– Да хочешь ты или нет говорить толком! – вскликнул наконец князь уже сердито.

– Капитанша Карсанова в настоящее время находится уже на пятом месяце. Вот посему… вашей светлости я и полагаю это обстоятельство…

– Батюшки-светы! – закричал вдруг Потемкин на весь дом и, вскочив с места, быстро подошел к Девлету. Молча постояв несколько мгновений пред офицером, он вдруг разразился громким, раскатистым смехом…

– Ой! Ой!.. Батюшки мои… Да что же… Ой!

Он двинулся, упал на турецкий диван и, продолжая хохотать, выговаривал через силу…

– Ой! Уморил… Ой, батюшки… Да как же… Да как же ты… Так зачем же!.. Ой, Господи… Ой!.. Умру…

Девлет стоял, несколько оживившись, бодрее и веселее смотрел.

Наконец князь перестал охать и хохотать, отдышался, утер слезы на глазах и после нового конечного и краткого припадка смеха произнес утомленным голосом:

– Как же ты ее привез? Дурень. Ведь ты похитил у пандура наследника. Чужих жен воровать можно. А чужих детей воровать закон воспрещает. А?

Девлет молчал и едва заметно улыбался.

– Она, может, еще, пожалуй, с двойней. Я тебе указывал пандурочку привезти, а ты мне с ней еще парочку пандурчат прихватил… Ой, батюшки!..

И неудержимый смех начал снова душить князя.

– Ой, вот одолжил-то… Батюшки… Зови Попова… Надо ему рассказать… Этакое всем… Надо всем рассказать. Стоял свет и будет стоять, а этакого не бывало… Ай да похититель… Чужую жену с потомством увез… Для заселения Молдавии… Колонию привез! С партией переселенцев приехал… Зови. Зови… Попова зови… Ой, батюшки…

Девлет вышел, а князь снова раскатисто захохотал и лег на диван в изнеможении.

– Ой, умру!.. – слышал офицер чрез затворенную им дверь.

Когда Девлет-Ильдишев привел Попова к князю и затем по его приказу снова рассказал все, «не забегая вперед», а как следует «по порядку», то снова в кабинете долго гудел смех.

– А? Каков гусь? Рассуди, Василий Степанович. Да ты пойми. Раскуси! – смеялся князь. – И мой, да и Господень указ зараз исполнил Девлетка. Да как же? Плодитеся и множитесь, указал Господь. Вон он, гусь лапчатый, и восхотел, чтоб это у меня в главной квартире армии и в моих именно апартаментах происхождение имело… А? Хорошо? Ай да поверенный… А я-то у него вышел, что в картах: король, дама сам-третей, а то и сам-пять.

И князь начал острить еще более резко, выдумывал невесть какие последствия от диковинного казуса, так что наконец не только Попов, но и сам Девлет невольно начал хохотать.

– Да, стоял свет и будет стоять, а второго этакого похитителя не приключится, – серьезно выговорил наконец князь, уж утомясь острить и смеяться.

– Это точно-с. Конечно, – отозвался Попов, улыбаясь. – Но виноваты вы, а не Девлет. Ведь, обыкновенно, изволите видеть, бывает на свете не так… Похищают люди чужих жен завсегда сами и для себя… Ну, они при ближайшем знакомстве и сугубом внимании оплошать и не могут… Да и вольны – как им быть. А ведь тут все было по поручению и указу начальства… Ну, вот он в точности все и исполнил. Не его дело было рассуждать и в рассмотрение обстоятельств входить… противоречивых и неподходящих… Указано свыше! И аминь! Ну, вот вместо любовного приключения и вышло, как вы изволите сказывать – король, дама сам-третей… Или в некоем роде переселение народов!.. Этакое косвенное намерение колонизации Молдавии русскими выходцами, да еще близнецами…

Князь хотел было рассмеяться, но уже не мог, а только поморгал глазами.

– Да. Авантюр! Ну, что же?.. Дай ему опять денег. Пускай опять путешествует… А ты собирайся тотчас же, Девлетушка…

– Куда прикажете? – робко вымолвил офицер.

– Куда? Еще спрашивает, гусь. Обратно, восвояси. Вези назад!

– В Тамбовское наместничество? – с дрожью в голосе произнес офицер.

– Понятно. Откуда взял, туда в целости обратно и доставь. А пред супругом извинись, скажи, виноват, обмахнулся… Однако шутки прочь… А ты, в самом деле, доставь ее до Тамбова, сам ее супругу на глаза не кажись, чтобы не убил, а в городе все-таки обожди, чтобы узнать, как все обошлось, а сам приезжай сюда… В другой раз я тебя, будь спокоен, жен красть посылать не буду, а то ты, пожалуй, обезлюдишь всю матушку-Россию и заселишь россиянами всю Турцию. Ну, марш… Доброго пути и удачи…

Девлет поклонился и вышел вон, а через несколько минут не шел, а бежал по улицам города. Лицо его сияло безмерным счастьем и восторгом.

