Сразу после приговора Цепляку началась широкая международная кампания в защиту Цепляка и Буткевича, процесс Цепляка стал международным фактором.
В Сенате Польской республики с беспрецедентно резкой речью выступил польский премьер Сикорский. Вслед за тем в дело вступило английское правительство: Р.М.Ходжсон — торговый агент (дипломатические отношения между Великобританией и РСФСР еще восстановлены не были) обратился в Наркоминдел со следующей нотой:
«Георгию Чичерину Народному Комиссару по Иностранным Делам. Милостивый Государь!
По поручению Государственного Его Величества секретаря по Иностранным Делам, имею честь обратиться к Вам по поводу смертного приговора, подтвержденного ныне Президиумом Центрального Комитета монсиньору Буткевичу с серьезным и окончательным призывом приостановить исполнение приговора. Я должен указать, что исполнение этого приговора не может не вызвать во всем цивилизованном мире чувство ужаса и негодования, что едва ли может быть желательно для Российского правительства, хотя бы с точки зрения его материальных интересов, помимо прочих соображений.
Пользуюсь случаем еще раз выразить Вам свое глубокое уважение.
Р.М.Ходжсон
30 марта 1923 года.
Ответ не замедлил. На другой день г. Ходжсону была вручена следующая нота:
«Милостивый государь!
Народный Комиссар по Иностранным Делам поручил мне в ответ на Вашу ноту от 30 марта указать, что Россия, являясь независимой страной и суверенным государством, имеет неоспоримое право выносить приговоры, согласно своему собственному законодательству, лицам, нарушающим законы страны, и что всякие попытки извне вмешаться в это право и защитить шпионов и предателей России являются актом недружелюбия и возобновления интервенции, которая была успешно отражена русским народом.
Необходимо указать, что одновременно с Вашей нотой г. Чичерин получил телеграмму от представителя Ирландской республики во Франции по тому же поводу, в которой подписавший эту ноту, прося о помиловании Цепляка, указывает, что он делает это, несмотря на лицемерное вмешательство британского правительства, которое ответственно за хладнокровное убийство в Ирландии политических заключенных, где 14 000 человек, в том числе женщины и молодые девушки, подвергаются самому варварскому и нечеловеческому обращению по воле Великобритании, причем контроль британских властей над телеграфом препятствует осведомлению цивилизованного мира об ужасающих деталях этих зверств.
Если принять во внимание подобные же факты, имевшие место под британским управлением в Индии и в Египте, вряд ли будет возможно считать призыв британского правительства во имя гуманности и священности жизни достаточно убедительным.
Прошу позволения выразить Вам мое глубокое уважение.
г. Вайнштейн.
Заведующий подотделом стран Согласия 31 марта 1923 года, г. Москва».
(Известия ВЦИК, 1923, 1 апреля, № 72, с.2.) 3 апреля 1923 года аналогичная нота была вручена польскому премьеру Сикорскому, и в тот же день был дан последний ответ: 3 апреля 1923 года смертный приговор в отношении прелата Буткевича был приведен в исполнение.
Это был не конец — это было начало. Волна протеста прокатилась по Европе, причем везде и всюду имена Цепляка и Буткевича сплетались с именем патриарха Тихона. Так неожиданно в 1923 году скрестились пути Римско-католической и Русской Православной Церкви.
«Странный интернационал образовался у могилы расстрелянного ксендза Буткевича, — констатировал «Бакинский рабочий» 20 апреля 1923 года. — Либеральный Эррио из Лиона. Неудачный русский концессионер и английский промышленник Лесли Уркарт. Архиепископ Кентерберийский. Пан Сикорский — начальник Польского государства».
3 апреля в Ватикан была подана петиция, подписанная рядом крупных польских католических деятелей, с ходатайством о канонизации прелата Буткевича. 6 апреля 1923 г. в Варшаве произошла манифестация крайне правых организаций, вылившаяся в еврейский погром.
Перекинувшись через Ла-Манш, волна протестов охватила Англию — архиепископ Кентерберийский Томас Девизанан обратился с широковещательным воззванием по поводу предстоящего процесса патриарха Тихона и осуждения Цепляка.
