Все резко поднялись на ноги. С опозданием я присоединился к ним как раз в момент, когда вошедший широким шагом учитель посмотрел в мою сторону. Не сводя строгого взора, он рассудительно начал:

– Агнец, агнец белый!

Как ты, агнец, сделан?

Кто пастись тебя привел

В наш зеленый вешний дол…

Медленно приближаясь ко мне, еще громче он продолжил:

– Дал тебе волнистый пух,

Голосок, что нежит слух?

Кто он, агнец милый?

Лысоватый мужчина стоял напротив меня.

– Добро пожаловать, Мартин. Мы с благосклонностью относимся к вашему вступлению в наше сообщество и ожидаем достойного оправдания возложенных на вас надежд, – его тон был приказным.

Мои соседи по ряду, несколько человек на средних партах и светловолосая девушка на первой, слышали, как меня представили в роли ягненка, случайно забредшего в их мир волков. Урок продолжился в стандартном ритме, но никакой Уильям Блейк или Вордсворт не могли вытащить меня из пучины скорби по собственному достоинству. После занятия в коридоре, наполненном людьми, мне казалось, что все кругом превращается в джунгли. Мои ноги были искусаны пауками, а склизкие лианы обвивали шею и туловище. Смертельный яд накапливался внутри, отупляя разум. Почти отравленный до дозы, при которой теряют сознание, я вздрогнул, когда жаркая ладонь упала на мое плечо. Она принадлежала одному из хищников.

– Ты тот ягненок, пялящийся на Иисуса? – говоривший был ниже, но гораздо мужественней меня. Его крепкие руки держали мою ключицу в тисках, а стойкая смесь пота и парфюма врезалась в нос.

– Я… неверующий, – промямлил я в ответ.

Что он говорит? Про ягненка все было ясно – девушка с первой парты, наблюдавшая мое линчевание, хихикала за спиной хищников. Но Иисус поставил мою логику в тупик. Пока она старалась выбраться оттуда, злобная улыбка нападавшего становилась шире. Он сладко усмехнулся и, слегка оттолкнув меня к стене, удалился. Окружающее снова преобразилось в заросли, но сейчас их наполняли толпы спятивших обезьян. Уверенные в своем прямохождении в моих глазах ползали на четырех твердых конечностях с несформированными большими пальцами. Все мои терзания по поводу перемещения нашивок с пиджаков соседей улетучились вместе с получаемыми знаниями.

С окончанием уроков я отправился в предвечерний холод улиц. На первом же повороте я спрятался за опавшим деревом и трясущимися руками достал сигарету. Согревающий дым смог очистить мои легкие от влажного конденсата покинутого некогда зеленого ада. Мой терпкий друг, единственный в своем роде, поддержал качающиеся нервы, чему я был благодарен. Опершись спиной на ствол дерева, я простоял в таком положении шесть минут и начал шагать обратно, рассматривая пропитанную сыростью землю. Когда лакированные коричневые туфли врезались в велосипедную дорожку, я посмотрел вперед и оказался в безвыходном положении. В двух метрах от меня стоял новобранец, а справа от него на одном колене девушка без нашивки завязывала шнурки на стертых кедах. Она поднялась и выпустила сигаретный дым, который в моем воображении отчетливо пах порохом. Перезарядившись, она выпустила две пули: Я – Иисус.

– Что? – небрежно переспросил я.

– Имя. Так меня называют.

Ради приличия я отвлекся на новобранца, спросив его имя. Но в моей памяти оно не отложилось, поскольку из-за слышимого в моей голове отзвука первых слов Иисуса, сказанных слегка детским, но по-старчески спокойным голосом, я не обращал внимания на внешний шум.

– Если не хочешь встречи с Сэмом, пойдем с нами, – сказала она.

Сэм был недоросшим мужланом, что схватил меня за плечо. Я без раздумий предпочел отправиться с Иисусом, даже если она планировала мой расстрел в следующем повороте дороги.

Новобранец завел разговор о моей прошлой школе. Я отмолчался, потому что не хотел показаться слабым, и диалог перестал клеиться.

