времени… За час пройдёт десяток лет: кончится война и вырастут дети. А ещё за театр надо платить!

– У нас достаточно заглянуть к Макену – и увидишь всё то же самое абсолютно бесплатно! Тебя там и научат, и повеселят. Не рассказывай ему про театр, иначе он устроит торговлю возле своего сада, а так, едва грустно – мы знаем, куда заглянуть!

– Но это не одно и тоже! – возражал Фрэнки. – Театр это…

– Лой – неправильное место, – перебивал его Виру. – Главного там зовут Режиссёр, его все любят, а он любит заколку Эрики. Чтобы занять свой народ, он настроил разноцветных стен и раздал мел. Я ничего не понял. Я расстроен.

– Лучше расскажи нам историю про домру, – кричал седой кнапфец. – Что за музыка из трёх струн? Позор, а не музыка.

– Лойцы говорят, «домра – умная голова». Её круглая коробка напоминает им голову. Домру слушают для новых мыслей, – объяснял Фрэнки.

– Скажи ещё, они домре поклоняются! – хохотали кнапфцы. – О, Бог домры! Твои лойцы – дикари… Поклоняться следует только тому, кто выше тебя, у кого есть тайна, а в домре какая тайна? – говорил седой кнапфец.

– Я слышал струны домры и видел, как после концертов лойцы меняются, – убедительно отвечал Фрэнки. – Они становятся энергичны, принимаются выгуливать собак, катать бельё, поливать огород и выпекать! Какая после домры получается выпечка! Лойские лепёшки становятся волшебными, я пробовал и уверен: те, что пеклись накануне, никуда не годятся, а эти, свежие, – настоящее утешение. Любой, кто пробует такую, становится смелым и сильным. Эти лепёшки продаются на один мокрон дороже, но все знают, за что они переплачивают. Домра – гениальная придумка. Однажды я потерял ключи от комнаты приятного господина, пустившего меня на постой. Он был стар, но ещё очень крепок и утверждал, что слушает домру трижды в день и это даёт ему силы. Я повинился за ключи и получил совет немедленно отправиться на главную площадь. Как только я услышал гитарку, то сразу догадался проверить задний карман.

– Они оказались там, Фрэнки?

– Нет, но я нашёл кое-что получше: билет на большую лодку, который я купил за неделю до потери, да так увлёкся, что позабыл о нём. Если бы не домра, наверное, проспал бы отплытие. На обороте билета так и было указано: «Отплытие с первыми лучами солнца». Ключи мне стали не нужны.

– А куда ты отправился дальше, Фрэнки?

– Я поплыл через большой пролив на прекрасную землю Красного Неона. Я много слышал о ней от людей из Йуды. Неон – страна учёных.

– Что за страна учёных? – гудели кнапфцы.

– Помните время, когда Рауль был чудаком? – Виру махал рукой. – Ну тот Рауль, что выдумал колодцы и гостиницы? Он называл себя учёным!

– А ещё Рауль называл себя мифическим псом. В его голове было много бредовых затей. Если кто-то не соглашался с ним, он поднимал скандал, но стоило его похвалить, сказать, что гостиницы – отличная затея и наконец есть честное место, «когда перебрал», он благодарил и казался умиротворённым. Чем бы кончил Рауль, если бы его не лягнула лошадь и он не стал бы нормальным весельчаком, как и все! – подсказывал Фед.

– Неонские учёные – не Рауль. Он фантазёр, а они чертят и спорят с друг другом, а потом мастерят по чертежам. Вы бы видели, как они счастливы, когда у них случается провал.

– Ну и чудаки! Все у них неправильно!

– Тогда им приходится ещё больше чертить, спорить и мастерить. А когда всё ясно, они болеют от безделья! Впрочем, я не видел больных неонцев. Они всё время учатся, учат или спорят – они счастливые. Это они придумали университеты. Когда я впервые увидел за партами взрослых учеников, то очень удивился. Только представьте: школьник-бородач, и рядом учится его жена!

– Что ты несёшь, Фрэнки?! Не завирайся! Женщина и так всё умеет. Чему их учить? Как носить юбки? Как танцевать? Как разделывать рыбу? – хохотали кнапфцы. – Учиться взрослому – вот это умора, неслыханные идиоты! Почему ты не сказал им, что им пора растить детей и ловить рыбу? Фрэнки, чем ты там вообще занимался?

– Неонцы носят на носу круглые стекляшки. Они прозрачные и тонкие, похожие на донышки наших виноградных бутылей. Признаться, я не видел ни одного человека без этих штуковин на носу. Один старик сказал мне, что эти стекляшки – важная вещь и без них ничего не выйдет. Он отдал мне свои стекляшки, велел примерить.

– Нельзя верить седым проходимцам, Фрэнки! – возмущался мэр. – А если бы ты стал калекой? Опасное дело – брать стекляшки у первого встречного! Этот старик тебе никто! Разве он твой дядя или дед? Надеюсь, у тебя хватило ума отказаться!

– Он казался мне таким убедительным и серьёзным, что я поверил ему, но из вежливости отказался: подумал, вдруг ему без них станет невмоготу! – ответил Фрэнки.

– Как же легко тебя провести! Что он обещал тебе за это? Седой негодяй! Тебе следовало заявить ему, что у кнапфцев всё получается и без стекляшек! – шумел Виру.

– С этими штуками они умнеют! – сообщал Фрэнки и добавлял: – Они умеют летать!

– Фрэнки, ты столько врёшь, видать, тот старик всё-таки что-то тебе подсунул! Проверь-ка получше свои карманы. Ты врёшь нам, а мы и хороши – слушаем и верим! – кричали солидные кнапфцы.

– Я видел всё сам, – спокойно отвечал Фрэнки. – Они летают в корзинах под огромными шарами. Про шары ничего не знаю, но корзины совсем как наши, только вот наши для младенца, а в те можно забраться вчетвером и устроиться там поспать!

– Хочешь спать в корзине? Это несложно устроить! – хохотали кнапфцы. – Приедут гости, а мы и скажем: «Это наш Фрэнки, он был отличным парнем, пока не попал в Неон, теперь он спит в корзине и со всеми спорит, не подходите к нему близко. Ну тихо, тихо, Фрэнки!»

– Они забираются в корзины и взлетают, – объяснял Фрэнки. – Ума не приложу, как они догадались устроить всё это. Таких корзин над Красным городом сотни, пожалуй, не летают только лентяи. Местные говорят, что все лентяи – туристы.