Читать следы меня научили в роду землистых куниц, где я руководил постройкой водяного колеса для кузницы. Я уже говорил что накачка маной мозга помогает быстро учиться и думать? Первое помогло мне когда-то усвоить навыки чтения следов за пару месяцев, второе — за секунды проанализировать увиденное сейчас.

— Ну как нравится? — вырвал меня из раздумий тонкий, — твои духи постарались.

Его голос нужно запретить как психологическое оружие.

— Не мог единый…

— А кто поклонялся духам чтоб его спасли?! — перебил меня тонкий.

— Владелец кабака верит в силу молитвы, а все церковное руководство — почему-то нет, — вспомнил я анекдот, и согнулся от смеха.

Ну вот, стресс, накрыло. Я завалился на бок, хохоча сам не понимая над чем. Краем сознания я отметил что тонкий сел рядом и просто уткнулся лицом в ладони. И как ножом не порезался? Как верёвки порезал, так и держал в руке. Так, истерику «за барьер», думай Тёма, думай. Пока меня трясло, и тело захлёбывалось от смеха и слёз, я стал размышлять что делать дальше. По всему выходило что если меня не прикончит Тонкий, я только в плюсе. Хвост потрошителя я Кирахушу обещал? — Обещал. А самка вроде как недавно ощенилась, а значит рядом щенята — тоже ценность. Но… я связан, валяюсь на земле, пусть даже и почти успокоился, а рядом тот, кто уверен что я виноват в смерти его команды.

— И что теперь делать? — спросил тонкий, тупо уставившись на разорённый лагерь.

— Quae sunt Caesaris Caesari et quae sunt Dei Deo, — ответил я так же опустошённо глядя в небо где четыре луны встали почти в ровный квадрат. Пятая ещё не взошла.

— Снова призываешь духов? — испугался последний разбойник.

— Нет. Говорю что пусть духами занимаются духи, мы же должны заняться человеческим. Развяжешь?

Тонкий опасливо приблизился ко мне, и резанул по верёвкам ножом. И как меня не зацепил? Я зашипел от покалывания в затекших ладонях и принялся их растирать. Тонкий отшатнулся и опасливо следил за моими действиями. Наконец я привел себя хоть в какое-то состояние, и пошёл по собирать вещи. В голове было пусто, на эмоции сил не осталось, управление на себя взял чистый рационализм. Такое со мной уже бывало, даже в той жизни. В стрессовой ситуации я входил в какой-то ментальный ступор совмещённый с максимальной эффективностью. Вроде как это связано с соотношением адреналина и норадреналина. Говорят это генетическое, хотя тут у меня вообще другое тело. А ещё говорят что такие как я нужны во всяких МЧС и пожарных частях, что нас не так уж и много, и что большинство впадают скорее в панику или ступор. Ну и ещё, что те кто впадают в ступор или панику, так защищают психику, но не мы. Хотя сейчас это было не важно. В первую очередь меня интересовал разделочный нож, который я нашёл там где оставил. В своей сумке которую перебрали, и сложили всё обратно. О порядке речи не шло конечно. Подойдя к волчице, я повернул её на бок и выдернул копьё. Ну и туша. В холке наверное метр, может чуть меньше. Шерсть норовила порезать руки, как у ониксовых, но не настолько острая. Я нашёл место помягче, рассёк шкуру, и достал печень. У волков она была недалеко от правой передней лапы. Не теряя времени откусил и с трудом прожевав проглотил. Вкус был не слишком приятным, но я уже привык. Сырая печень магического зверя имеет максимальное количество магии, и при охоте ценится выше всего. Но, магия из неё рассеивается очень быстро. Понос потом обеспечен, но ради увеличения резерва и не на такое пойти можно. Вся накопленная мана устремилась к желудку, но я сконцентрировавшись направил потоки в самые повреждённые части тела. Так продолжая жевать «гематогенку» я дошёл до второго волка и повторил вскрытие. Левая рука была занята деликатесом, но у меня уже был опыт, поэтому получилось не хуже чем в первый раз. Воткнув нож в землю, я вытащил вторую печень, и понёс её тонкому. Он почему-то попытался от меня отползти сидя на заднице, но как-то вяло.

— Держи. И когда будешь есть, направляй магию в горло, — посоветовал я, и побрёл снова к своим вещам.

