Я взялся за ручку двери, и вправду собравшись уходить. Но кладовщик предсказуемо переполошился. У него-то отчётность, все подписи должны стоять, а то при проверке можно и на хищение социалистической собственности встрять. Неравномерный обмен чекушки настойки на реальный вполне себе срок.

— Погоди, чего раскудахтался, — уже примирительно сказал кладовщик. — Чего говоришь, не доглядел я что-то?

— Самую малость, ага, — я убрал руку от двери.

— Ек-макарек, — мужик под дурачка по лбу себя ударил. — Так ты ж не то взял! Это у меня так, лежало тут…

Я ж не то взял! А лихо он вкручивает, сразу видно, на подобных фокусах собаку съел. Я промолчал, а кладовщик скоренько пошарился по тюкам и вытащил оттуда совершенно новый комплект спецовки.

— Вот же твое, — он положил спецовку на стол и снова подвинул ко мне журнал на подпись.

Старую робу и штаны я бросил обратно на стул, вытащил спецовку и придирчиво осмотрел. Причём делал это под таким пронизывающим взглядом кладовщика, что будто на этом складе где-то затикал бомбовый механизм, и сразу понятно стало — в его лице я нажил себе врага. Ничего, меньше настойки вылакает, меньше пописает. Я поставил подпись, вернул ручку и похлопал ладонью по журналу.

— Спасибо!

— Спасибо на хлеб не положишь и не размажешь, — с легкой обидой ответил тот.

Сказал под нос, но так, чтобы я услышал. Я-то услышал, но сейчас на большее его услуги и не тянут. Так и быть, в следующий мой сюда заход надо будет мужика как-то отблагодарить. Нам ещё вместе работать. Если я вообще останусь на заводе. Надо бы оглядеться, осмотреться, да там уже решать, куда меня кривая судьбы заведет. С другой стороны, жизнь ведь мне уже ясно дала понять, что если плыть по течению и ничего не предпринимать, то всё можно и по второму кругу запросто профукать. И снова сидеть, на шиши свои горькие жаловаться. Потому, если уж мне и выпал второй шанс, то его надо использовать на полную катушку. Как использовать? Это другой вопрос, дальше обязательно его обмозгую.

Разобравшись со спецовкой, я направился прямиком в инструментальную кладовую. Та находилась в противоположной стороне от этой кладовой. Связь с внешним миром поддерживалась через окошко с откидной ставней, закрывающейся на защелку. И сейчас она была открыта — это было бы удачей, если бы из окошка не торчала чья-то задница. Один работяга привстал на цыпочки и, как Винни-Пух в кроличью нору, засунулся в окошко по пояс. Я встал рядом с окошком выдачи, дожидаясь своей очереди, заодно подслушав невольно, о чем мужик кладовщице по инструменту втолкововывал. Так втолковывал, что его аж чуть туда не затянуло.

— Теть Люб, понимаю, туда-сюда дефицит, но мне бы штучки три метчиков! Деталька жутко противная попалась.

— Скоков, а чего, может, десяток сразу отсыпать? — с наездом отвечал женский голос. — Я тебе вот только два дала, ты мне тут Лениным клялся, что больше не придешь.

— Ну простите, противная зараза, ну такая вот она деталюшка, теть Люб! — уговаривал кладовщицу работяга.

А задняя часть его от усердия аж пританцовывала. В итоге Люба поддалась, из окошка послышались шаркающие шаги.

— Смотри мне, чтобы больше не приходил! Метчики как спички ломаешь, на вас не напасешься, — пожурил писклявый голос.

— Спасибо, должен буду!

Рабочий, наконец, выпростался из окошка, счастливый, как объевшийся сметаны кот. В руках — целых шесть метчиков, на три прохода. Единица, двойка и тройка. Внешность у этого мужика была запоминающаяся — усатый, подтянутый, с задором в глазах, бабы таких любят.

Одно слово, гусар.

— О! Ученик!

Что же они все заладили, чувствую себя как зверь из Красной книги, ей-богу.

— Любка сегодня противная до ужаса, — доверительно сообщил он мне «ценную информацию» и заговорщицки подмигнул.

Любка, впрочем, не заставила себя долго ждать. В окошке появилась полная женщина за пятьдесят с дулей волос на макушке и ярко крашеными губами.

