Если отбросить ссылку на «тихоновского епископа», якобы подстрекавшего людей, что совершенно неправдоподобно, то картина представляется близкой к действительности. Впрочем, А.И.Введенский говорил со знанием дела: ведь он сам подвергся избиению в Минске, куда он поехал сразу после архиерейской хиротонии.

«Приехал я в Минск, — рассказывал он однажды. — В воскресенье должен я служить в соборе. Утром говорит мне местный архиерей: «Владыко! Служить невозможно — толпа возбуждена, помолитесь дома». Я отвечаю: «Владыко! Как старший по сану, прошу вас служить — и сам непременно буду служить». Иду в собор, навстречу — разъяренная толпа. Кричит мне: «Какой ты архиерей?» Говорю: «А чем я не архиерей?» — «А какой ты архиерей, у тебя на груди икона, а не крест!» Ну, думаю, что говорить с дураками — пошел напролом. Ну, тут и дали мне жару…»

В других случаях А.И.Введенскому приходилось вести словесную дуэль. Он парировал словесные удары мастерски. «А где же ваш белый клобук, отец Александр — вы его потеряли?» — с таким вопросом подошла к нему однажды женщина на одной из ленинградских улиц (это было в 1933 году — мы шли с ним по Верейской улице, и А.И.Введенский был одет в модный однобортный пиджак). «Лучше, милая, без клобука, чем со злобой в сердце», — не задумываясь ни на минуту, без запинки ответил он. «Как вам не стыдно, товарищ Введенский, забирать наши церкви?» — с таким вопросом обратились однажды к А.И.Введенскому при выходе из храма три хорошо одетые девушки. «Извините, я не знал, что вы митрополиты», — последовал мгновенный ответ. «Как митрополиты?» — «Я митрополит, и мои товарищи — митрополиты».

Один из пишущих эти строки сам сгал однажды объектом язвитель ного остроумия А.И.Введенского, сказал однажды с мальчишеской резкостью: «Недаром народ так не любш попов. Что может быть хуже попа?» — «Дьяконы некоторые, которые осуждают старших», — не глядя на автора, быстро ответил Александр Иванович.

«Священный Синод слушал доклады с мест о деятельности тихоновцев, — говорилось в одном из синодалыых циркуляров. — По доклада» выяснено с очевидностью, не подлежащей никакому сомнению, что «смиренные» тихоновцы-епископы:

1) врываются в православные храпы во время богослужения и, не взирая ни на что, произносят погромные речи, к великому смущению молящихся (город Симбирск);

2) захватывают православные храды, врываясь в них с кучкой своих сторонников хитростью, обычно за час до звона и начала богослужения (г. Вольск);

3) в своих проповедях, уподобляясь псам лающим, изрыгают на тех, кто отдал все силы своего ума, громадного административного опыта, глубокого и всестороннего образования исключительно на дело спасения потрясенной до основания Церкви, такие хулы и клеветы, которые не могут иметь место ни в разуме, ни в совести самого простого, но действительно христианина (г. Рязань);

4) в своих распоряжениях доходят до такой дерзости, что сами будучи только вчера, и притом незаконно, рукоположены, запрещают в священнослужении тех, которые рукоположены старейшими, сильнейшими, лучшими архипастырями Православной Церкви (город Новгород);

5) будучи сами, по меньшей мере, сомнительно благодатными, объявляют неблагодатными священнодействия тех, в благодатности, каноничности хиротонии коих никто, нигде и никогда до сих пор не сомневался (Москва);

6) наводняют всю нашу землю отнями темных агитаторов, масу сбили десятками ложных воззваний со сылками: или на несуществующих патриархов (Лазарь), или на никогда не получающиеся грамоты восточных патриархов (Петрозаводск);

7) бросают в темные массы средства или подкупают всякого рода дельцов для организации различных бечинств (г. Воронеж);

8) при появлении своем везде и всюду производят такие смуты и волнения в дотоле мирном и спокойном наолении, что долготерпеливой власти (гм! гм!) иногда приходится выселять и губерний этих новых «апостолов» мира и любви (гм! гм! почтеннейшие, как писал в таких случаях В.И.Ленин).

