Когда мой товарищ сообщает, что он из «Бедноты», лицо патриарха сжимается в хитренькую улыбочку:

— Беднота? Это не Демьян Бедный? А то, если Демьян Бедный… — Тихон хмурит брови и грозит куда-то пальцем.

На вступительные вопросы о здоровье отвечает с готовностью.

— Здоров, слава Богу! Молитвами православных. Но едва спрашиваешь его о видах на будущее, как он поворачивается спиной и, не отвечая, пристально смотрит в окно своей комнаты. В окно виден маленький монастырский дворик, стена, а за стеной полоса заснеженного поля.

Так и не ответил патриарх, каковы у него виды на будущее. Об отношении к обновленцам патриарх много не разговаривает.

— Пусть придут и покаются. Никаких переговоров с ними, никаких соглашений до полного раскаяния.

Члены патриаршего совета жалуются на нечестность и злокозненность обновленцев.

— Напишите вы, пожалуйста, что врут они, обновленцы. Врут! Насчет нового стиля патриарх Григорий его Святейшеству письмо прислал, а не им. Им только справочку.

— Да, да, только справочку, — радостно кивает головой Тихон и добавляет: — Вот мы созовем Вселенский Собор восточных церквей… Последний вопрос:

— Скажите, как вы относитесь к постановлению о прекращении вашего дела?

— А? — Тихон наклоняется ко мне и трубочкой прикладывает ладонь к уху. — А?

До сих пор он мне не казался глухим. Я повторяю свой вопрос, и отец Серафим сбоку тянет меня за руку:

— Патриарх очень рад и очень благодарен, — отвечает он за Тихона. — Очень, очень благодарен.

Больше спрашивать не о чем». (Безбожник, 1924, № 15, с. 8.)

Что из себя представлял в это время патриарх?

Глядя на то, как равнодушно и спокойно принимал он все безмерные славословия и ядовитейшие ругательства, сыпавшиеся ему на голову, могло показаться, что патриарх по существу отошел от дел, является лишь подставной фигурой в игре, которую ведут другие. Нет ничего более невеп ного, чем такое представление.

Выше (в первой части нашей работы) мы сравнивали патриарха Тихона с Кутузовым, как он изображен Л.Н.Толстым в романе «Война мир». Сходство патриарха с персонажем из прославленного романа делается еще более ярким в эти последние годы жизни патриарха Тихона. Подобно Кутузову, патриарх Тихон не говорил никаких громких слов даже это драматическое время. Подобно Кутузову, он не придавал никакой цены словам. И, подобно Кутузову, патриарх глубоко верил в русскую народную церковь. Он понимал, что в то смутное время самым важным является сохранить единый центр, объединяющий церковь, и он сам был этим центром. И в этот последний год своей жизни патриарх не утратил своего темперамента и эмоциональности.

«Тут служит паршивый Введенский!» — воскликнул он однажды проезжая на извозчике мимо одного из московских храмов, где служил в это время знаменитый проповедник. «Ты что опаздываешь?» — воскликнул патриарх, больно хлопнув ладонью по лбу настоятеля одного из московских монастырей, рукополагаемого во епископа Могилевского, когда тот заставил себя ждать, опоздав на свое наречение.

Одним из знаменательных эпизодов, характеризующих покойного патриарха, является его примирение с бывшим Московским митрополитом Макарием, жившим на покое в Николо-Угрешском монастыре под Люберцами.

Митрополит Макарий, уволенный на покой в первые дни февральской революции, благодаря той одиозной репутации «распутинца», которой он пользовался в дореволюционное время, дожил до глубокой старости — он умер лишь в 1926 году. Последние годы своей жизни он провел в Николо-Угрешском монастыре, разбитый параличом, лишившийся дара речи. С патриархом его связывали очень сложные и запутанные отношения: старые знакомые, они разошлись после того, как архиепископ Тихон был назначен митрополитом Московским, т. е. занял место, с которого митрополит Макарий был незаконно, по его мнению, устранен. После избрания Тихона на патриарший престол митрополит Макарий ни разу его не видел и не вступал с ним ни в какие отношения́.

