Дергаю ручку машины, но не успеваю сесть, мужская рука закрывает дверь.

— Ди, это… — задыхаясь говорит Кирилл, развернув меня к себе.

— Иди к черту, понял! — шепчу я, пытаясь не смотреть ему в глаза. Мне так больно, это хуже, чем удары Дениса. Меня будто уничтожили, воткнули кол в и без того раненное сердце. Кому вообще в этом мире можно доверять? Кто вообще умеет любить? Это чувство существует?

— Ты все не так поняла, — он пытается схватить меня за предплечья, но я так зла, и растерзана, что в ответ заряжаю ему звонкую пощечину.

— Отомстил? — холодным голосом цежу я, пошатываясь. Мне так страшно поднять голову, встретиться с ним взглядом. Во мне ни грамма силы на борьбу, нет желания ни жить, ни двигаться дальше, не искать правду и уж тем более слушать что-то.

— Даже не выслушаешь? — на короткий миг кажется, что я что-то не так. Будто Кириллу сейчас тоже больно. Потом, правда я вспоминаю тот случай в лифте, как он приставал ко мне и его обещания, что я все равно буду его. Становится противно…

— Я не хочу тебя видеть, — снова дергаю ручку, слезы уже градом бегут по щекам. Они такие соленые и горькие, что впору удавиться.

— Да твою мать! — повышает голос Кирилл, издав громкий протяжный вздох. Он не дает мне открыть дверь. — Просто дай мне пару минут!

— Зачем! — я сжимаю кулаки, ощущая, как внутри меня умирает последний лучик света. Теперь там тьма. Сплошная и непроглядная. Там мрачные воспоминания. Там отец, который бьет меня по лицу. Там мать, которая равнодушно закрывает дверь, оставляя меня одну боятся. Там девочка с нашего класса, которая обливает меня водой за то, что ее парень посмел посмотреть в мою сторону. Там Денис, оставляющий на моей щеке шрам. А теперь еще… и Кирилл, для которого я была лишь орудием мести.

— Да потому что!

— Я не хочу тебя видеть! Никогда! — срываюсь на истерический крик я, и плевать, что на нас уже смотрят прохожие. — Никогда! — уже тише прошу.

— Орлова, черт тебя возьми! Дай мне всего…

— Мне больно, слышишь! Вот тут! — я показываю на сердце, тогда как с губ срывается всхлип. — Я так устала… мне так больно! Мне так невыносимо больно! А ты… просто убирайся к чертовой матери!

Глотая горькие слезы, я не дожидаюсь ответа. Открываю дверь, в этот раз Кирилл позволяет мне это сделать, сажусь в салон и прошу водителя отвезти меня домой. Хотя в душе… мой дом только что сгорел.

Глава 67 — Агата

— У тебя паранойя, — заверяет меня Ленка по телефону. — Может, Матвей занят на тренировках.

— Это началось еще в тот вечер на ужине, — кладу ноутбук в сумку и рассеянным взглядом оглядываю комнату. С самого утра не могу найти себе место.

Прошло два дня с тех пор, как Матвей высадил меня около дома и уехал. Сначала я и правда подумала, что у него какие-то важные дела, но я не видела Орлова на протяжении всего этого времени. Он не отвечает на звонки, отписывается краткими сообщениями, что занят и не приходит на лекции.

После того, как я рассказала Матвею о своем прошлом, между нами больше не было недосказанности. Мы делились друг с другом всем. Ведь так проще переносить тяготы жизни. Ведь так делают люди, которые любят. Они открываются, доверяют и позволяют быть рядом. Но сейчас Матвей для меня закрытая книга и я отчаянно не понимаю, что пошло не так.

Поэтому я не выдержала и позвонила Наумовой, чтобы хоть кто-то сказал, что я не схожу с ума.

— Слушай, с таким отцом я бы тоже не особо радовалась жизни.

Это меня пугает больше всего. Что если Орлов-старший поставил условия: Что лишит его всего, загубит карьеру?

— А может все намного проще и у него какие-то сборы. Это же футболисты. Они вечно к чему-то готовятся. Одинцова, сохраняй спокойствие и оптимизм.

— Так-то знаешь это не просто, — тихо бормочу в телефон.

Сегодня у меня очередная лекция у группы Матвея. Я никогда не была ревнивой и не закатывала истерик, но если Матвей не объявится в аудитории, то я поеду к нему домой и потребую ответ.

