– Это же и мои земляки, – развел я руками. – А Валентине мстить не за что. А вы в армии служите? – изобразил дурачка.

– В ополчении Земли–2, – ухмыльнулся он и пояснил на мой удивленный взгляд. – Армию не тянем пока.

– И правителя нет, – добавил я.

– И правителя пока нет, – согласился он и придавил дочь взглядом.

Подвигав бровками, она залилась краской окончательно и выдавила:

– Прости.

– Я и не обижался, – смиренно ответил я. – Мир, – протянул девушке руку.

– Мир! – вроде как даже немного просветлела она, пожав и вытерев ладонь о шорты.

Не из вредности – просто мокрая.

– Где манеры? – отвесил дочери педагогический шлепок по заднице Тимур.

– Просто рука мокрая! – обиженно огрызнулась она.

– И что? – нахмурился он. – Это как в лицо плюнуть!

– Извините, это – ваше семейное дело, но мокрую руку я бы тоже вытер, – влез я.

Тоже мне заботливый родитель – бросил, сбежал, а теперь, видите ли, воспитывать взялся.

– Чему молодежь только учат? – осудил он меня.

– Конкретно меня отец с первого до последнего дня учил быть хорошим человеком, здраво смотреть на мир, ухаживать за хозяйством и быть мужиком, а не сбегал хрен пойми куда на много лет, – приложил я его в ответ.

Неприязненно скривившись – малолетка поучает, совсем охренел! – Тимур взял дочь за руку и принял решение не вступать в конфликт с очень ценным и важным мальчиком:

– Идем. Работать надо.

На прощание Валентина бросила на меня благодарный взгляд. Отец, конечно, отец, но не существует ребенка, который бы на такие закидоны не обижался. Рада, что я сказал вместо нее то, что она никогда и ни за что не скажет.

Тут из-за спины раздался условный свист, и я пошел переодеваться на скорую руку сооруженный шалаш-раздевалку: отдохнул и хватит, у Владимира Вольфовича на следующие сутки очень большие планы, в которых мне обязательно участвовать.

Пока я добирался с пляжа до «Дока номер один», успел обрасти охраной – присоединились, как только я вышел из раздевалки – и полюбоваться биением жизни в колонии.

– Толька, мать твою, ты как кувалду сломать умудрился?

* Дружный, жизнерадостный гогот*

– А здесь у нас будет вторая детская! – за руку таскала Лёхина мама усыпанного пылью, голого по пояс оборотня Юру по очищенному от руин таунхауса участку.

– Да, дорогая, – глядя на нее влюбленными глазами, отвечал он.

Быстро они. Совет да любовь! На утрамбованной колесами техники небольшой площади, на табуретке стоял Кузьма Ильич и вдохновлял три десятка оборотней на трудовой подвиг:

– Товарищи! Разведка доложила, что вон там, на юго-юго-востоке, – указал за дома рукой для наглядности. – Найдены виноградники!

– Ура! – отозвались оборотни.

– Культура деградировала и измельчала, но вкус и соки сохранила! Предлагаю собрать урожай и употребить его в целях винокурения!

– Предлагаю название «Внеземное»!

– Принимается! – одобрил Кузьма Ильич. – Но это – задача не первостепенная.

Народ расстроился.

– Первостепенная задача – собрать цитрусовые на северо-северо-Западе, – указал и сюда. – Сформировав первый в истории Земли–2 торговый караван, мы докажем свою жизнеспособность, полезность…

– И право на суверенитет! – подсказал оборотень «из зала».

Деревенские грохнули, Кузьма Ильич погрозил сепаратисту кулаком:

– Я те дам «суверенитет»!

– Скучает Ильич, – прокомментировал Тимофей. – Он в деревне раньше главный был, без пяти минут хозяин. Хороший хозяин – и агрохолдинг организовал, и свет благодаря ему провели: даже когда деньги есть, нужно понимать, кому их нести. Ильич – понимал. А теперь вон, – окинул рукой стремительно преображающийся город. – Деревенские – в меньшинстве, а у «новеньких» свои командиры есть. Это – правильно, потому что Ильич фермер хороший, но ни в разведке, ни в капитальном строительстве не разбирается. Вот и нашел себе привычное дело.

В следующую секунду мы повернули за угол, и Гриша отбила летящий прямо в меня кусок кирпича.