Котелок они вроде не трогали, а пить хотелось неимоверно. Вкус у сырой печени — на любителя, хотя самую малость похож на шоколад. Я проглотил очередной кусок и посмотрел на оставшееся. Не-е-е, ещё почти полтора килограмма в меня не влезет. Отпив прямо из котелка, я почувствовал что мана кончилась полностью, и… темнота. Очнулся я судя по всему минут через пять. Шум в ушах, слабость, дезориентация. Все мои личные признаки магического истощения. С трудом встав, я бросил покусанную печень в котелок с зельем, и как не опрокинул? Я давно заметил что вода связывает магию не давая ей рассеиваться с той же скоростью. Это был широко известный в узких кругах факт. Большая часть магии уйдёт в никуда, придётся с этим смириться. Двойное магическое истощение после побоев меня скорее прикончит чем даст прирост маны. Нет, конечно не убъёт, но подорвёт магические силы. Это как с тренировками мышц. Можно качаться на инос, и получать результат, а можно надорваться, и получить травму. Жаль, когда ещё получится достать свежую печень сильного магического зверя. Так ещё и туши ценные. Ладно о себе позаботился как мог, надо и о мёртвых позаботиться.

— Мужик, как тебя… Жердь! — крикнул я.

Тонкий опасливо приблизился ко мне. Мда, ну и видок. Видимо он к сырой печени не приучен, поэтому морда мало того что в крови, так ещё и зеленоватая. Я осмотрел себя. Ну да, обе руки по локоть, грудь и, по ощущениям, половина лица в крови. Наверняка еще и зеленеющие синяки, ссадины, местами порванная одежда в земле и траве. Хорош! Сценический образ упыря на охоте передан с поразительной достоверностью. Не удивительно что он от меня отползал когда я ему печень давал.

— У тебя как истощение проявляется? — сначала решил уточнить я.

— Руки ноги как соломой набиты становятся, да в ушах стучит.

— Долго?

— Ну как, если разом, то быстро. А если долго магия истекает, то и на второй день плохо может быть.

Я на секунду перешёл на магическое зрение, оценивая запасы маны тонкого.

— Ясно, тогда давай жуй, запивай зельем, и как восстановишься — будем твоих подельников хоронить, упокой Господи их души.

Тонкий морщась откусил кусок печени. А его-то на два с половиной кило тянет, и надкушена едва-едва. Запил это зельем в котором плавала основательно погрызенная мною. Повторил ещё пару раз, и покачнулся. Я подхватил из его рук котелок, подставил чтобы он тоже бросил туда свою добычу, после чего помог сесть под деревом. Сам тем временем поднял одну из трёх уцелевших дощечек-лопат, остальные покойнички сожгли в костре, и стал копать. Земля была довольно мягкой, но дёрн был сплошным переплетением достаточно прочных корней, и я сообразил сходить за ножом чтобы его разрезать и снять. Сняв дерн два на два, я отложил его в сторону, и вновь взялся за дощечку-лопату. Минут через десять ко мне присоединился оклемавшийся тонкий.

— Лучше сходи сними с них нужное, что сможем унести, — сказал я.

Не знаю почему он вдруг стал меня слушаться, но нужно пользоваться. Самому обшаривать трупы мне не понравилось ещё со времён бойни, устроенной белой росомахой в лагере южных торговцев. А ведь мы их предупреждали что на её территории ночёвку лучше не ставить. Пока тонкий занимался подготовкой покойников к погребению, я продолжал копать. А когда тонкий закончил, я выдал ему вторую дощечку, и мы продолжили копать.

— А почему ты просто не оставишь их?

Решился наконец нарушить молчание тонкий. Я с трудом разогнулся, и задумался. После чего снова взялся за дощечку, и пыхтя стал отвечать.

— Есть много, причин. Первая, так принято, у меня, на родине. Вторая, не хочу, чтоб звери растащили. Не по людски. Третья, не хочу, чтобы звери, к людскому мясу, привыкли. Опасно. Четвёртая, рядом поле. Пятая, в моём ордене верят, что в конце мира, люди снова будут живы, и единый дух, будет их судить. А когда тело, в одном месте лежит, ему проще, снова стать живым. Ну и главное, — я посмотрел на зависшего тонкого, — я чувствую что так правильно.