– Ну, это… – синьор Сильвио неопределенно покрутил пальцами, не зная, как возразить и имеет ли он право возражать Иоанну Златоусту.

– Но мы не воры и не разбойники, – с воодушевлением произнес Франческо, – ибо можем повторить сказанное неким купцом: «Я полезен королю, знати, богатым и всему народу. Я вхожу на корабль со своими товарами и плыву в заморские края, продаю товар и приобретаю ценные вещи, коих нет здесь. Я привожу их с большим риском, подчас терплю кораблекрушение, теряя все свое имущество и едва спасая собственную жизнь». А когда собеседник спросил купца: «Ты продаешь эти вещи за ту цену, за которую купил их?», он ответил: «Нет. Что же тогда дал бы мне мой труд? Я продаю дороже, чем сам купил, с тем чтобы получить кое-какую прибыль и прокормить жену с детьми».

– Верно, ох, как верно! Запишите мне эту историю, дабы я мог повторить ее на людях! – воскликнул синьор Сильвио. – Вы начитанный молодой человек и умеете вести разговор, – сказал он после паузы. – Ладно уж, согласен, беру ваше сукно за четырнадцать сольдо, – и, не сдержавшись, проворчал: – У вас большое будущее, юноша.

– Дай Бог вам процветания и здоровья, синьор, – поклонился ему Франческо, доставая расчетную книгу и письменные принадлежности. – Что же, сукно вы видели, измерили…

– Нет, нет, нет! – замахал руками синьор Сильвио. – Надо будет все перемерить и пересмотреть. Идем на склад.

– Как вам будет угодно, синьор. Позвольте, я возьму с собой расчетную книгу, чернильницу и перо? Там, на складе, мы рассчитаемся и оформим сделку, – с широкой улыбкой сказал Франческо.

– Будь по-вашему, – буркнул синьор Сильвио. – Я только позову своего зятя и своего слугу. Деньги у них под охраной.

Пьетро, наблюдавший всю эту сцену, довольно крякнул и потер ладони.

– …С завтрашнего дня официально будешь моим помощником, – после закрытия конторы говорил он сыну. – Если ты сумел продать сукно этому мошеннику Сильвио и не продешевил, ты сможешь торговать с самим чертом. Ловко ты его поддел!

– Кого, черта? – засмеялся Франческо.

– Тьфу! Спаси нас архангел Михаил от нечистого, – сплюнул Пьетро. – Я имел в виду Сильвио. Ты затронул его больное место: он очень богат, но ему недостает уважения от людей. Как бы богач не старался показать, что ему наплевать на людское мнение, в душе он чувствует себя обиженным. По правде сказать, я тоже частенько переживаю из-за того, что люди недолюбливают меня, – признался Пьетро.

– Ты? – удивился Франческо. – Так смени занятие! Займись тем, что вызовет уважение людей, – с веселой дерзостью посоветовал он.

– Но, но, но! Не зарывайся! Ты не на пирушке с друзьями, ты с отцом разговариваешь, – строго остановил его Пьетро.

– Извини, – Франческо склонил голову.

– Если бы я позволил себе так разговаривать со своим отцом, старик взял бы палку, да всыпал мне по первое число… Не забывай, Франческо, что важнее отца нет никого на свете: мать всего лишь родила тебя, но жизнь тебе дал отец и он же научит тебя жизни, – внушительно произнес Пьетро.

– Да, батюшка, – покорно согласился Франческо.

– Ну, хорошо, – смягчился Пьетро. – Ты домой?

– Нет, мне надо зайти… – Франческо смешался, не желая лгать. – В общем, я, наверное, приду попозже… Может быть, совсем поздно…

– Или очень рано, – усмехнулся Пьетро. – Ты уже вторую ночь не ночуешь дома. Я-то тебя понимаю, но вот твоя мать… Она беспокоится, как бы ты не сбился с правильного пути. Она хотела бы, чтобы ты стал монахом.

– Я?! Монахом?! Вот уж никогда! – расхохотался Франческо. – Грязным вонючим монахом с постной рожей? Да я лучше в наемные солдаты запишусь!

– Тише, не кричи! – Пьетро оглянулся на дверь конторы. – Я-то тебя понимаю, – повторил он, – но твоя мать… Пусть лучше твоего брата Анджело готовит в монахи, от него все равно мало проку.

– Ну, Анджело еще слишком молод! – возразил Франческо.