Мы перешли и обогнули каменный мост. Спустились под него и прошли в широкую трубу, по дну которой медленно бежала тонкая струйка воды. Проще было потерпеть несколько минут в согнутом положении, нежели спускаться с другой стороны моста по обрыву. Еще двести метров я шел в неизвестном направлении с незнакомыми личностями, будто бесстрашная и доверяющая всем вымершая птица. Но Иисус и Новобранец не были браконьерами. Они привели меня в безопасное, скрытое от чужих глаз место. Это был заброшенный локомотив, окруженный низкими деревьями с одной стороны и открытый с другой. На приборной панели внутри лежало битое стекло, а пол был усыпан частицами зеленой краски, соскобленной с деревянных стен. Я сел на спальное место, которое больше походило на запертый безымянный гроб. Иисус прислонилась своей серо-зеленой юбкой на выступающие оголенные, но обесточенные провода, а Новобранец встал у входа.

– Ему следовало прочитать «Тигра» – тихо сказала девушка.

Я наигранно улыбнулся, сделав вид, что понимаю смысл ее слов. К счастью, она продолжила, одновременно доставая что-то из портфеля.

– Тигр, тигр… – она вопросительно посмотрела в мое лицо. Осознав, что оно ей врет, она стала шагать.

– Тигр, тигр, жгучий страх, ты горишь в ночных лесах. Чей бессмертный взор, любя, создал грозного тебя? Тот же Он тебя создал, кто рожденье агнцу дал?

Чтение было выразительным и вдумчивым. По-армейски развернувшись, она протянула мне что-то похожее на сигарету.

– Блейк, Уильям, к сведению. Ты не похож на агнца.

Настойчиво предлагая мне косяк, Иисус улыбнулась. Ее зубы белоснежно сияли в закатном солнце, попавшем на ее лицо. Клыки слегка прикусывали нижнюю губу. И я снова сдался.

Она подожгла тщательно скрученную самокрутку, что уже нелепо торчала из моего рта.

– В чем смысл жизни, Мартин? – неожиданно для меня Иисус задала вопрос.

– Она это спрашивает у всех при знакомстве, – хрипло заметил ее друг, задерживая очередную порцию дыма в легких.

– Я считаю, что гедонисты в этом плане ближе остальных подошли к правильному ответу. Но себя отнести к ним не могу, – разболтался я.

– Разве я говорила о тебе? Жизнь слишком многогранная, – Иисус с придыханием взрывала эгоистичные нормы моего ума. – Как ты мог забыть, допустим, о муравье, что ползает по твоим брюкам, старательно уворачиваясь от безмерных рук?

Я наклонил голову и увидел вселенную в крохотном насекомом. Взял ее на палец и выпустил из плена.

– Никогда не думал о смысле муравья, – разочарованно произнес я. – Все другие, которых ты спрашивала, как полагаю, поступали так же?

– Да, – без доли огорчения ответила девушка, – в основном, их мысли ограничиваются размножением и самоудовлетворением.

– А к чему же привели твои размышления о насекомых?

Мимика Иисуса выразила легкое изумление. Словно в подобных разговорах она не получала взаимности.

– Я сделала вывод, что материя преображается только для собственного изменения. От бактерий, вырабатывающих кислород, она перешла к человеку, чья ядерная сила разрушает природу. Звездная пыль соединяется, образует бесчисленные миры, где по принципу случайности она становится чем-то осмысленным. Мы, как ступень, существуем ради возможных перемен.

– Значит, – я собрался, – мне необходимо просто быть частью эволюции?

– Это значит, Мартин, что нужно самому искать ответы, если они тебе требуются.

Спустя некоторое время, казавшееся бесконечностью, Иисус и Кристиан, имя которого я узнал дважды, провожали мое ватное тело к его пристанищу. Химия природы после третьей самокрутки стала непредсказуемой. В сумерках, ожидая зеленый свет, я неожиданно оказывался на дороге за тротуаром в десяти метрах от пешеходного перехода. Но Кристиан, обнимая, тянул меня в положенное место. В конце нашего путешествия улыбка Иисуса отражалась в моих красных глазах. Последние тридцать шагов к невысокой лестнице дома, осмелев до изменения классики 1, я повторял:

– В тот великий час, когда

Воззвала к звезде звезда,

В час, как небо все зажглось