Боль в животе.

Я неважно себя чувствую.

У меня уходит почти два часа на то, чтобы с нарастающим отчаянием осмотреть все общественные зоны «Атлантики». Спустившись в холл корабля, я направляюсь в главный ресторан для пассажиров «золотого» класса. «Голд Гриль»: двухэтажный зал, сотни столиков, и ни один из них не занят.

– Эй! – окликаю я, а затем громче: – Эй?

Голос гулко разносится по огромному залу, но ковры заглушают эхо, превращая его в зловещий шепот.

Выхожу на заднюю палубу.

Небольшой бассейн и две гидромассажные ванны.

Пусто.

Передо мной расстилается кильватерный след корабля. Я смотрю на то, что оставила позади, хотя родная земля теперь слишком далеко, чтобы ее разглядеть. Вот в чем особенность горизонта – мы с Питом обсуждали это по дороге в Саутгемптон – обзор ограничен. Вам кажется, что горизонт далеко, но это не так. Особенно на уровне моря.

Снова проверяю телефон – безрезультатно. Отправляю три сообщения, но они так и остаются на экране, отказываясь улетать. Высылаю два электронных письма, но они сохраняются в папке «Исходящие».

– Эй?! – кричу я, но ветер уносит мой голос в море.

Чаек нет.

Вообще никого живого.

Я бегу, охваченная паникой. Что я упустила?

Никогда не чувствовала себя такой маленькой, такой беспомощной.

Вверх к «Платинум Гриль», мимо того самого столика, за которым мы ужинали вчера вечером. Пусто. К роскошному ресторану «Даймонд Гриль». Красное дерево и зеркала. На столах сверкают ведерки со льдом. Никто не раскладывает столовое серебро и не полирует паркетные полы. Один столик в дальнем углу уже накрыт. Я бегу обратно в центральное лобби с роялем и широкой лестницей, внутренности скручиваются от непривычности обстановки и отсутствия завтрака или кофе.

В пустом лобби царит тишина, и я не могу поверить своим глазам. Неподвижные лифты и мигающие огоньки игровых автоматов в казино, никто не нажимает на пластиковые кнопки и не отдает деньги. Я подхожу к стойке кассира и проверяю компьютеры. Они работают, но не подключены к сети. На заставке отображается логотип «Атлантики», но когда я перемещаю мышь, экран остается пустым.

Наверное, это какая-то неисправность. Утечка газа или пробоина в корпусе ниже ватерлинии. В целях безопасности всех эвакуировали с корабля. Жаль, что здесь нет Джеммы, она бы знала, что делать. Я бы предположила, что мы направляемся на верфь где-нибудь во Франции или Испании для срочного ремонта перед переходом. Но мы уже пересекаем океан. Останавливаюсь, чтобы сделать глубокий вдох и успокоиться. Если б нам требовался ремонт, его наверняка провели бы в Саутгемптоне?

– Здесь кто-нибудь есть? – спрашиваю дрожащим голосом.

Кажется неправильным кричать «На помощь!» Звучит как-то жалко. Даже фальшиво. Мне ничего не угрожает. Это самый роскошный в мире океанский лайнер среднего размера. Мне не грозит физическая опасность.

Прохожу через массажные кабинеты спа-центра. Ни души. Только свернутые полотенца, массажные столы, незажженные ароматические свечи и дорогие на вид масла.

В комнате для курения тихо. В прекрасно укомплектованном баре нет ни единого человека, который мог бы приготовить мне напиток.

Мне нужно выпить.

Снаружи находится «Даймонд». Я беру кофе из кофемашины и съедаю два имбирных печенья из пачки. Меня могут застукать. Нам положено находиться в зоне «Платинум», а эту мы не имеем права посещать, и я бы хотела, чтобы ко мне подошел сотрудник в форме, тактично сообщил, что я ошиблась, и предложил помочь найти дорогу обратно.

Но такой сотрудник не появляется.

С пульсацией в висках я поднимаюсь на два лестничных пролета по этому лабиринту корабля, стремясь на мостик, к хорошо обученным женщинам и мужчинам, которые стоят за штурвалом. Мне не хочется их беспокоить без лишней надобности. Они, вероятно, почувствуют себя виноватыми из-за того, что я осталась здесь единственным пассажиром. Они развернут корабль или пришлют тендер [8]?

