Могилёв помотал головой.
– Нет, вы ничего не пропустили, – ответил он. – Сцены не было. Ничего не случилось!
Елисавета Фёдоровна сделала единственный шаг вперёд. Верных тридцать секунд они глядели друг на друга, и глядели с таким напряжением, что, кажется, я почувствовал струйку пота, побежавшую у меня по спине. Полная тишина позволяла расслышать даже их дыхание.
Аликс отвела глаза первой.
«Я не могу, – шепнула она. – Я не хочу этого повторять».
Пройдя к оставленной на лекторском столе сумочке, она вынула из той бумажный носовой платок и промокнýла им испарину со лба.
«Ура, Лизка победила Алиску!» – крикнула Лина. Да, вообще-то это так и выглядело. Или нет: не могу ручаться.
Тэд запоздало хлопнул своим инструментом и с досадой сообщил:
«Провал! Дамы и господа, мы сели в лужу!»
«Я не думаю, что это провал, – возразил я. – В известной мере это всё было красноречивей слов».
«Верно!» – прибавил Борис. Иван тоже промычал что-то, означающее согласие: он наблюдал за сценой очень внимательно, скрестив руки, стоя от всех несколько в стороне.
«Ну да: отрицательный результат тоже результат, – с деловым видом кивнул Альфред. – Но вопрос о психическом здоровье императрицы и о её диагнозе остаётся открытым, имейте в виду!»
«Я готова попробовать ещё раз, – проговорила Лиза тихо и без всякой улыбки. – Но стóит ли, если это так тяжело?»
«Нет, не стоит! – хрипловато произнёс Алёша и, подойдя к Насте, повторил ей полушёпотом: – Ваше величество, не стоит, не нужно. Вы и без того много страдали! Поберегите себя».
Эта его совершенно серьёзная просьба выглядела почти комично, и Настя действительно невольно улыбнулась в ответ, и всё же быстро смахнула слезинку из угла глаза носовым платком, который до сих пор держала в руке.
«“Красноречивей слов” – это любезное утешение со стороны Андрей-Михалыча, – заговорила староста, тоже слегка раздосадованная. – А правда в том, что задача нашего коллектива – вырабатывать текст. Из красивой картинки текста не сделать. А всё происходит потому, что некоторые нерегулярные участники группы…»
«Хорошо, Ада, хорошо, – торопливо вмешался я, боясь готового слететь с её языка упрёка в избыточной эмоциональности, отвечая на который, Настя наверняка бы тоже не полезла за словом в карман. – Давайте вообразим себе альтернативную историю! Александра Фёдоровна, как известно, в тот день сообщила своей сестре, что Государь ту принять не может. Ну, а если бы невралгия, жар, мигрень, любая другая болезнь уложили её в постель, и тот смог бы принять “тётю Эллу”? Чем бы это могло закончиться?»
– Тётю? – потерялся автор. – Вы ведь раньше говорили, что великая княгиня была ему свояченицей. Простите, но я снова заблудился в трёх соснах…
– Верно, – кивнул Андрей Михайлович, – по одной линии свойства она действительно ему была свояченицей, старшей сестрой жены. А по другой линии – вдовой его дяди, великого князя Сергея Александровича, брата Александра III. «Тётя» в их общении являлось, скорее, шуточным словом. В письмах к Государю Елисавета Фёдоровна называет себя то «тётей Эллой», то «сестрой Эллой», с английского sister-in-law33, а иногда просто подписывается одним именем.
– Мне никогда не удержать в памяти всего этого… Неудивительно, что их многочисленные близкородственные браки приводили к больному потомству, вам не кажется?
– Кажется, – снова согласился мой собеседник. – Но кто мы, чтобы судить? В любом случае, за все свои ошибки они уже сполна заплатили.
«Браво! – воскликнул Тэд. – Ах, как жаль, ваше величество, что вы не в мундире! Пиджак портит всё впечатле… ваша самоотверженность, однако, не знает границ», – прибавил он сразу, видя, что я снимаю пиджак и вешаю его на спинку стула.
