— Поговорить, — голос Кристен звучит мягко, почти умиротворенно. — Встретиться и поговорить, как старые друзья.

— У меня дела, — коротко отрезаю я, надеясь закончить этот разговор как можно быстрее. Но ее слова уже прорываются сквозь мою защиту, касаясь тех струн, которые я думал, что давно оборвал.

— Ох дела, дела… — она тянет, словно обдумывая мои слова. — Мы ведь всегда любили эти… дела, не так ли? — в голосе Кристен звучит игривость, она делает паузу, а затем добавляет со всей серьезностью, которая может быть свойственна человеку: — Я изменилась, Блейк. На этот раз окончательно.

Стою, глядя в одну точку, мысли спутаны. Где-то на заднем фоне расхаживает моя пятнадцатилетняя дочь, но я едва слышу ее слова, полностью поглощенные разговором с Кристен.

— Пап, так можно или нет? — повторяет дочь с легким раздражением, возвращая меня в реальность. Похоже, это действительно нечто важное. Я моргаю, стараясь сосредоточиться, и отвечаю ей, но с опозданием.

— Извини, дорогая, потом договорим, — говорю я, прикрывая динамик ладонью, но она уже уходит, не дождавшись объяснений.

— Вспомни, как хорошо у нас все было, — продолжает Кристен, словно почувствовав мою слабость. — Я знаю, что ты помнишь. Мы могли бы просто поговорить о прошлом… О нас.

Молчу. И не собирался соглашаться, но, бытьможет, она воспринимает мое молчание как сомнение. Колебание.

— Что скажешь? — ее голос становится почти шепотом, словно маня меня вернуться в прошлое, от которого я давно избавился.

41

Я выхожу на улицу из клиники, раздраженно ворча себе под нос. Гнев и обида на Блейка бушуют во мне, словно кипящий чайник, готовый вот-вот сорвать крышку. Как он мог так поступить? Заставить меня ехать сюда, ждать его, и в результате просто исчезнуть? Все это кажется мне каким-то издевательством. Если бы это было что-то действительно важное, я могла бы понять, но он даже не смог предупредить меня.

Я в бешенстве шагаю по тротуару, при этом моя рука дрожит, когда я вызываю такси через приложение. Стараюсь не думать об этом, но мысль о том, что Блейк слишком ответственен, чтобы просто так исчезнуть, не выходит из головы. А вдруг с ним что-нибудь случилось? Нет, не могу об этом думать. Я стараюсь подавить эту мысль, не позволяя себе оправдывать его, но что-то внутри меня все равно цепляется за это тревожное чувство. Почему он не ответил на мои звонки? Почему не отправил хотя бы короткое сообщение?

Такси приезжает быстрее, чем я ожидала, но водитель останавливается не у главного входа, а чуть дальше у другого выхода здания. Я раздраженно вздыхаю, чувствуя, как нервы напряжены до предела. В другой ситуации я бы наверняка позвонила водителю и попросила его подъехать поближе, но сейчас я настолько расстроена, что не хочу тратить силы на разговоры.

Иду к такси, скользя взглядом по улице. Обычный день, рядовые прохожие, ничего подозрительного. Я уже почти у машины, как вдруг в воздухе что-то меняется. Впереди меня появляется тень, и пока я поворачиваю за угол, резкий удар в спину заставляет меня вскрикнуть. Прежде чем я успеваю среагировать, кто-то резко охватывает меня сзади. Я чувствую, как плотная ткань платка обвивается вокруг моего лица, закрывая рот и нос. Вдох — и в ноздри врывается резкий, удушающий запах. Я испуганно пытаюсь вырваться, вскрикиваю, но звук сразу же глохнет в ткани.

Все вокруг начинает расплываться. Сердце безумно бьется в груди, мысли спутываются. Кто-то крепко удерживает меня, и я чувствую, как силы покидают меня. Последнее, что успеваю заметить, — это машина, которая была так близко, и пар светлых глаз, мелькнувших передо мной. Потом наступает тьма, а вместе с ней неожиданная пустота.

42

В палате стоит тишина, нарушаемая лишь мягким шарканием медсестры. Светлые стены и минималистичная мебель создают ощущение стерильности, которая едва разведена льющимся из большого окна приглушенным светом. Я сижу у края кровати, чувствуя холод металла под рукой. Медсестра осторожно обрабатывает мою руку, и ее спокойное, профессиональное лицо вызывает чувство безопасности.