– Кошка драная, я тебе все лохмы повыдергиваю! – сопровождался шум гневным женским криком.

Хорошо, когда есть жук-дипломат – пришлось бы отбивать кирпич самому, а для нормального человека это минимум перелом руки.

– Я «драная»? Да ты на себя посмотри!

На бывшем заднем дворе, в руинах особняка, на останках крылечка сидел ухмыляющийся рыжий деревенский оборотень лет двадцати пяти, перед которым остервенело дрались две скандинавские оборотнессы. Непорядок в гареме!

– Разобраться, пресечь, – скомандовал Тимофей, и пара охранников со смехом пошла разнимать дерущихся.

– Может их в центр закинуть, пусть дерутся? – шутканул Сергей.

Мы гоготнули – в центре города вообще все плохо, там и застройка плотнее, и растительности больше. Мы-то с окраин «очистку» начали, со стороны океана – около него жить как-то приятнее.

А вот сцена совершенно сюрреалистическая: натянув на ржавый остов осыпавшейся стеклом остановки скатерть в цветочек – от солнышка защищать – положив на рейки дощечку, на ней сидели Зинаида Матвеевна в «городском» оранжевом платье и какая-то незнакомая бабушка в старенькой гимнастерке и камуфлированной юбке. Из «беженцев», наверно.

– Та ты что! – охала моя бывшая опекун. – Это что же получается, врут нам эти сволочи?

– Врут, – мрачно подтвердила та и шмыгнула носом, прижав скроенный из того же «хаки» платочек к глазу. – Всю жизнь на войне, да впроголодь! Никому мы там не нужны. Так и говорили – технику, мол, с оружием мы вам, так и быть, дадим, но остальное за свои покупайте: вы ж автономия! А покупать у кого? Так ясно – у них да втридорога!

Неплохо придумано, старая власть России – распускаешь слухи, и несчастные оборотни со всей страны как мотыльки слетаются жить в перманентной «горячей точке», воевать за возможность покупать у уважаемых людей жратву втридорога.

– А теперь вообще страсти начались, – продолжила скандинавская бабушка, начав плакать в полную силу. – К границам всех стягивают, говорят – война большая будет. С Востока – узкоглазые, с Запада – мракобесы эти. Сынки наши, – шмыгнула. – Никак пожить спокойно не дают, суки, то жуки, то эти…

Зинаида Матвеевна сочувственно обняла новую подругу:

– Ничего, Люда, мы и тем и этим накостыляем, и еще и до Америки достанем! Вольфович – он мужик во! – показала кулачок. – Он быстро всех к ногтю. Вон – даже выборы ждать не стал, одному сунул, второго припугнул – все, теперь председатель Комитета по военному положению, с министром обороны в Генштабе заседает, главнокомандующим. Ребята наши погибают и погибать будут, но главное – Родину отстоять. С Родиной-то ничего не страшна. Помнишь песню нашу, старую? – откашлявшись, она затянула. – Забота у нас простая, Забота наша такая…

– Жила бы страна родная, И нету других забот… – подхватила скандинавка.

В душе что-то зашевелилось, и до меня по-настоящему дошло происходящее. Как ни прячься за удобные оправдания типа «это не мой мир, не мои соотечественники», но это лишь вранье самому себе. Где-то там, на Земле–1, погибают в сражениях с япошками мои соотечественники. Ну и что, что планета другая? Сука, во всех мирах одно и то же – не дают враги жить спокойно. Остро захотелось сделать для нашей победы как можно больше. Хорошо, что именно этим мы сейчас и займемся.

– Ой, Андрюша! – заметила нас Зинаида Матвеевна. – Как ты, хороший мой? Совсем тебя вояки поди заездили – похудел, синяки под глазами страшенные.

– Все хорошо, баб Зин! – бодро отозвался я. – Забота у нас такая – своим помогать. Все работают, а я чем хуже?

– Молодец какой, – умилилась бабушка. – Это вот, Люд, сын Вольфовича, представляешь? Кремень парень, и рукастый – и по хозяйству справляется, и коров пасти может, и через порталы ходит!

– Да ты что?! – растеряв минорное настроение бабушка Люда. – Так надо нашим рассказать, успокоить – боятся, что мы здесь навсегда останемся, а мужики – там. Своего бы в один конец Вольфович точно не отправил!