– Вот и пусть она с ним возится… Бог с ней, – сорока она и есть сорока! – проворчал Пьетро.

– Что? – переспросил Франческо.

– Ничего… Ступай, куда хочешь, я разрешаю. Об одном тебя прошу: не урони как-нибудь ненароком чести нашей семьи. Помни, ты – Бернардоне! – с гордостью проговорил Пьетро.

– Не беспокойся, отец. Я не уроню чести нашей семьи и не замараю славное имя Бернардоне, – ответил Франческо, вытягиваясь перед отцом на манер того самого наемного солдата, о котором упоминал.

– Эх, распустил я тебя, разбаловал, – покачал головой Пьетро. – Будь я строг, как был строг мой отец, отведал бы ты, каковы бывают палочные удары.

Спальня мадонны Лии была украшена разноцветной майоликою по стенам; две колонны в центре, поддерживающие сводчатый потолок, были сложены из розового туфа и имели затейливые капители с узорами из виноградных лоз; мозаичный пол был устлан большим арабским ковром, на нем стояла широкая кровать с балдахином.

Три окна, освещавшие спальню, были прикрыты дубовыми ставнями, сквозь них проникали в комнату лучи лунного света. Под этими лучами лежала на кровати нагая, с распущенными волосами мадонна Лия. Она лежала на животе, на тонком шелковом одеяле с вышивкой из райских птиц и дивных растений. Перед кроватью, на мраморном столике были расставлены блюда с дичью и мясом, вазы с фруктами и два кувшина с вином; в большой вазе на полу стояли свежие розы. Мадонна ела персик и пила рубиновое вино из прозрачного венецианского бокала; Франческо, возлежавший возле нее, сыпал ей на плечи лепестки роз и время от времени нежно целовал ее шею ниже мочки уха. Мадонна смеялась и ежилась; «мне щекотно», – говорила она, но сама подставляла шею для поцелуев.

Портрет венецианской куртизанки. Художник Эжен де Блаас

– Признайся, ты часто бывал у куртизанок? – внезапно спросила она.

– Ни разу не был, – смутившись, ответил Франческо.

– Да? – она посмотрела на него из-за плеча. – Значит, у тебя талант к любви. Я подумала, что ты научился искусству страсти у куртизанок.

– Куртизанки – это развратные, продажные женщины. Они ужасны лицом и телом; тот, кто знается с ними, быстро становится немощным стариком, а его душу забирает дьявол, – сказал Франческо.

– Это твоя мама заставила тебя затвердить? – улыбнулась Лия. – Глупенький, любовь продлевает наши годы, а что касается погибели души, то какой грех в любовных утехах? Разве они причиняют зло? А то, что не причиняет зла, не может быть грехом, – так говорил наш прежний священник. Любовь это радость, любовь это счастье, – где же тут зло? Ответь мне, мой маленький Франческо.

– Любить тебя – это отрада и сладостное волнение; любить тебя, моя мадонна, – это награда и наслаждение; любовь к тебе, мой ангел, окрыляет и возносит к небесам! – отвечал Франческо, покрывая поцелуями ее плечи и лаская тело. – Я пью из прекрасного источника и не могу утолить жажду.

– Разве я не сказала, что у тебя талант к любовному искусству? – страстно прошептала Лия, охотно поддаваясь его ласкам. – О, Франческо, ты любимец Венеры!..

Через три четверти часа, блаженно вытянувшись на кровати, Лия доедала свой персик, в то время как Франческо отрезал куски жареного мяса и жадно глотал их.

– Проголодался? – с ласковой улыбкой спросила она.

Франческо промычал в ответ нечто нечленораздельное.

– Кушай, – Лия погладила его по спине, – а пока я расскажу тебе о куртизанках. Напрасно ты считаешь их ужасными, они лучше многих наших женщин. Тебе известно, что в ранней молодости я собиралась стать куртизанкой в Венеции?

– О-о-о? – Франческо удивленно поднял брови.

– Да, собиралась, и мои мать с отцом были не против до тех пор, пока этот противный старикан, богатый вдовец, не захотел жениться на мне, – Лия вздохнула. – Я отказывалась выйти за него, но родители принудили меня. Они вбили себе в голову, что брак с этим богатым стариком – дар судьбы; интересно, для кого – для меня или для них?.. Я сопротивлялась, и тогда меня жестоко высекли. Еще одной подобной порки я бы не перенесла; пришлось подчиниться.