И тут я вспоминаю про корабельный театр. Пространство огромное, способное вместить почти всех пассажиров на мюзикл «Парни и куколки» или «Кармен» Бизе. Я сбегаю по лестнице, улыбаясь, готовая воссоединиться с Питом. Он обнимет меня, а потом мы посмеемся над этим.

Скорее всего, будет дразнить меня до конца путешествия.

Пусть дразнит.

Двери в театр закрыты. На ковре изображены звезды и планеты, а на экранах расположенных на стенах телевизоров отображается наше текущее местоположение. Сейчас мы находимся к западу от Ирландии, в самом настоящем океане. На карте не видно суши. Мы окружены сотнями миль глубокой негостеприимной морской воды, и нас уносит все дальше и дальше от дома.

Я подхожу к дверям театра и распахиваю их.

Зрительный зал пуст, а сцена погружена во тьму.

– Эй! – кричу я. – Кто-нибудь меня слышит?!

Жду ответа, ощущая, как пульс отдается в ушах. Я чувствую, как бьется мое сердце, и почти слышу его, словно прижимаю морскую раковину к виску.

Никто не отвечает.

Обратный путь до каюты занимает двенадцать минут, по спине струится пот.

Пита нигде нет.

Его часы лежат на прикроватном столике – единственный признак того, что он когда-либо был здесь. Я беру их и надеваю на запястье. Они выглядят большими и неуклюжими. Нюхаю кожаный ремешок и прижимаю его к верхней губе.

С нашего балкона я вижу, что вода неспокойная, а ветер усиливается. Пит мог упасть за борт? Нет, что угодно, только не это. Это не объясняет, почему все остальные пропали без вести.

Чем это можно объяснить?

Я поступаю так, как обычно делала мама, когда жизнь становилась для нее невыносимой. Если отец тратил деньги, отложенные на рождественские угощения, или продавал наш телевизор, она кричала в подушку, а потом плескала в лицо холодной водой. Я не кричу, лишь умываюсь и смачиваю волосы. Нужно собраться с мыслями. Нужно отправить сообщение в полицию, в береговую охрану, Джемме.

Телефон выключен. Полная перезагрузка. Телефон снова включен.

Сигнала нет.

Сообщения не удалось отправить. Письма по-прежнему в папке «Исходящие».

Бегом возвращаюсь на нос корабля. Сбега́ю по незнакомым лестничным пролетам и сворачиваю в коридоры кают «золотого» класса, двери которых расположены ближе друг к другу, а ковровое покрытие не такое экстравагантное. Затем обнаруживаю боковой выход, где ковровое покрытие заканчивается и начинается прорезиненный пол. Я переступаю порог и стучу в служебные двери. Они распахиваются. Не заперто. Крошечные тесные каюты с двухъярусными кроватями и без окон, даже без иллюминаторов. Фотографии родственников, приклеенные скотчем к стенам. Косметика и дезодоранты. Я вторглась без спроса. Интересно, я сейчас нахожусь ниже уровня воды? Одна мысль об этом заставляет меня содрогнуться.

– Эй? – зову я, выходя в коридор.

Эхо звучит громче. Здесь не так много мягкой мебели, чтобы заглушить мой взволнованный голос.

Я взбегаю на самую высокую точку этой части корабля.

Мостик.

«Вход только для экипажа. Пассажиры не допускаются».

Толкаю дверь.

Она не заперта.

Переступаю порог и выхожу на главную часть мостика.

– Эй? – зову я извиняющимся тоном. – Я знаю, что не…

Но быстро замолкаю, потому что на мостике никого нет. Передо мной пустые кресла, экраны и бескрайний океан.

Кораблем никто не управляет.

Здесь должен быть кто-то из сотрудников. Опытный инженер или старший помощник капитана. Команда, состоящая из высококвалифицированных специалистов, ответственных за это гигантское судно. Я помню, как читала, что строительство «Атлантики» обошлось более чем в шестьсот миллионов долларов.

– Эй? – повторяю я, но голос рикошетом отражается от приборов и экранов радаров. Отсюда мне видна вся передняя часть палубы. Прекрасный вид из окон. Глубокие воды от континентального шельфа до абиссальной равнины [9]. Море, которое с таким же успехом может оказаться бездонным.