— Вы на него посмотрите, ученичок! — пропела она, закатывая глаза. — Урвал себе новую одежду! Там Николай сдурел, что ли? Или его опять перекосило?

— Мне он показался отличным мужиком, — я коротко пожал плечами. — За инструментом ведь к вам, теть Люб?

— Какая я тебе тетя, — она обиженно выпятила губу. — Любовь Васильевна, а чтобы тетькаться, это еще заслужить надо. Заходи давай, всем вам от меня что-то надо! Эх…

Ясно, еще один намек на то, что без магарыча тут делать особо нечего. Люба исчезла из окошка, и чуть дальше по стене со скрипом открылась дверь.

— Тебе там особое приглашение нужно? — она высунулась из дверного проема.

Я зашел внутрь, держа под мышкой спецовку, ботинки и майку. Помещение инструменталки оказалось тоже довольно-таки большим. Почти все пространство занимали деревянные пронумерованные стеллажи с множеством ячеек, тоже пронумерованных. Первый такой стеллаж был отведен под измерительный инструмент — тут хранились штангенциркули, микрометры, штангенрейсмасы, угломеры и прочее добро. На втором размещались пробки и калибры. А третий и четвертый занимал сам инструмент — сверла, метчики, развертки, фрезы, резцы и многое другое. В конце кладовой, у того самого окошка, было приткнуто рабочее место Любы, туда она и пригласила меня пройти.

— Так, ты у нас слесарь? — она тяжело плюхнулась на табурет, я даже замер на мгновение, ожидая, что ножки прямо здесь и сейчас прикажут долго жить, но обошлось.

— Слесарь.

— Вот и чудно, — она кивком указала на небольшой деревянный ящик, в котором лежало мое добро на выдачу. — Наставник твой уж заходил, мне половину кладовой перерыл и целый ящик для тебя собрал. Как говорится, получите — распишитесь.

И как-то очень уж довольно на меня посмотрела. Радовалась, что не пришлось самой этот ящик собирать? Или?..

Пока она говорила, я осмотрел содержимое ящика. Тиски на верстак, сверлильный патрон, штангенциркуль, шланг для сжатого воздуха и пневмодрель, пассатижи, молоток, напильник… вот только новым и пригодным из этого добра был только шланг. Остально видало определённые виды. Патрон — со сбитыми зубчиками и без ключа, такой не затянешь. У штангенциркуля сбиты губки, губки тисков болтались. На молоток без слез не посмотреть… Ну и все в таком духе.

Они здесь все сговорились, что ли? Я покосился на Любу, которую, похоже, нисколько не смущал вид инструмента. Наоборот, она так и не стёрла с лица улыбочку. Вряд ли она не понимает, что выдает — хоть и не сама этим орудует, а все-таки сколько лет уже работает. Но бог с ней, с Любой, а наставник? Если это он собирал мне инструмент, то у меня вопросики. Либо мужик даже не смотрел, что покидал в ящик (что вряд ли), либо его жаба укусила. Новый инструмент себе забрал, а ученик и на таком научится. Так, что ли? Песня, в общем. Что же здесь все такие мудрые? Я погремел выданным, повертев в руках поочередно патрон и штанген.

— Ну? Чего как баран на новые ворота уставился? — всплеснула руками кладовщица. — Как что и куда вставлять, нажимать — это у своего наставника спросишь, а мне работать надо! Вон, новая партия тисков ручных пришла, надо разбирать. Так что забирай и шуруй.

Я задумчиво макушку поскреб.

— Любовь Васильевна, — не торопясь произнёс я, — я вот что подумал. Раз наставник уже расписался, то пусть и забирает себе. На таком, что вы даете, только брак делать!.

— Это еще почему? — резко развернулась ко мне она.

Я взял первое попавшееся из этой выставки неликвида — патрон, и показал на него. Выглядел патрон так, будто всю ночь крутился в галтовочном барабане — конус с вмятинами, на гайке зубцы сбиты, кушачки не сходятся до конца.

— Дай бог, если сверло троечку зажмет. А ключ от него где? — я покосился на Любу, выжидая ее реакцию.

Реакцию кладовщица выдала, но предсказуемую. Эх, скучно.

— Ой посмотри, как мы заговорили! — повысила она голос. — И часа не работает, а инструмент ему уже не тот. Это ты где такого нахватался? Бери, что дают, и там уже со своим наставником разбирайся.