А князь говорил между тем Попову:

– Ну, а не примет ее обратно пандур? Что тогда? А?

Попов развел руками вместо ответа.

– Что тогда делать с ней? Опозорена и погублена зря.

– Разведутся, а она выйдет опять замуж. Вы же пожалуете ей пятьдесят душ крестьян за беспокойство и на счастие, чтобы мужа другого найти…

– Радехонек буду. Хоть и без вины виноват. Дам сто душ! В Новороссии земли дам.

– Но, однако, думается мне, что все обойдется. Старый пандур ее небось обожает, да и ради своего пандурчонка будущего смилуется. Да ничего с ней худого и не было. Только пропутешествовала капитанша. Может поклясться мужу, что была и осталась благоверной его.

– Так-то так… Если смилуется… Ну, а не примет, говорю. А?

Попов пожал плечами и молчал.

– А другой никто не захочет жениться на опозоренной, что у мужа увозили, да еще ему и назад доставили: нате, мол. Больше не требуется. Ведь тогда она на всю жизнь несчастная. Скажи-ка! А?.. Грех, так-то…

Попов все молчал, но вдруг рассмеялся по-прежнему звонко.

– Что ты?.. Что?

Попов выговорил сквозь смех:

– Женить на ней… Самого…

– Кого?

– Похитителя…

Князь фыркнул и рассмеялся, но уже усталым смехом.

– По делам вору и мука, – сказал Попов, – то бишь женитьба. Не воруй даму сам-пят.

А между тем князь Девлет, пробежав несколько улиц города, вихрем влетел в дом, где остановился со своей Аннушкой.

Она, заслышав его быстрые шаги, обмерла, хотела встать, идти навстречу и не могла.

– Все пропало… Требует к себе… – выговорила она вслух…

Девлет вбежал в комнату, где она сидела, подбежав, схватил ее в объятья и начал безумно целовать…

– Что? Что? Что? – повторяла она, чуя, что все сошло благополучно.

– Приказал назад везти! – закричал он.

– Куда?

– К Кузьме Васильевичу твоему…

– Не хочу! Не хочу! Лучше смерть!.. – вскрикнула Аннушка.

– Глупая! Ничего не смыслишь. Моя ты теперь…

И Девлет рассказал и объяснил все…

– Стало быть, все слава Богу? – спросила она.

– Понятно. Надо только скорее уезжать, а оттуда я отпишусь, что Кузьма Васильевич тебя не хочет принять… А там чрез полгода опять напишу, буду просить позволения из жалости на тебе жениться, из-за якобы совести. Сглупил сам и каюсь, мол…

– Ты так и сказал – на пятом месяце.

– На пятом! Что смеху было… А я думал, беда будет. А только смех был.

– Ну, слушай, милый, что я скажу теперь, благо, все слава Богу… Оно – правда.

– Что?

– На пятом – выдумка ради себя спасения, а на первом… Ну, понял, что ли, глупый?

И Аннушка подпрыгнула, повисла на шее князя Девлета и начала целовать его в губы, в глаза и по всему лицу.

– Надо скорее с глаз долой, а там хлопотать разводиться и венчаться! – радостно воскликнула она. – Ведь вот, Господи, судьба-то… Воровал ты меня по службе, по указу начальства, а уворовал для себя…

– Боюсь я… Вдруг раздумает и потребует он тебя к себе… поглядеть…

– Ну, подушку и пристрою… И сойдет. Да нос себе свеклой вымажу. Да буду дурой петой сидеть и глаза таращить. А то чесноку наемся, так чтобы всю его горницу насквозь продушить.

– Все лучше – скорее отсюда подальше.

И офицер снова побежал в канцелярию главнокомандующего, где тотчас же получил пятьсот рублей на дорогу, но при этом выслушал и неожиданное, поразившее его предложение Попова.

– Будут коли еще нужны деньги, – заговорил он, – напишите… Князь приказал выдавать, сколько бы ни потребовалось. А главное вот что, голубчик… Если капитан краденую жену отринет и вновь назад принять не пожелает, то ей надо хлопотать о разводе, а затем искать себе жениха и второго мужа… А когда она такового найдет, то князь ей пятьдесят душ подарит в приданое. Так решено. Будь вы человек усердный и понятливый, то вы бы такой оказии князю услужить и себя оправдать никак стороною не обежали бы…