И вот в августе 1924 г. патриарх неожиданно сказал своему иподиакону Саше Б.:

— Еду в Угрешский монастырь к митрополиту Макарию. Поезжай и предупреди…

24 августа 1924 года патриарх прибыл к воротам монастыря. Встреченный настоятелем, в сопровождении архимандрита Анемподиста и шестнадцатилетнего иподиакона, патриарх в куколе и мантии, войдя в храм и поклонившись престолу, проследовал в покои заштатного митрополита. Как всегда в минуты волнения, движения патриарха стали порывистыми и быстрыми. В небольшом зале навстречу патриарху выкатили в колясочке больного митрополита, чисто вымытого и одетого в белый клобук. Подои-

Уже после написания работы в наши руки попала переписка двух иерархов, относящаяся к периоду 1918–1921 гг. митрополиту, патриарх поклонился старику до земли — из глаз больного катилась слеза… Все присутствовавшие поспешили покинуть комнату. п тоиарх оставался наедине с митрополитом Макарием полтора часа — все рмя иподиакон, находившийся в соседней комнате, слышал не умолкавший ни на минуту голос патриарха.

После посещения митрополита Макария патриарх казался успокоен-ым' медленно обошел он стены древнего монастыря, построенного еще пои Димитрии Донском, затем заходил в келью схимницы Михаилы, жившей около монастыря, пил у нее чай с вареньем и тихо беседовал…

Это был один из немногих хороших и спокойных дней за последний год жизни патриарха.

«У Святейшего есть только одна человеческая слабость — он любит чай с лимоном», — острили в церковных кругах. Действительно, несмотря на все старания, ни один антирелигиозный агитатор (их в то время по одной Москве числилось около тысячи человек), ни один газетчик из «Безбожника», ни один обновленческий поп — никто не мог откопать хотя бы один факт, который мог бы бросить тень на репутацию патриарха. Зато своей единственной слабости — чаепитию — патриарх предавался до конца своей жизни.

Его постоянным собеседником во время этих чаепитий был Яков Сергеевич Полозов — известный всей Москве патриарший келейник. Яков Сергеевич был своеобразным человеком, непохожим на обычный тип архиерейского келейника. Очень религиозный и интеллигентный юноша, мечтавший о монашестве, Яков Сергеевич поселился при патриархе еще в то время, когда тот в сане архиепископа Виленского и Литовского жил в Москве, будучи эвакуирован из своей епархии. Знакомство с княжной Д. и влюбленность в нее несколько охладили его стремление к монашеству. Революция, разрушившая сословные перегородки, сделала невозможное: в ноябре 1917 года молодой «кутейник» женился на княжне. Однако и будучи женатым, Яков Сергеевич продолжает жить при патриархе в качестве его секретаря и иподиакона, именуясь по-прежнему келейником. На самом деле его следовало назвать другом патриарха. Лишенный семьи и общества, престарелый инок патриарх Тихон привязался к Якову Сергеевичу как к сыну — его семья (в 1924 году у Якова Сергеевича было двое детей) стала родной семьей патриарха.

Яков Сергеевич со своей семьей жил в нижнем этаже того помещения, которое занимал Святейший. Целый день он проводил у Святейшего, ведя прием, а вечером участвовал в патриарших чаепитиях.

Однажды вечером, в 11 часов, Яков Сергеевич находился у патриарха, когда в передней кто-то ключом снаружи отпер дверь, и чьи-то торопливые шаги прошли в патриаршие комнаты. На пороге показалось двое иужчин. Один из них остановился на пороге, другой, держа руку в кармане брюк, устремился к патриарху. Яков Сергеевич бросился наперерез, Успел загородить своим телом обожаемого им патриарха. Грянул выстрел. Яков Сергеевич рухнул на пол. Дальше все было страшно быстро и необъяснимо. После убийства Якова Сергеевича двое ворвавшихся неожидан (вместо того, чтобы прикончить патриарха) бросились стремглав в обод ном порядке в переднюю. Один из них схватил с вешалки шубу, и зат оба, толкая друг друга, побежали вниз по лестнице. Но что самое непонятное: патриарх бросился за ними в погоню, крича: «Вернитесь, вернитесь) Вы человека убили!» И возвратился к себе только тогда, когда внизу хлоп нула дверь. Тут он склонился к телу своего верного друга: пуля прощда почти навылет в предсердье — Яков Сергеевич был убит наповал.