– Многоуважаемые дамы и господа, – обратился цесаревич к веселому фарфоровому Будде, которого он привез из Бангкока, – приглашаю вас насладиться премьерой. Вы присутствуете при первом механическом исполнении новой пьесы Дебюсси!
Усевшись на банкетку перед эольеном, Ники поставил ногу на правую педаль – ролик с пьесой медленно закрутился. Бумажная лента с нотами-дырочками пришла в движение. Ники надавил второй ногой левую педаль – и трубы внутри инструмента, повинуясь сжатому воздуху, тихонько загудели одна за другой – в точном порядке, задуманном маэстро Дебюсси.
Ники нажал правую педаль сильнее – эольен заиграл быстрее. Левую – эольен заиграл громче.
Фарфоровый Будда, казалось, вот-вот разразится восторженными аплодисментами.
Поставив напоследок своего любимого «Фаэтона» Сен-Санса, Ники с сожалением закрыл эольен и отправился в полк, где его уже ждал Сережа Ванновский, сын военного министра, недавно вернувшийся с дико романтичного сверхсекретного задания.
Загорелый, как сто чертей, небритый и осунувшийся, капитан Ванновский с энтузиазмом налегал на лосося со спаржей, закусывая деликатес простыми ржаными пирожками-калитками с яйцом и рисом. Ники заказал кофе с капелькой французского коньяка, парижский пломбир в сервской фарфоровой чашечке-креманке и, едва дождавшись, пока Ванновский доест своего лосося, набросился на него с расспросами:
– Ну, Серж, как Памиры? Там же горы, снег, где ты умудрился так загореть? Что афганцы? Я слышал, вы держались против них как триста спартанцев. Давай подробности! Ты выжил, это уже хорошая новость…
– Что ж, Ники, думаю, мы выиграли этот раунд Большой игры! – устало сказал Ванновский, откидываясь на спинку стула и указывая официанту на завтрак цесаревича: «Мне то же самое, братец». – Но далось это очень и очень непросто…
Цесаревич затрепетал в предвкушении увлекательного рассказа. Что за день сегодня, что за день! После потрясающей игры на эольене – новая серия Большой игры, самого экзотического конфликта России и Великобритании за последние десятилетия, разворачивающегося на территории Афганистана.
Эта небольшая, но упрямая страна располагалась аккурат между российским Туркестаном и британской Индией. Каждой империи хотелось причислить Афганистан к своим владениям. Русский медведь и британский лев сошлись в нешуточной схватке за афганского ишака. Который, как Буриданов осел, на протяжении всего девятнадцатого века никак не решался сделать выбор между двумя одинаково опасными друзьями.
Девять лет назад случился кризис – русские войска ввязались в серьезные бои с афгано-британскими отрядами. В горах Памиры стремительно разгоралась эпическая война двух империй, которую едва удалось потушить петербургским и лондонским дипломатам.
Однако границу, установленную с таким трудом, никто толком не соблюдал – она проходила по горным перевалам и обрывам, как за ней уследишь? И пока министры иностранных дел России и Великобритании разыгрывали замысловатую шахматную партию, споря из-за каждого квадратного дюйма далекой горной страны, в самом Афганистане творилось нечто подозрительное. Все чаще приходили сообщения о вылазках афгано-британских группировок в подконтрольные России области – Шугнан и Рошан. Афганцы собирали с местного населения подать, не имея на то никакого права.
Проверить эту информацию нужно было чрезвычайно осторожно – любое неосторожное движение могло запросто обрушить многолетние, шаткие, как карточный домик, русско-британские переговоры. Молодой капитан Ванновский – блестящий преображенец, отличник Николаевской академии Генштаба, находчивый и хладнокровный – подходил для этой миссии идеально.
– С чего бы начать? – задумался Серж, смакуя кофе с коньяком. – Перед отправкой в Памиры отец ввел меня в курс дела – подробно объяснил, на какой стадии находятся сейчас наши переговоры с королевой Викторией…
– Брось ты эту королеву! – нетерпеливо отмахнулся цесаревич. – Ненавижу большую политику. Меня тошнит от международных отношений, такая скука! Ты лучше расскажи, как вы перетаскивали лошадей через перевалы – вот это по-настоящему интересно!
