И все же идеология еврейского просвещения, распространившаяся в Галицию, а затем достигшая своего пика на землях, контролируемых Россией, продолжала утверждать – как и так называемые западники среди русской интеллигенции, – что ход истории ведет Россию к преобразованию по западной модели. Таким образом, евреи в конечном итоге должны были не только достичь эмансипации по французской модели, но, как и сами русские, доказать самим себе, что достойны такой эмансипации, обновляя себя. Для евреев это означало отказ от фундаментального интеллектуального допущения о том, что Истина содержится исключительно в Библии и ее можно установить, только изучая Библию и ее толкования в Талмуде. Вместо этого евреям пришлось бы принять тот факт, что мудрость можно найти среди неевреев: это убеждение давно признавалась величайшими раввинами прошлого, но от нее отказались в Восточной Европе в результате преследований, доведших евреев до интеллектуальной изоляции.
Нужна была прежде всего педагогическая революция: евреям нужно было учить своих детей современным языкам (особенно немецкому и русскому) и «светским» предметам, таким как арифметика, география, астрономия и история, а также модернизированным и более рациональным представлениям о еврейской традиции. Одновременно они отчаянно нуждались в социальной и экономической революции: евреям пришлось оставить свои вековые занятия, и из мелких спекулянтов, торговцев и ростовщиков они становились фермерами, ремесленниками и представителями свободных профессий. Более того, евреям также пришлось очистить и модернизировать иврит, превратив его в средство для создания светских литературных жанров, таких как поэзия, романы, пьесы, эссе, газеты и современные «научные» исследования.
Все эти идеи были частью программы раннего Просвещения времен Мендельсона, но от курса на языковые изменения постепенно отказались в пользу только немецкого языка, который выбрали средством еврейского просвещения. В Российской империи, где правительство считало евреев и сами евреи считали себя уникальной «этнической» группой, казалось, не было никакого противоречия в том, что евреи использовали и иврит, и русский (или польский в полуавтономном Королевстве Польском), чтобы превратиться в «современных людей» и, значит, стать достойными эмансипации и равных прав.
Однако для небольшой группы приверженцев Хаскалы уже в начале 1870-х годов двойная цель эмансипации и религиозной реформы казалась не только химерой, но и обманными мечтаниями. Истинным решением тяжелого положения евреев было пробуждение их «национального сознания», которое помогло бы им переосмыслить себя как «нацию» – в соответствии с новыми националистическими концепциями народности.
Первым мыслителем, которому довелось сформулировать новую идеологию, был Перец Смоленскин. Он родился недалеко от города Могилева в Белоруссии, перебрался в Одессу – бывшую наряду с Вильнюсом неофициальной столицей российской Хаскалы – и затем, переезжая с места на место в Центральной и Восточной Европе, обосновался в Вене, средоточии националистических настроений многих этнических групп, входящих в империю Габсбургов. Смоленскин является прежде всего автором рассказов в духе Хаскалы, но для целей нашего изложения самым важным его начинанием оказалось основание в 1868 году периодического журнала «Ха-Шахар» («Заря»). Поначалу этот журнал был довольно стандартным рупором идеологии еврейского просвещения, но ситуация начала меняться в 1872 году, когда Смоленскин опубликовал серию очерков под названием «Вечный народ», «Время делать» и «Время насаждать». Очерки эти были длинными, бессвязными и изобиловали повторами, однако утверждения Смоленскина отталкивались от резкой антимендельсоновской предпосылки: евреи – не религия, а нация. Отсюда логически вытекали нападки на саму концепцию политической эмансипации как ориентира и цели будущего для евреев. Эти взгляды Смоленскин не только рассматривал как ложные и вредные, но и считал в высшей степени саморазрушительными: они неизбежно привели бы к «ассимиляции» евреев с нациями, среди которых те жили, и этот процесс, по мысли публициста, уже идет в Западной Европе. С очерков Смоленскина начался процесс изменения истории: произошло рождение современного еврейского национализма.
К Смоленскину и его едва зародившемуся мировоззрению вскоре присоединяется группка читателей, коллег и последователей. Важнейшими из них были евреи из России – Мойше Лейб Лилиенблюм и Элиэзер Перельман, который позже сменил имя на Элиэзер Бен-Йехуда. Оба они появились на свет в традиционных еврейских семьях в Белоруссии, утратили веру в традиционный иудаизм и стали приверженцами движения «Хаскала». Они подхватили призыв Смоленскина к возрождению евреев как современной нации по образцу новых националистических движений в Европе. На самом деле Перельман, он же Бен-Йехуда, пошел дальше своих коллег и настаивал, чтобы иврит стал разговорным «национальным языком» еврейского народа, и произойти это должно не где-нибудь, а в Палестине, древнем доме евреев, которую следует воскресить в настоящем как национальную родину евреев. С этой целью в 1878 году он отправился в Париж изучать медицину, желая стать «продуктивным» членом рождающейся ивритоговорящей нации в Святой Земле. В октябре 1881 года он приезжает в Яффу. В семье Бен-Йехуды он и его жена впервые в современной истории говорят только на иврите.
Именно в этот момент в жизнь вторглась политика: весной 1881 года в Российской империи начинаются погромы. Но прежде чем мы обратимся к этим событиям и их влиянию на распространение современного еврейского национализма, а затем и сионизма, мы должны отступить назад и описать усилия нескольких групп и отдельных лиц, вдохновленных идеями по улучшению участи евреев, уже живущих в Палестине. И эти идеи были однозначно ненационалистическими.
Самой важной такой организацией был Всемирный еврейский союз, основанный в Париже в 1860 году для улучшения политических, социальных и экономических условий жизни евреев во всем мире, особенно в Северной Африке и на Среднем Востоке, и обучавший евреев, как стать «цивилизованнее» и тем самым заслужить эмансипацию. Это прежде всего означало привить им ценности современной «цивилизации» по французскому образцу и через французский язык, а также повысить их экономическую производительность, прежде всего за счет обучения их сельскому хозяйству и ремеслам. По этой причине в 1870 году к югу от Яффы, на земле, подаренной Союзу турецким султаном, открылась сельскохозяйственная школа «Микве Исраэль» («Надежда Израиля»). Целью этой школы было обучить уже живущих в Палестине евреев формировать небольшие сельскохозяйственные поселения и содержать себя экономически. Примечательно, что лидеры Союза как в Париже, так и в «Микве Исраэль» активно выступали против растущего еврейского националистического движения, а также против самой идеи о том, что евреи из других стран должны эмигрировать в Палестину. С началом погромов в 1881–1882 годах они активно поддержали эмиграцию евреев в США, а отнюдь не на Святую Землю.
Но с тех пор история – если говорить выспренно – радикально изменила свой ход. Хотя эмиграция евреев из Российской империи началась еще до погромов, в ответ на экономический кризис в самой империи, в особенности в еврейском обществе, однако насилие в отношении евреев (почти все считали, что его поддерживал царский режим, и, как мы теперь знаем, это мнение ошибочно) способствовало началу именно массовой эмиграции из Восточной Европы – в Западную и в США. Тем не менее скромное меньшинство эмигрантов отправилось в Палестину и составило то, что затем в сионистской хронологии было названо «Первой алией» (последнее слово буквально означает «восхождение», в географическом и духовном смысле имеется в виду восхождение от прибрежной равнины Палестины к Иерусалиму, расположенному на Иудейских холмах). Многие из этих эмигрантов приехали сюда по причинам, очень похожим на те, по которым их родственники и соседи эмигрировали в Америку или Южную Африку: не из-за политических или религиозных взглядов, а просто в поисках лучшей жизни для себя и своих детей.
