Пышные кустистые туи, растущие по краю забора, закрывали обзор на сад. Но Павел знал, где те редели; он прошёл вдоль участка и раздвинул ветки деревьев, сразу наткнувшись на того, кого тут искал.

– Опять ты здесь? – со злостью процедил Павел.

Георгий развернулся и деланно виновато опустил глаза.

– Извини. Бросить старую привычку так сложно.

– Бросай. Я серьёзно. Ты не должен попадать в поле зрения полиции ещё лет пять минимум.

Георгий с тоской взглянул на сад и отвернулся, следом за Павлом выходя из кустов.

– Сколько раз я тебе говорил? – с неудовольствием протянул Павел. – Прекрати за ней следить. В последний раз, когда вы виделись, Полина выгнала тебя из дома пинками и обещала огреть сковородкой, если ты ещё раз заявишься. Она может окончательно разозлиться и написать заявление.

– И что? Ты всё равно не дашь этому делу ход.

Самое печальное было то, что Павел это понимал. Он не сможет оставить Георгия, какие бы странные поступки тот ни совершал. А ещё он прекрасно знал, что с каждым днём навязчивая идея следить за Полиной только сильнее захватывает сознание Георгия. Что будет дальше, если она ничего не предпримет? Павел и думать боялся. Больше, чем скуку и груши, Георгий ненавидел только проигрывать. А холодность Полины и её равнодушие были сродни поражению, особенно для такого человека, как Георгий.

– Она не должна тебя заметить.

– Знаю. Не волнуйся.

– Имей в виду, что сейчас твои действия отражаются не только на тебе, но и на мне. Я вписался за тебя, и если тебя поймают, считай, что поймают и меня.

– Не волнуйся, – с нажимом повторил Георгий.

Он не любил, когда друг говорил о серьёзных вещах, но давно перестал сбегать после трёх минут разговора, что уже можно считать успехом.

– А я – самый близкий тебе человек, – уже тише произнёс Павел. – Кто сделал бы для тебя то же, что делал я? Никто. Только я. Помни об этом. И не смей подставлять меня, придурок.

– Спасибо, я помню. И ты очень важен для меня. Но и ты пойми, что я не могу оставить Полину… Просто не могу. Когда вижу её, чувствую себя… Ладно. Не будем об этом.

Павел устало потёр переносицу. Сражаться с одержимостью Георгия было бесполезно, объяснять – тоже. Он устал от этого. Чтобы продолжать дружбу с Георгием, он должен понимать момент, когда нужно остановиться.

– Надеюсь, ты меня услышал… – пробормотал Павел, прекрасно зная, что нет. – В общем, ты же помнишь, что завтра похороны? Пойдёшь?

– Конечно. Надеюсь, будет драка.

– Не смей пить.

– Тебя послушать, я вообще алкоголик.

– Если только начинающий.

Георгий весело пихнул друга в плечо и направился к дому.

Глава 5. Последний танец

20 августа. День.

Возле прощального зала было многолюдно. И хотя все соблюдали дресс-код, на атмосферу траура в небольшом дворе перед входом не было даже намёка.

Павел приблизился к Елене и вежливо кивнул ей.

– Сегодня тяжёлый день, – сказал он.

Та приняла соболезнования со сдержанной улыбкой, холодно и дежурно. Обменявшись со следователем парой ничего не значащих фраз, Елена вернулась в зал.

Павел отошёл к Елизавете Петровне, которой хватило такта надеть чёрное платье.

– Вы поедете на кладбище? – спросил он у пожилой женщины, хотя ему это было абсолютно неинтересно.

– Да надо бы, – запричитала Елизавета Петровна и показушно вытерла уголки глаз кроваво-красным платком. – Мы с ним столько лет знакомы были. А ты?

– Нет… Не думаю.

Краем глаза он заметил Георгия, который выпрыгнул из своей машины и, даже не закрыв её, быстро подошёл к другу.

– Как это не думаешь? – спросил Георгий таким тоном, как будто Павел был по меньшей мере подлецом и дезертиром.

– Что?

– А то, что поминки всегда после похорон. Ты же не хочешь пропустить бесплатную еду?

– А тебя туда приглашали?

– На поминки разве приглашают?

– Конечно, – вмешалась Елизавета Петровна.

Георгий с недоверием взглянул на неё, но, похоже, решил не спорить. На его лице мелькнуло разочарование.