«Не казните епископов: жизнь человека стоит дорого», — писал известный лейборист Ленсбери в своем обращении в Совнарком. 9 апреля 1923 г. в Палате лордов выступил архиепископ Кентерберийский с запросом по поводу предстоящего суда над патриархом.
«С ответом от имени правительства выступил лорд Керзон. Глава Форейн Оффис проследил историю преследования католической церкви в России. Что касается патриарха Тихона, то если бы большевики согласились допустить к присутствию на суде британских представителей, правительство Его Величества сделало бы все от него зависящее для осуществления этой возможности». (Петроградская правда, 1923, 11 апреля, № 78, с.2).
«Английское духовенство во главе с Фомой Девизананом, архиепископом Кентерберийским, выпустило воззвание «Против гонений на религию в России», — писал в «Правде» прославленный острослов, считавшийся в то время непревзойденным мастером дипломатических прогнозов. — Доказательством существования этих гонений являлся для духовной английской братии процесс католического архиепископа Цепляка, предстоящий процесс православного патриарха Тихона и, — о ужас! — арест гомельского раввина, о котором мы еще не слышали, но о котором трубит вся английская пресса, чтобы показать: если гонят уже и трусливых еврейских раввинов то какое же может быть сомнение в том, что в России сражается Вельзевул с архангелами». (Радек К. Лекции истории для архиепископа Кентерберийского. — Правда, 1923, 15 апреля, № 92, с.2.)
Предстоящий процесс патриарха Тихона делается все в большей степени узловым событием внутренней политики в РСФСР.
Со страниц газет не сходили резолюции митингов, в которых содержалось требование смертной казни патриарху. «Тихоновщину надо обезвредить», — писала 16 марта в № 57 тульская газета «Коммунар».
Наряду с антирелигиозниками выступал «митрополит всея Сибири» Петр Блинов.
«Московский Поместный Собор 1917 г. и 1919 г., идейно возглавляемый ныне бежавшим за границу карловацким «дельцом» митрополитом Антонием Храповицким с сонмом подручных ему архиереев-монахов и укомплектованный мистически склоненными фигурами бежавших царских холопов, — писал темпераментный и безграмотный сибиряк, — помещиков, князей, банкиров, гг. Бобринских, Олсуфьевых, Родзянко, Гучковых, Васильевых и прочих выброшенных революционным шквалом за борт жизни, дал русской православной церкви патриаршество, как живой и легальный центр побежденной, но не уничтоженной контрреволюции внешней и внутренней. Карловацкий «воин» и его черная рать не ошиблись в расчетах. Около поставленного ими патриарха Тихона сразу сгруппировалась кучка темных дельцов, мозгом и душой которых были черносотенные архиереи — Никандр Феноменов, Серафим Чичагов. Это единение старых, испытанных «политических» работников совместно с примкнувшими к ним единомышленниками породило черносотенное контрреволюционное выступление, завершившееся циклом патриарших воззваний. Патриаршие воззвания в связи с изъятием церковных ценностей вызвали в России 1414 кровавых эксцессов. Бывший патриарх Тихон, как главный виновник этих эксцессов, архиепископ Никандр и Серафим и другие его соратники должны, по мнению Сибирского Церковного Управления, понести должную кару». (Известия ВЦИК, 1923, 15 апреля, № 82, с.6.)
Ровно через 14 лет после этого, в 1937 году, в воротах минской тюрьмы скрылась высокая, статная фигура Петра Блинова. Больше его не видел никто из ныне живущих. Быть может, в последние дни своей жизни «митрополит всея Сибири» понял, что жестокость и беспринципность — это обоюдоострое оружие.
20 апреля 1923 года было днем, когда антитихоновская кампания Достигла зенита.
«В 12 часов дня 24 апреля в Колонном зале Дома союзов начинается слушание процесса патриарха Тихона и его ближайших сподвижников», сообщили в этот день «Известия» (№ 86, с.6). И на той же странице, подвалом, была напечатана подборка «Обновленческая церковь о процессе Тихона».