Девушки весело переговаривались, Борис сосредоточенно кивал, Альфред пожимал плечами, но большинство группы, судя по общим улыбкам, приветствовало идею. Тэд вежливо сопроводил меня к окну, поясняя: он хочет, чтобы между собеседниками в начале сцены было значительное расстояние.
«Хорошо, – согласился я. – Только, если можно, снабдите меня кто-нибудь простейшим реквизитом. Зажигалка, свернутая бумажка. Придётся обойтись без своего знаменитого янтарного мундштука, увы, увы…»
«Мундштука и правда нет, но зачем бумажку, вашбродь? Есть настоящие сигареты», – радушно предложил Марк, пока Тэд сворачивал и вот уже протягивал мне несколько искусственных «папирос». К полковнику, строго говоря, следовало бы обращаться «ваше высокоблагородие», а не просто «вашбродь», но такими деталями можно было пренебречь.
«Нет-нет, – отклонил я предложение. – Как-то дурно по-настоящему курить в библиотеке, и запах останется… Разрешите мне ещё секунд тридцать постоять у окна, настроиться. Никто ведь не против?»
[13]
СТЕНОГРАММА
сценического эксперимента № 4
«Беседа Е. И. В. Николая II и вел. кн. Елисаветы Фёдоровны»
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Е. И. В. Николай II (исп. А. М. Могилёв)
Вел. кн. Елисавета Фёдоровна (исп. Елизавета Арефьева)
НИКОЛАЙ (оборачиваясь). Ella! For God’s sake… I am so glad to see you.34 (Быстро проходит к ней; взяв её руку в обе свои и склоняясь, будто хочет приветствовать её церковным целованием руки, каким иногда встречают игумений, но удерживает себя от этого, а вместо этого ведёт её к небольшому дивану и сажает.)
ЕЛИСАВЕТА (слабо улыбается). Wenn du nur wüßtest, wie schwer mir fiel, hierher zu kommen.35
НИКОЛАЙ. Тётя Элла, могу ли я попросить тебя говорить по-русски? Ни одного немецкого слова не приходит на ум…
ЕЛИСАВЕТА (с лёгким акцентом). А мне в голову не входит вообще никаких слов. Если бы не обещание, которое я уже дала… Ники, прости меня за то, что касаюсь больного места. Видит Бог, мне это тяжело. Я пришла просить тебя – ты догадываешься, о чём? Я пришла просить тебя удалить от себя этого ужасного человека. Ты знаешь, о ком я говорю.
Молчание.
НИКОЛАЙ. Я закурю, ты не возражаешь? (Отходит к окну. Несколько раз пытается поджечь армейской зажигалкой папиросу, потерпев неудачу, досадливо откладывает зажигалку в сторону.)
ЕЛИСАВЕТА (энергично). Ники, ты не можешь вечно прятаться за своё вежливое молчание! Этот человек – враг Церкви и твоей земли. Он – сладострастник, колдун и наверное, настоящий бес. Человек, которым играют бесы: бесовская марионетка. Всё, что ты делаешь, он мажет дёгтем своего греха. Он гадок! Я удивляюсь тому, как ты, такой чуткий к этим вещам, не видишь, что он просто гадок!
НИКОЛАЙ (вполоборота к ней). В нём, безусловно, есть несимпатичные черты, но кто из нас без греха? Ты преувеличиваешь. Это простой русский мужик, который набедокурит, а потом кается. В конце концов, он – часть народа, а у меня нет другого народа. «Он гадок», – говоришь ты, но я не могу позволить себе брезговать своим народом, это… тоже некрасиво. Знаешь, он искренен! Он мне сам показывал фотографию своего кутежа. Не думаю, что человек, который…
ЕЛИСАВЕТА (перебивает). Ничего не хочу знать о его фотографиях, но эти фотографии видишь не только ты с твоим великодушием. Их видят твои подданные. Если бы ты знал, что говорят о тебе, о нём и об Аликс! Мне стыдно произносить то, что говорят, и мне больно думать, что у людей могут быть такие мысли.