— Все не так плохо, — произносит она с легкой улыбкой. — Однако рекомендации врача я все-таки не стала бы игнорировать, тем более в вашем состоянии. Нужно будет пропить курс витаминов, может несколько лекарств — и все будет хорошо.

Я машинально киваю, отвечая слабой улыбкой, но все мое внимание приковано к Блейку. Он стоит у окна, держа руки в карманах, взгляд куда-то устремлен в серую даль за стеклом. Отстранен, будто весь мир за пределами этой палаты значительно важнее того, что происходит здесь и сейчас. Он ни слова не произнес с тех пор, как мы оказались здесь и его молчание давит на меня больше, чем любые слова.

— Готово, — медсестра заканчивает обработку и убирает инструменты. — Если что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, зовите.

— Спасибо, — мой голос звучит механически. В голове остается только тишина, прерывающаяся едва слышным шарканием ее обуви, когда она выходит из палаты. Дверь за ней мягко закрывается, оставляя нас с Блейком наедине и вдруг становится заметно, как это молчание давит на меня. Он постоянно стоял в стороне, даже ни разу не посмотрев в нашу сторону. В воздухе витает что-то странное, тревожное, будто что-то изменилось, но я не могу понять, что именно. И вообще не уверена, слышал ли он, что здесь происходило.

— Я отвезу тебя домой, — наконец звучит его спокойный голос, немного приглушенный, говоря о том, что все-таки слышал. — По дороге куплю все необходимое. С ДНК-тестом пока подождем, сейчас для твоего организма желательно исключить любые стрессы.

Блейк сразу возвращается и направляется к двери. Его слова звучат как приказ, от чего я теряюсь на несколько секунд. Он так и не взглянул на меня ни разу, будто этот разговор не имеет к нему никакого отношения.

— И ты даже не хочешь узнать, что произошло? — с удивлением спрашиваю ему в спину, чувствуя, как раздражение и обида пробивается сквозь покой.

Блейк замирает, но не сразу поворачивается. Несколько долгих секунд я просто смотрю на его спину, сердце бьется в ожидании ответа. Когда он медленно поворачивается ко мне, его взгляд холодный, как зимний ветер.

— Я уже знаю, — произносит он тихо, но в его голосе слышится сталь.

Я чувствую, как от его слов что-то внутри меня сжимается. Ожидала ли я заботы? Нет. Но его безразличие режет живым.

— Ты серьезно? — еле сдерживая дрожь в голосе, бросаю я. — Ты все знал и даже не хотел просто спросить, как я?

Его глаза загораются, но он остается сдержанным.

— Тебе нужно было просто дождаться меня в клинике.

— Я тебя ждала! — вспыхиваю я, не могу больше сдерживаться. — Но ведь ты не пришел! Ты унизил меня, оставив одну. Сколько еще я должна была ждать?

Он резко делает шаг ко мне, и я чувствую, как воздух между нами электризуется.

— Да, я опоздал на двадцать минут. Ни о каком унижении и речи не было, — отрезает он так, что я мгновенно умолкаю. Его голос низкий, сдержанный, но в то же время сильный и властный, от чего возникает неосознанное желание подчиниться. — Ты прекрасно знаешь, что я пришел бы. Ты должна была дождаться.

Блейк резко выдыхает, и в палате повисает тишина, густая и давящая. Пауза, тягучая, как густой туман, окутывает нас и по моей спине вдруг бежит холодок. Его последние слова, окутанные неожиданной уязвимостью, они словно несут в себе нечто большее, чем упреки, скорее просьбы. Что-то тайное скользит в последнем утверждении, заставляя воздух вокруг нас на мгновение поменяться. Мы стоим так долго, слишком долго как для обычной ссоры, его взгляд напряжен, словно он пытается передать что-то важное, не сказанное вслух, и я чувствую, что в этих словах заложено нечто гораздо большее. Но мой гнев и обида слишком сильны, чтобы я смогла их игнорировать, они уже поднимаются изнутри волнами, накатывая словно буря-цунами и остановить их я уже не могу.

— А знаешь что? — вдруг выпаливаю я, вызывающе глядя ему в глаза. — пошел ты к черту, Блейк Морис.