9) величайших контрреволюциоеров-эмигрантов — Платона, Антония, Евлогия, Анастасия — благословляет управлять русскими православными церквами за границей[62] и, следовательно, вести известную политику;

10) больше чем когда-либо теперь стало видно и ясно, что «тихоновцы» ведут русский народ на кровавую Голгофу, хотят утопить русскую землю в море новых слез и страданий, развеять ее новыми пожарищами и уничтожить остатки народного достояния.

Постановили:

1) Относиться к своим недальновидным противникам с христианской кротостью и долготерпением.

2) Отвечать на хулы и клеветы их усердной молитвой за них.

3) Всякие их запрещения, распоряжения и назначения считать совершенно недействительными и ни для кого, и ни в какой мере и степени обязательными.

4) Окончательное суждение о каноничности «тихоновских» епископов и священников, более чем сомнительных по своей каноничности, иметьна предстоящем Соборе.

5) Сбитых с толку духовенство и народ всемерно звать к единению со Священным Синодом, который поставил своей задачей спасти РусскуюЦерковь, давши ей возможность благополучно существовать среди новых создавшихся условий жизни. По выяснившимся несомненным данным, внастоящее время один только Священный Синод может вывести Церковьна путь мирного и плодотворного устроения всей нашей церковной жизни, только соборный разум спасет Церковь, но не монархический». (Самарские епархиальные ведомости, 1924, апрель, № 1, с. 11.)

Бессильная злоба, которой проникнуты вышеприведенные строки, принадлежащие, видимо, митрополиту Евдокиму, вполне понятна: в провинции обновленцев буквально сживали со свету. Даже в тех храмах, в которых они как будто прочно укоренились, всегда следовало ждать каких-либо сюрпризов.

Так, например, в Троицком соборе г. Клина, находившемся в руках обновленцев в течение двух лет, вдруг однажды, после обедни, хор грянул многолетие патриарху Тихону и местному «тихоновскому» епископу Гавриилу, — и никакими мерами нельзя было запретить хору делать это и в дальнейшем. Так продолжалось в течение полугода.

«В мае текущего года Троицкий собор перешел в ведение обновленческой общины, канонически подчиненной Священному Синоду Православной Российской Церкви. Этот переход разразился (?) целою бурей благородного и неблагородного негодования по адресу обновленцев. На них вылито так много грязи, что ни единого чистого, казалось, не осталось», — писал клинский обновленческий деятель прот. Фаворский. (Вестник Клинского викариального управления, 1924, 13 октября, с. 4–9.)

В резком контрасте с захудалой жизнью обновленческих провинциалов находилась жизнь обновленческих верхов в Москве. Храм Христа Спасителя, являвшийся в это время главным религиозным центром обновленчества, придавал помпезность торжественным богослужениям.

Священный Синод находился по-прежнему в Троицком подворье. По инициативе митрополита Евдокима Синод превратился в солидное учреждение со сложной бюрократической структурой, представлявшей собой причудливую смесь старого синодального устройства со структурой ЦК ВКП (б). Священный Синод разделялся на Президиум Синода и Пленум.

Президиум Синода до января 1925 года состоял из 8 человек (Политбюро ЦК также состояло из 8 человек).

В состав Президиума входили: митрополит Евдоким Одесский и Херсонский — председатель. Члены: митрополит Ленинградский Вениамин, архиепископ Владимирский, потом, митрополит Московский и Северо-Кавказский Серафим, митрополит Александр (Введенский), епископ Георгий (Добронравов), прот. П.Н.Красотин, протодиакон С.А.Добров, мирянин А.И.Новиков.

Кроме Президиума, в Синоде был еще Пленум, собиравшийся два раза в год.

Членами Пленума являлись: митрополит Александр Введенский, митрополит Петр Блинов, епископ Георгий Добронравов, протоиерей Красотин, протоиерей А.И.Боярский, архиепископ Петр Сергеев, архиепископ Сергей Беляев (Томский), прот. Д.А.Адамов, протодиакон С.А.Добров, архиепископ Алексий Диаконов (Смоленский), прот. С.Коварский, прот. П.В.Раевский, митрополит Николай Федотов (Ташкентский) и профессор А.И.Покровский.