Вот только у меня какое-то дурное предчувствие.

— Значит так, сегодня я оставляю детей на Русика, и мы с тобой устраиваем девичник.

— Это идея заранее обречена на провал, — с губ слетает смешок.

— Мы будем пить “Маргариту”, закусывать все это сыром и крекерами, и будем смотреть самые отвратительно-романтичные фильмы с ванильным хэппи эндом, — задорно произносит подруга и я понимаю, что спорить с ней бесполезно.

— Хорошо. С меня сыр и крекеры.

— Я бы никогда не доверила покупать тебе алкоголь, — фыркает она. — До вечера, Одинцова. И постарайся не впадать в панику. Твой футболист любит только тебя.

Ленка сбрасывает вызов, а я закрываю глаза и прислоняюсь головой к стене, пытаясь унять нервную дрожь. Мы так и не признались друг другу, что чувствуем и теперь меня начинают одолевать сомнения. А вдруг Матвей просто наигрался? Что если он посмотрел на ситуацию трезво. Разница в возрасте, разные жизненные приоритеты. Его футбольная карьера находится на самом пике.

Господи, я сама себя свожу с ума. Нужно просто поговорить. Правда, для этого надо найти Орлова.

До самого университета меня не покидает все то же чувство одиночества, как и в тот вечер, но я цепляюсь за слова Наумовой, как за спасательный круг, чтобы не утонуть в собственном страхе. Все будет хорошо, твержу мысленно себе, настраиваясь на лучшее.

Прихожу буквально перед звонком и большинство студентов уже на своих местах. Когда же я останавливаюсь около стола и поднимаю голову, то едва не падаю, заметив на предпоследнем ряду Матвея. Он понуро крутит в руках телефон, совершенно не обращая внимания на Анисимова, что-то рассказывающего в красках.

Наши взгляды встречаются неожиданно, словно порыв необузданного ветра. Всего на секунду я вижу в его голубых глазах огонь, который вспыхивает в них каждый раз, стоит нам оказаться рядом. Доли секунды он смотрит на меня тем самым взглядом, прежде, чем прошептать мое имя и накрыть мои губы своими. Прежде, чем он сделает меня своей. Но это мгновение проходит. Огонь страсти сменяется на лютый холод, который заставляет мое сердце замереть.

Я не могу сосредоточиться на теме лекции, то и дело ошибаюсь. Студенты отпускают смешки, но сейчас мне настолько все равно, что я совершенно не обращаю внимания. Когда звенит звонок, и я едва не вскакиваю со стула, чтобы попросить Орлова задержаться. Но он опережает меня и сам останавливается около моего стола, стоит последнему студенту выйти.

От волнения в горле пересыхает, поэтому я несколько раз откашливаюсь.

— Агата, — ни тепла, ни трепета. В его голосе нет ничего.

Матвей тяжело вздыхает и смотрит на меня таким разбитым взглядом, что мне кажется, я уже заранее знаю, что он собирается мне сказать.

Но я хочу это слышать.

Выхожу из-за стола и, сложив руки на груди, смотрю ему прямо в глаза.

— Не тяни, Матвей. Просто сорви этот пластырь и все.

— Нам нужно расстаться, — три слова, от которых мое сердце трещит по швам. — Мы слишком разные.

— И когда ты это понял? До того, как пообещал не разбивать мне сердце или после предложения жить вместе? — с губ слетает ядовитая усмешка. К глазам подступают слезы, но я отчаянно пытаюсь их сдержать, чтобы не показать свою слабость.

Больше никогда.

— Ты же сама это понимала. Нам было хорошо вместе, но, сколько мы протянем? — с такой легкостью задается вопросом он. А я не верю, передо мной будто другой человек, не мой Матвей, а чужак. — Еще год? У меня сборы и важные матчи на носу. Если повезет, то окажусь в европейском клубе и у меня не будет времени на…

— Меня, — заканчиваю за него я.

— Знаю, сейчас ты меня ненавидишь, но так будет проще. Ты захочешь семью, детей. Господи, мне всего двадцать один и я к такому не готов, — всплеснув руками, он проводит ладонью по волосам.

Да он шутит что ли? Или это чертова судьба шутит надо мной в который раз? Берет пулемет и дробит меня, пока не испущу последний вздох. Потому что у меня вот там — под ребрами — невыносимо больно. Настолько, что хочется кричать. Я не понимаю. Я ничего не понимаю.