– Ладно уж. Тогда без кладбища.

Павел давно привык к наглости друга, но в этот раз почему-то она задела сильнее. Поэтому он решил немного проучить Георгия – в любом случае, небольшая поездка на кладбище ещё никому не навредила.

– О чём ты? – Павел повернулся к другу с застывшим на лице недоумением. – Это невежливо. Нужно попрощаться. Ты же не хочешь оставить о себе неверное впечатление? Тем более, душа Семёна сейчас с нами, вдруг он обидится?

– Мы в прощальном зале. – Георгий указал на потрепанную временем вывеску «прощальный зал» над входом.

– Я имею в виду нормально попрощаться. Ты что, не хочешь поцеловать его в лоб?

– Мечтал об этом всю ночь, – протянул Георгий, мгновенно меняя выражение лица на печальное и задумчивое. – Надеюсь, у меня не будет трястись рука, когда я стану кидать землю ему в могилу. Уверен, мы с Семёном расстанемся друзьями, какими и были всегда.

Елизавета Петровна хихикнула, скрыв смех за кашлем, а Павел внутренне похолодел: не хватало только, чтобы Георгий разбрасывался такими глупыми шутками после того, что натворил. С другой стороны, было бы странно, если бы он молчал. Но Павел предпочёл бы, чтобы Георгий сказался больным и вообще на похороны не приходил. Но нет… Тому нужны зрелища.

– Очень мило с твоей стороны, – буркнул Павел и отвернулся.

Из прощального зала вышел Мстислав – мэр Птицына, высокий и статный мужчина пятидесяти четырёх лет. Его волосы наполовину покрывала седина, но наполовину они остались природного тёмно-коричневого цвета. Из-под чёрного пиджака виднелась белоснежная рубашка, сияющая, будто подсвеченная изнутри. Весь вид Мстислава демонстрировал власть, богатство и смертельную опасность, но Павел знал, что впечатление частично обманчиво.

За Мстиславом следовали двое молодых людей, которых Павел знал довольно плохо. Они работали на мэра, а чем конкретно занимались, он понятия не имел. Вполне возможно, что Мстислав продолжал проворачивать свои незаконные дела или отмывать оставшиеся деньги, и тогда неудивительно, что ему понадобились помощники.

Решив пока не думать об этом, потому что вряд ли Мстислав был ночью в парке, Павел проскочил в прощальный зал и остановился над гробом с Семёном.

Запах смерти, больше фантомный, чем реальный, забился в нос. Раны на животе мужчины наверняка зашили, и теперь он лежал в молочно-белой рубашке. Погибшие безвременно часто кажутся в гробу спящими, но к Павла не сложилось подобного ощущения – хотя лицо Семёна было бледным, словно восковым, на нем пролегли не заметные раньше морщинки. Павел почти видел страдание, скопившееся в углах закрытых глаз, болезненно сжатые губы и огрубевшую линию подбородка.

– Ты же знал, что однажды этим закончится? – прошептал Павел, наклонившись к самому уху мертвеца. – Знал, что найдётся в Птицыне безумец, который прикончит тебя. Ты прожил пустую бессмысленную жизнь и закончил её так же бессмысленно. Видишь, никто по тебе не плачет. Никого не волнует, что позавчера где-то в темноте сдохла очередная вшивая псина. Хотя собак мне гораздо жальче тебя.

Павел выпрямился и поправил атласный саван.

– Там не будет тебе ни покоя, ни мира. Мерзавцы, я надеюсь, исчезают навсегда.

Он повернул голову направо, где неслышно остановился Георгий. Тот задумчиво разглядывал лицо Семёна, будто видел в этом что-то чарующее.

«Не хватало только, чтобы он маньяком стал», – промелькнуло в голове Павла.

– Ну что, помирились? – спросил он вместо этого.

Друг расплылся в улыбке.

– Было бы отлично.

– Ты что, решил идти на поводу у общества?

– Ага, – Георгий с вызовом уставился на друга.

Павел и сам понимал, что только накручивает. Он заставлял себя думать логически – а Георгий логически делал все верно. Вёл себя так, как и всегда. Вызывающе, нагло и развязно, и ни для кого не было секретом, что он ненавидел Семёна. Пропустил бы он такое событие, если бы не убивал этого человека? Едва ли. Он бы пришёл первым и делал всё то, что делал сейчас.