– Труднее всего пришлось на перевале Гушхон, – сообщил Ванновский. – Мы были там первыми русскими. Шли по рушанским тропинкам, по висячим деревянным карнизам, по ступеням в скалах… Доплелись наконец до перевала. Сначала уложили камни, чтобы они не так легко осыпались. Потом приступили к втаскиванию лошадей. Вообрази, Ники: каждую лошадь приходилось тянуть вчетвером, держа за путлища или за вьюк и поддерживая зад за хвост! Пока всех лошадей перетаскали, прошло пять часов…
– Как бы я хотел быть там, с вами! – чуть не плакал цесаревич.
– Лошадей на себе таскать? – усмехнулся Ванновский. – Тогда слушай дальше. Пошли мы на перевал Шид-Ак-Ба, а там гигантский ледник. Спуститься с него без разработки – невозможно. А у нас всего-то два топора да наличные шашки. Лошади три дня без подножного корма, два дня без ячменя, питаются нашими лепешками, которых осталось раз-два да обчелся. Прибавь сюда жутко разреженный воздух и сильный мороз. Кстати о морозе… – Тут Ванновский отвлекся на пломбир, с аппетитом запивая десерт горячим кофе. – Эх, до чего же вкусно! В экспедиции-то мы сухарями да крупой питались…
– Ну-ну! – Ники требовал продолжения. – А потом-то что было на этом перевале?
– А то, что одна лошадь сорвалась со спуска и, покатившись по леднику, попала в щель, где и убилась на месте, – сурово доложил Ванновский. – Через два дня мы кое-как сползли с этого ледника. Шли все время пешком, потому что голодные лошади на льду положительно шатались под всадниками. В итоге от подошв у людей не осталось и помину, ноги обвертывались кожей, снятой с битых быков, у расковавшихся лошадей копыта обламывались до белой линии. Ну как, ты все еще хотел бы быть там с нами, Ники?
– Безусловно, – решительно сказал цесаревич. – О таких приключениях только мечтать.
– Ладно, – Ванновский вошел в азарт. – Тогда вот тебе история. У кишлака Имц мы наткнулись на отряд Азанхана – в пять раз больше нашего! Они начали стрелять, прячась за скалами. Местные жители разбежались, прихватив с собой все продовольствие. Мы укрылись в местной крепости, в первые же часы подстрелили шесть афганцев. Подчиненные мне господа офицеры были на высоте своего призвания – в бою вели себя безупречно… Но осаду мы долго выдержать не могли – лепешек у нас было мало, патронов тоже… В темноте уже я отдал приказание отойти с позиции к ставке. Тяжело было принять решение отойти, тяжело было и приказать это решение молодцам, доблестно защищавшим в течение семи с часов позицию. Но я не мог допустить потери личного состава, ведь свою миссию в Памире мы выполнили. Наглое поведение афганцев доказало правдивость слухов – британцы действительно вторглись в Рушан и Шугнан. И я уже доложил об этом в Генеральный Штаб…
– А на бурдюках из козьей шкуры вы по горным речкам сплавлялись? – перебил его цесаревич.
– Не приходилось, – поднял брови Ванновский.
– Тогда я пошел, – Ники неохотно встал. – Меня батальон ждет – построение у нас сегодня. Я и так тут с тобой засиделся.
Это был уже третий парад за неделю. И с каждым разом преображенцы маршировали все лучше. Цесаревич водил свой батальон с Миллионной на Дворцовую – поротно и сомкнутой колонной, шагом и бегом. Ходить было легко – снега на площади почти не было, всю неделю стояла ясная, бодрящая погода.
Сегодня батальон показал идеальную слаженность. Четкие движения, уверенные лица. Строгая красота военной хореографии!
Ровно в два часа полк выстроился перед Зимним. Пар от разгоряченных гвардейцев в касках с пышными султанами уходил в бледно-голубое петербургское небо. Темно-зеленые мундиры с красными настежными лацканами роскошно смотрелись на фоне кирпично-красных стен и белоснежных колонн императорского дворца. Пестрая масса восторженных горожан заполнила все прилегающие к площади проспекты и набережные.
Гордость охватывала цесаревича, когда он стоял навытяжку перед резиденцией своих венценосных предков, во главе восьми сотен богатырей – все как на подбор отличные ребята, лучшие из лучших, цвет нации. С такой армией и мировая война не страшна!
